Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни (ЛП) - Гриффит Джордж

В ту ночь, как и полагалось, мы долго и весело пировали в большом зале бурга, и Ансельм рассказывал нам удивительные истории о том, как поколение за поколением викинги приходили к английским берегам, не только из Скандинавии, но и из другой земли, завоеванной ими на юге, называемой Нормандией, откуда внук сурового конунга Хрольф Пешеход повел огромную армию на завоевание Англии и обратил в рабство саксонскую деревенщину южной Англии, заслужив себе имя «Завоеватель», под которым он известен и по сей день.

Он также рассказал, что король Англии Ричард Львиное сердце, правнук того завоевателя, уже движется на священную войну. Когда мы услышали это, имя Ричарда Львиное сердце вырвалось у каждого воина, наши крики сотрясли стены и крышу большого зала, и тут же мы поклялись, что не будем служить никакому другому вождю, кроме того, в чьих жилах течет настоящая кровь конунгов — морских королей.

На следующее утро мы вышли в море, и Ансельм Линдисфарнский отплыл с нами. Когда мы выходили из фьорда, его братья-монахи встали на своем кораблике вокруг большого медного креста и благочестиво простились с нами, распевая «Te Deum» [ «Тебя, Господь, славим!»] на сладкозвучной церковной латыни, пока наши длинные корабли проносились мимо них.

Много дней под парусом и на веслах мы шли на юг, догоняя лето, покидавшее северные земли, и посещая по пути прибрежные города и поселки, но не как морские разбойники, какими мы были во время нашего путешествия на север, а в мирном обличье добрых воинов-крестоносцев.

В Италии и на Кипре мы купили лошадей для нашего отряда, а в Ларнаке мне посчастливилось найти угольно-черного жеребца, достойного носить имя моего старого боевого коня, достаточно сильного, чтобы выдержать самого Ричарда Львиное сердце. И на Кипре же я нашел светло-гнедую лошадку, на спине которой Бренда, вся в доспехах, выглядела самым изящным рыцарем, когда-либо отправлявшимся на войну, даже в те времена, когда это не казалось необычным, что знатные дамы и девушки надевают рыцарские доспехи и скачут со своим сеньором или возлюбленным, куда бы честь ни позвала его.

С Кипра мы отправились в Сирию и высадились в нескольких сотнях метров к северу от Акко, как раз вокруг которого тогда бушевала вся война. Турки, как тогда стали обычно называть мусульман (так как они не были ни настоящими арабами, ни верными последователями пророка, а лишь чужеземными и беспородными еретиками, в руки которых опозоренный скипетр ислама перешел в результате раздоров и продажности), владели городом, который, как вы знаете, расположен на мысу.

За городом крестоносцы выстроили осадный лагерь от моря до моря, а еще дальше за ним со стороны суши против нас расположились войска великого Саладина. По воле судьбы мы прибыли с хорошо нагруженными кораблями как раз вовремя, чтобы спасти лагерь от голода, так как крестоносцы были доведены до такого тяжелого положения, что рыцари были вынуждены убивать своих лошадей, чтобы поесть мяса.

В то время как последние дни осады подходили к концу, я выводил своих викингов-рыцарей на равнину и проводил необходимые тренировки, и вскоре они доказали свое мастерство и силу во многих ожесточенных стычках с турками. Затем Акко пал, как вы знаете, измученный голодом и тяготами двухлетней осады. Но едва удалось достичь этого первого и величайшего триумфа, как выигравшие этот приз перессорились между собой и в самый час успеха принесли крах и провал всему делу.

Сначала Леопольд Австрийский, а затем лже-Филипп Французский в нарушение клятвы покинули знамя креста. За ними последовали другие, менее влиятельные, но столь же лживые, пока, наконец, один Ричард не остался во главе армии, в которую половина европейских народов внесла свои национальные раздоры и жалкую зависть, что заставило их почти так же часто и охотно обнажать мечи друг против друга, как и против тех, с кем они пришли сражаться.

Пока осада не закончилась и город не пал, я не видел и не разговаривал с этим «самым добрым рыцарем христианского мира», как все называли Ричарда, потому что затяжная болезнь удерживала его на носилках и в хижине, из которой он руководил осадой. Но, наконец, 22 августа, в год, следующий за тем, как я проснулся на троне Птаха, по лагерю и городу разнеслась весть о том, что король приказал на следующий день выступить в поход на Аскалон.

Порядок похода был на юг вдоль берега через Хайфу, Кесарию и Яффу, при этом флот должен был прикрывать армию с моря на некотором расстоянии от берега. Так как ярл Ивар и я, как и большинство других вождей, следовали собственным советам, которые считали наиболее разумными, мы решили, что он должен взять на себя командование нашими драккарами, в то время как Бренда, молодой Ивар и я повели наш конный отряд перед основной армией, чтобы прокладывать для нее дорогу, и именно при выполнении этой задачи удача войны впервые свела меня лицом к лицу с Львиным сердцем.

Ближе к ночи мы вышли на ровную травянистую равнину, окруженную с суши и моря низкими округлыми холмами и сужающуюся к югу. Я достаточно знал восточную войну, чтобы понять, что это именно то место, которое Саладин выбрал бы для ночной атаки, если бы ему удалось запереть там тяжеловооруженных крестоносцев. Поэтому я послал разведчиков вдоль западных холмов, и вскоре, как я и ожидал, они вернулись с сообщением, что вся местность за холмами кишит мусульманскими солдатами.

Я отвел свой отряд со входа на равнину туда, где почти поперек нее тянулась невысокая гряда холмов, а затем расставил часовых вдоль возвышенности и послал пару легковооруженных всадников, хороших наездников, обогнуть восточные холмы и сообщить Ричарду новости, после чего стал ждать сражения.

Солнце зашло, и полная луна медленно поднялась за восточными холмами, и как раз в тот момент, когда ее широкий красный диск всплывал над гребнем, с вершины небольшого холма я увидел темную фигуру всадника, так четко очерченную на фоне света, что я мог разглядеть его длинное копье, похожее на черный волосок поперек фигуры.

Мгновение спустя всадник исчез, а когда полный диск поднялся и залил равнину потоком бледного света, свет заиграл на линиях блестящей стали, сверкая тысячами точек, как рябь на залитом лунным светом море. Это был авангард крестоносцев, и, как я узнал следующим утром, во главе его ехал сам король Львиное Сердце.

Сверкающие линии шли ярким упорядоченным массивом, как на турнирном поле или на плацу, а не во враждебной стране в непосредственной близости от огромного войска, возглавляемого таким искусным вождем, как Саладин. Из этого я понял, что Ричард понял мое послание, хотя, без сомнения, немало удивился ему, так как до сих пор он ничего не знал ни обо мне, ни о моем отряде, кроме донесения о некоей банде вольных вояк, пришедших с далекого севера, несомненно, в поисках не более высокой награды, чем добыча или выкуп.

Когда они добрались до середины равнины, все еще непринужденно двигаясь свободным, открытым строем, как будто думая о чем угодно, но не о мрачном деле войны, по всей линии восточных холмов без предупреждения разразился тот длинный, пронзительный боевой клич ислама, который был так хорошо мне знаком, и с холмов покатилась быстроногая конница Саладина, волна за волной бесчисленными рядами, пока я не подумал, что этот могучий поток никогда не закончится. Словно бушующий океан, выплеснувшийся на берег, они катились яростной волной ненависти и отваги по узкой равнине.

Наблюдая за их наступлением со своего наблюдательного пункта, я почувствовал, как старое пламя боевой ярости, как всегда, запылало в моей груди, кровь закипела, и каждый нерв и мускул покалывал и дрожал от ее жара, и со всем пылом, рожденным воспоминанием о моих многочисленных битвах, я с нетерпением ждал, когда наступит момент для нашей атаки.

Сверкающие ряды крестоносцев развернулись навстречу туркам. Стрелы из луков и арбалетов густо и быстро полетели в освещенном луной воздухе. Я видел множество всадников-мусульман, свисающих с седла, и скачущих туда-сюда лошадей без наездника, доведенных до безумия колючими стрелами в боках и в груди.