Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта - Марсель Брион

Как мы видели, политическая ситуация в Австрии слишком сильно отличалась от того, что происходило во Франции, чтобы на нее могло повлиять движение 1789 года. Шестьюдесятью годами позже промышленная империя окажется почти в таком же положении, что и Франция Луи-Филиппа, и если австрийская революция не привела, как это было во Франции, к смене режима, то это произошло потому, что она была обуздана репрессиями и жестокими мерами подавления, на которые Франция была неспособна, потому что привязанность огромного большинства народа к монархии в Австрии оставалась незатронутой, а также потому, что присущее венцам добродушие помешало этому народу стать по-настоящему революционным.

Индустриальная эра начинается в Австрии около 1780 года; этому предшествовала нараставшая активность в области производства бумаги и шелка, полотна и шерстяных тканей, а также пивоварения. Первые венские бумажные фабрики появляются в Раннерсдорфе в 1732 году, но это пока еще очень мелкие предприятия. Намного более значительны предприятия, построенные Траттерном и Пахтером в 1767 году в Эбергассинге и в 1793 году в Клайн-Нойзидле. Число таких предприятий растет не слишком быстро, и в 1811 году во всей Нижней Австрии было всего восемь бумажных фабрик В противоположность этому предпочтительными отраслями являются бурно развивающиеся в этот период шелковая промышленность и производство предметов роскоши. Число фабрик, производивших пользовавшиеся большим спросом шелка и ленты, выросло за несколько лет с пяти десятков до ста с лишним. В это же время появляются заводы, постоянно вызывающие тревогу у градостроителей и властей, озабоченных здоровьем народа: это предприятия, производящие химические продукты — аммиак, ртуть, краски, а также маслоочистительные заводы, нагло вторгающиеся в предместья, доступ в которые не был запрещен. В городе работали пять тысяч станков для изготовления шелка, шерстяных и хлопчатобумажных тканей, причем подобные станки часто устанавливали даже в жилых домах.

Прогресс, от которого столь многого ждали философы, зачастую приводил к катастрофическим последствиям. В декабре 1810 года были остановлены две трети из десяти тысяч ткацких станков, работавших в Вене, и обезумевшие разорившиеся коммерсанты потребовали помощи от государства, которое, чтобы избавить их от произвола финансистов, организовало правительственный ссудный банк на беспроцентной основе или с минимальными процентными ставками. Эта благотворительная мера нарушила равновесие в имперских финансах — настолько велико было число предприятий, оказавшихся в тяжелом положении или потерпевших полный крах.

Таким образом, вовсе не все было к лучшему в этом лучшем из миров, даже в беспечной Австрии. Экономические преобразования в структуре общества вызвали глубокие изменения в межклассовых отношениях и постепенно разрушали то единство общества, которое, несмотря на различие в уровнях благосостояния, все еще существовало в XVIII веке.

Не проводя явно выраженной антисемитской политики, правительство Марии Терезии не скрывало своих намерений держать евреев в узде и не допускало того, чтобы они занимали слишком значительное место в экономике страны. Последствия этой недальновидной политики пришли в противоречие с самой ее целью. Например, евреям было запрещено заниматься розничной торговлей продуктами питания, которая, кстати сказать, была очень малодоходной и поэтому малопривлекательной. Эта мера вынудила евреев обратиться к торговле деньгами, в которой они преуспевали и которая стала для них источником громадных доходов.

Всему венскому населению, легкомысленному, беспечному, одержимому гурманством, закладывавшему ростовщикам самые жизненно необходимые вещи, чтобы шикарно, в новой одежде отпраздновать день св. Анны или св. Бригитты, ростовщичество казалось спасительной соломинкой в море финансовых трудностей. Даже взимая разорительные для клиента проценты, заимодавец оставался благодетелем, и к его услугам прибегали все чаще и чаще. Постоянными клиентами ростовщиков были прежде всего офицеры, вовлеченные в большие расходы для поддержания своего престижа и оплаты развлечений, так как их жалованье не позволяло ни приобрести роскошную форму, ни держать пару лошадей. Им приходилось занимать деньги, даже если они жили не слишком разгульно и не проводили дни и ночи за игорным столом, но зато имели то, что называют ужасным словом «перспектива», иными словами, богатых родителей, на будущее наследство от которых рассчитывали в самом буквальном смысле слова.

Чиновники получали от государства так же мало, как и военные, к тому же чаще всего даже это мизерное жалованье им платили очень нерегулярно, и в этих обстоятельствах визиты к ростовщику становились печальной необходимостью. Венец, мало склонный к заботам о своих делах, живший сегодняшним днем и не задумывавшийся о завтрашнем, подписывал любую бумагу, которую ему подсовывали. Говорят, что за пользование ссудой в сорок флоринов пражские ростовщики Кореф и Хух требовали с чиновника, получавшего в год пятьсот флоринов, долговой расписки на шестьсот.[132]

Обычной и почти нормальной ставкой были 20 %. При этом бедный служащий, которого, скажем, болезнь вынуждала обратиться к ростовщикам, тут же непоправимо разорялся. Зная об этом ужасном положении вещей, Иосиф II пообещал учредить государственный банк, призванный оказывать помощь оказавшимся в нужде низшим служащим (предполагалось, что высшие чиновники не испытывают денежных затруднений). К сожалению, этот проект так никогда и не был осуществлен. По мере ухудшения финансового положения в результате девальвации и инфляции бумажных денег, которые приходилось печатать во все больших и больших количествах без обеспечения драгоценным металлом (причем печатались они так небрежно, что их без труда подделывали фальшивомонетчики), а также из-за непрерывного ускоренного роста стоимости жизни мелкие чиновники не знали, как свести концы с концами. Неудивительно, что выручавший их на короткое время ростовщик считался благодетелем.

Заметим, что, вероятно, не все венские ростовщики были евреями и что неевреи, торговавшие продуктами питания после введения новых полицейских правил, вовсе не были филантропами. Однако репутация детей Израиля в этой ультракатолической стране была достаточно плохой, и в 1670 году был издан декрет о выселении евреев за пределы Вены. При правлении Иосифа II этот суровый декрет был смягчен в том смысле, что любой еврей, либо имевший заслуги на государственной службе, либо ссужавший государство деньгами, получал право на привилегии. Власти терпимо относились к евреям, посвящавшим себя промышленной деятельности и строительству фабрик. Так, в начале XX века в столице империи насчитывалось несколько сот евреев, постоянно проживавших в городе, и несколько тысяч проживавших временно, в связи с деловой необходимостью.

Похоже, что эти индивидуальные исключения стали очень многочисленными, поскольку император в 1808 году отдал распоряжение о проверке всех актов о привилегиях. Однако в этот период евреи составляли незначительный процент от общего венского населения: за десять лет терпимостью властей воспользовались всего сто тридцать еврейских семей, но их сопровождало такое множество прислуги и наемных работников всякого рода, что это вызвало тревогу у австрийцев, склонных видеть в них опасных конкурентов. И тогда власти надумали обложить их налогом на проживание, составлявшим первоначально тридцать крейцеров с человека за две недели. Всего за восемь месяцев этот налог принес доход в сумме более пяти тысяч флоринов. В дальнейшем он постоянно увеличивался.

Хотя евреям было запрещено торговать продуктами питания, в 1816 году им разрешили продавать зерно, слухи о плохом урожае которого приводили в ужас венцев, потреблявших в большом количестве хлеб и кондитерские изделия. Лазарь Бидерман даже удостоился благодарности императора за успешную деятельность в области импорта зерна, а Герц стал первым евреем-поставщиком армии.

Поскольку евреям пока еще запрещалось приобретать недвижимость из опасения, как бы они не стали спекулировать на дефиците жилья, такие еврейские предприниматели первых десятилетий XIX века, как Мозес Лакенбахер, Маркус Лейдендорф и Соломон Герц, прибегали к услугам подставных лиц. Финансовые трудности, которые империя испытывала в результате войн, вынудили государство обратиться к богатым банковским воротилам, чтобы спасти государственную казну. Такие выдающиеся государственные деятели, как Меттерних, предлагали компенсировать щедрость этих дарителей или заимодавцев предоставлением им дворянства.

Именно так богатейшие банкиры Ротшильды, Арнштайны, Эскелес, Либерман, Герц стали рыцарями и баронами. После получения ими этой привилегии становилось все труднее отказывать им в назначении на административные должности. Первой жертвой этой политики стало приносившее крупные доходы государству управление табачной монополией (импорт иностранных табаков был запрещен, и австрийский табак навязывался, например, Италии, что вызвало большое негодование итальянцев в эпоху Рисорджименто{51}). Судьбы курильщиков определял назначенный имперским и королевским советником Аарон Хёнг фон Хёнигсберг.