Легенды Дерини - Кэтрин Куртц

— Это слова историка или капитана наемников?

— Обоих. А также владетеля Кэйр Керилла и возлюбленного Кариссы. Ты родич королей, Нигель. Ты можешь говорить о морали по праву рождения. Но я всего лишь наемник из приграничья; мы видим вещи в разном свете. Я не считаю себя важной персоной. Я никто. Был никем даже при Шальмире. Даже в тот день, когда мы выгнали вас из Гуинского замка и сожгли у причала все ваши корабли. Господи, как же я ненавижу это место. Ваш собор, и вашего Бога, и все величие Халдейнов.

Он принялся натягивать перчатки.

— Я не желаю быть частью всего этого. Что бы ни случилось завтра, меня здесь не будет. Я останусь вдалеке. Я страшусь за нее, но не в силах ничем помочь… Забудь обо мне, Нигель. Молись за своего племянника. Я не желаю больше находиться в этой проклятой церкви. Призрак на пиру… это моя лучшая роль. Но я ухожу. Забудь обо мне… Так и быть, я избавлю тебя от пышного исчезновения на деринийский манер.

Серебристый свет погас, и Фалькенберг сделал шаг в сгустившуюся тьму. Когда глаза Нигеля Халдейна вновь привыкли к полумраку, перед ним уже не было ни души.

Кубики Старшей Защиты, установленные вокруг ее покоев, вспыхнули, меняя цвет с белого на ярко-красный, а затем единожды полыхнули бледно-лиловым, и понемногу угасли до тусклого, сонного зеленого свечения. Нечто вроде подписи. Это было первое, чему он ее научил: разрывать защиты и проходить через Порталы. Не сводя взгляда с зеркала, она ждала его появления. И вот он оказался у нее за спиной, в окружении тающих отсветов синеватого свечения Портала, игравших на черной ткани плаща. Она, не прерываясь, расчесывала невесомые светлые пряди.

— Кристиан.

— Моя госпожа. — Улыбка казалась натянутой, а лицо напряженным.

В зеркале она взглянула на его отражение и нахмурила брови.

— Ты рисковал. Что если бы я оказалось не одна?

Фалькенберг пожал плечами.

— Могло выйти куда более неловко, если бы о моем появлении тебя известила стража, не так ли? — Он огляделся по сторонам. Это были боковые, не парадные покои. — На самом деле, у меня есть ширал. И ты осталась одна. Наконец-то.

Она по-прежнему смотрела в зеркало.

— И как многое ты видел? — В ее голосе гнев боролся с обреченностью.

— Не все. Пока я этого не вижу, то не должен никого убивать. — Развязав плащ на горле, он отшвырнул его в сторону. — Мне нужно было прийти сюда… увидеть тебя. Этой ночью. Сегодня.

Она уронила гребень на туалетный столик.

— Прости, — промолвила Карисса. — Плохое у нас вышло прощание, верно? В итоге, я всегда причиняю тебе боль.

— Нет… — Фалькенберг приблизился, щекой прижимаясь к ее волосам. Он тоже смотрел в зеркало на их отражение и видел на лицах одинаковую усталость. — Нет, я должен был увидеть тебя. Прежде чем наступит завтра. — Руки скользили по ее плечам, ощущая нежную плоть под тонкой лазурной тканью. Закрыв глаза, он отвернулся. — Никогда раньше не видел, чтобы ты спала в ночной сорочке. Ты не любила никаких одежд по ночам.

Карисса ухватилась за его руку.

— Когда-то, давным-давно, — прошептала она, — был человек, с которым мне нравилось спать обнаженной. Когда-то давно.

Пальцы Кристиана выскользнули из ее ладони, и он опустился на табурет. Когда она взглянула на него, то увидела на лице ледяную гримасу отвращения.

— Детка! — поморщился Фалькенберг. — Этот юнец-недоумок зовет тебя «детка»!

Карисса покачала головой.

— Господи Боже! Ты ведь никогда прежде ничего не говорил. Ты никогда не возражал против того, что я задумала.

— Но сегодня — это сегодня. — Его голос был не громче шепота. Он ощущал, как все это давит на него: пустота, любовь, беспомощность и предощущение трагедии, витающее в воздухе. — Уже завтра ты будешь на коронации и бросишь вызов Моргану и Халдейну. И ты будешь там с ним, детка! Он — Хоувелл, он уничтожит тебя, или предаст. Он тебя подведет. В конечном итоге он обернется против тебя.

— Знаю. Я все это знаю. Он нужен мне. Еще совсем недолго. — Она стиснула его руку. — А потом…

— Карисса… — Голос Фалькенберга был полон мольбы. — Он в соседней спальне. Я мог бы… Карисса, позволь мне убить его. Прямо сейчас, а не когда-нибудь позже. Позволь мне убить его ради тебя. Я мог бы сделать это с легкостью, вот так. — Рука его вспорхнула, и стилет мелькнул в ладони. — Я убью его, и завтра сам выйду на поединок в соборе святого Георгия. Карисса… Прошу тебя!

Она уткнулась лбом ему в плечо.

— Нет, не могу. Ян — опытный фехтовальщик, а ты нет. Аларик Морган разрежет тебя на куски.

— Все пойдет наперекосяк. В Ремуте это чувствуется повсюду. По всему собору на стенах написано — ловушка… Я всегда знал, что под конец не сумею тебя защитить. Я могу выступить против Моргана ради тебя, — это все, что я способен предложить. Я не хочу, чтобы завтра ты погибла. Этот проклятый красавчик Ян подведет тебя…

Он заставил Кариссу взглянуть ему в глаза.

— Позволь мне убить его. Я могу провести в собор две сотни наемников. Существуют Порталы, о которых не знают ни Халдейны, ни Морган. У меня имеются изначальные планы всего Ремута, собора и замка. Камберу Мак-Рори удалось провести Реставрацию всего с парой дюжин михайлинцев. Я могу собрать в этой церкви своих людей. Пока все молятся, мы перебьем вельмож, уйдем в подземелья замка и удержим внутреннюю крепость. Я делал нечто подобное в Форсинне и в эмиратах. Позволь мне повторить то же самое сейчас. Или дай вызвать Моргана на магическую дуэль. Разреши мне это. Убить Хоувелла, выступить против Моргана… Карисса!..

— Нет. — Карисса потянулась, чтобы кончиками пальцев смахнуть слезы, что текли у него по щекам. Она зажмурилась. — Все должно быть проделано согласно обряду. Я желаю их гибели, — но церемонии прежде всего. Я претендую на гвиннедский престол. И хочу, чтобы во мне видели истинную королеву. Мне нужен Защитник, а ты не устоишь перед Морганом с мечом в руке. Я люблю тебя и не желаю твоей гибели. Я обязана сделать это. Я та, кто я есть. Но ты — единственный, кого я когда-либо любила; ты не орудие и тобой нельзя пожертвовать. Я не позволю, чтобы ты погиб ради меня.

— Проклятье, — воскликнул он. — Проклятье! Это же мое дело! Я был твоим возлюбленным, и десять лет ты дарила мне себя, была всем для меня, а теперь я предаю тебя; я не в силах тебя защитить. Единственное, что я могу — выступить в твою защиту. Даже Имре сделал это для Эриеллы… — Он отвернулся.

— Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Я пытаюсь предложить тебе мой меч и мою жизнь. Я не хочу, чтобы ты видела, как я предаю тебя. — Лицо Фалькенберга было липким от слез. Он уставился в стену.