Морское кладбище - Аслак Нуре

class="p1">Она отперла дверь – в лицо им ударил тяжелый запах пыли и спертого воздуха – и остановилась, одной рукой держась за косяк.

Они огляделись. В помещении царил хаос, похоже, уборки здесь не было много лет. На полках стояли одинаковые, никак не помеченные папки, пол был заставлен большими картонными ящиками, даже пройти трудно.

– Ну вот, наслаждайтесь архивами, – сказала Марта.

В окошко на одной из стен Саша видела, как она свернула за угол и пошла обратно к дому.

– Красивая, да? – сказала она.

– Согласен. Только действует резковато, верно? – ответил Джонни, и Саша с волнением почуяла легкий укол злорадства.

Она сняла с полки одну из папок. С пометкой «1896–1898», полную приказов, платежек, отчетов и пожелтевших писем.

– «„ГПК“, переписка, главная контора, январь-март девяносто шестого». Если все разложено по порядку, задача не такая уж и трудная, – сказала она. – Надо просто отыскать корреспонденцию за сороковой год, точнее с октября и до конца года. Там и должен лежать договор между Большим Туром и адмиралом Караксом.

Джонни хмыкнул и потер подбородок.

Они поделили задачу и принялись за дело. Джонни искал в ящиках на полу, а Саша пыталась найти систему среди папок на полках. Все оказалось не так-то просто. Во-первых, только папки первых десятилетий – с 1896-го по 1918-й – были помечены на корешке. Дальше архив обернулся лабиринтом. Корреспонденция по-прежнему была разложена поквартально – январь-март, апрель-июнь, июль-сентябрь, октябрь-декабрь, – но год указан не был, и, чтобы его установить, приходилось заглядывать в каждую папку. В квартальной переписке главной конторы речь шла обо всем на свете: о постройке судов, о проблемах поставок или о сотрудничестве по поводу стипендий для «особо одаренных детей» с бергенскими благотворителями из «Доброго намерения».

Она посмотрела на Джонни. Надев большие наушники, он систематически просматривал папки. Почему он так увлечен этим? В нем сквозило что-то военное – телосложение и манера сканировать взглядом помещение, – но одновременно и что-то в корне контрастировало с манерами, знакомыми ей по военным приятелям отца и брата. Может, курсы русского? В нем чувствовалось нечто улично-озорное, азартное, что она никак не связывала с военными, которых знала. Разведка? Надо найти повод выспросить.

– Джонни?

Саша просмотрела уже несколько метров полок, занятие нудное, но необходимое, в котором она имела значительный опыт.

– Да? – Он снял наушники.

– Тебе попадалась корреспонденция сорокового?

Он покачал головой.

– Тут сорок первый-сорок шестой. Надо искать дальше.

Ей осталось просмотреть папки на торцевой стене. Она начала сверху, слева направо, снимала папки одну за другой, проверяла год. 1929-й. 1937-й. 1931-й.

Документы 1940 года обнаружились в самом низу, в углу. Сонливость как ветром сдуло. «„ГПК“: Четвертый квартал 1940 года, октябрь-декабрь».

– Джонни, – окликнула она.

Он снял наушники, спросил:

– Что?

– Смотри. Кажется, я нашла.

Джонни подошел к ней.

– Вот то, что мы ищем. Начинается тут. Первого октября сорокового года, в этот месяц случилось кораблекрушение.

Она думала о письмах из рукописи, между дир. Туром Фалком и адмиралом Отто Караксом, датированных 21.10.1940, «касательно перевозок немецких войск».

– Ба! – весело послышалось у них за спиной.

Оба вздрогнули и резко обернулись к двери. Высокий морщинистый лоб Ханса Фалка, опаленный солнцем пустыни в последней его поездке на Ближний Восток, отливал бронзой.

– Александра Фалк и Джон Омар Берг, – сказал он. – Блистательная пара, если позволительно так сказать. Ты что, выставила своего правого социал-демократа за дверь, Саша?

Она вздохнула.

– Он в отпуске с девочками в Провансе.

Ханс фыркнул.

– Когда люди начинают отдыхать по отдельности, брак обычно заканчивается, поверь мне.

– Н-да, ты у нас спец по неудачным бракам, – ответила она, – как и по полевой анестезии и курдской борьбе за независимость.

Он огляделся.

– Что вы ищете?

По дороге она много думала о том, как ответить на этот самый вопрос.

– Во время SAGA Arctic Challenge я буду рассказывать о бабушкиной жизни и писательской деятельности, так что сейчас меня интересуют подробности последнего рейса «Принцессы». Про работу Джонни ты сам знаешь.

– Никогда раньше не видел этого человека, – пошутил Ханс. – Но со времен на Ближнем Востоке до меня дошли слухи, что на него нельзя положиться. Нашли что-нибудь интересное?

Саша быстро покосилась на Джонни.

– Пожалуй. Нам бы нужен еще часок.

– Ни в коем разе! – перебил Ханс. – В главном доме готовят свежую треску. Продолжите завтра. В этом архиве с семидесятого никто не бывал, и, если б не вы, он бы так и стоял нетронутым еще лет сорок пять.

Глава 27. Никого нет в живых

Джонни спустился к швейцарской вилле. До сих пор фишки ложились в том порядке, как он рассчитывал: Григ отдал ему рукопись, Саша проглотила приманку, историю с компрометирующими материалами о семействе Фалк. И это только начало, он не сомневался.

Интерьер столовой у бергенцев был, мягко говоря, многообразный, как в большом городе, где в архитектуре соседствуют друг с другом времена расцвета и упадка. Морское наследие семейства Фалк являло себя на цветастых обоях темными акварелями со шхунами, в тяжелых золоченых рамах, а их упадок и экономические проблемы были заметны по жуткому холоду в доме. На полу по всей комнате разбросаны пастельных цветов детские игрушки, тут же рядом покосившиеся, переполненные икейские стеллажи, забитые романами в стиле магического реализма в изданиях книжного клуба, неприбранный кухонный стол, заваленный недочищенной морковкой и травами, да вдобавок посеревшие бюсты Ленина и Карла Маркса на подоконнике.

– Пойду уложу Пера, – сказала Сюнне.

Чувствуя легкий запах пеленок, Ханс поцеловал мальчика на сон грядущий, потом подругу в волосы, а затем обернулся к Саше и Джонни.

– Тридцать пять лет отец младенцев! – Он развел руками. – Тридцать пять лет. Представляете?

– Смахивает на мазохизм, – сказала Саша.

– Да уж, Саша, чертовски здорово, что ты приехала, – продолжал он, положив руку ей на плечо.

Джонни заметил, что в его аристократичный бергенский лексикон проникла некоторая грубоватость, наверняка сознательный или бессознательный прием выстраивания собственного имиджа.

К ним подошел долговязый атлетичный парень в тренировочном комбинезоне, с собранными в хвост угольно-черными волосами, поцеловал Марту.

– Сашу ты знаешь, а это Джонни, – представила та. – Это Иван, мой муж, художник по инсталляциям, у него здесь мастерская.

Иван молча кивнул.

– Как вы, собственно, познакомились? – спросила Марта, она стояла, прислонясь к кухонному столу, с бокалом вина в руке. – Ну то есть ты, папа и Джонни?

– В Бейруте. – Ханс по-мужски хлопнул Джонни по плечу. – Я очень быстро сообразил, что этот парнишка создан для большего, чем журналистика. Другие журналисты сидели в основном по гостиничным холлам, а Джон был на поле боя. Тогда