Семь печатей тайны (главы из романа) - Константин Мзареулов

Николай. 13/VII-38 г.

- Это не фальшивка,- тихо сказал Кольцов.- Письмо пришло в наркомат обороны в начале августа. Военные испугались и переслали нам. ОСОТ начал расследование, но прежний нарком приказал считать автора провокатором. - Ублюдки,- с глубоким чувством изрек Меркулов.- Всех вас полагалось бы выгнать к чертовой матери. Сегодня утром Лаврентий Павлович вызвал меня и объявил, что нашел в сейфе это письмо. Оказывается, где-то в нашей стране живет ясновидящий, который аж пять месяцев назад предсказал, на какую должность будет назначен этот идиот Ежов. А вы уверяете нас, что письмо написал прокурор Ахметзянов, который был арестован в марте! Андрей начал оправдываться: дескать, бывшего товарища прокурора притягивали к этому делу башкирские следователи. Начальник ГУГБ грозно пообещал, что разгильдяи из Уфы получат по заслугам, но никакие наказания не помогут найти дядю Колю. Похоже, руководству очень хотелось заполучить человека, способного предсказывать будущее. - Вот что, капитан, отыщите его любой ценой,- Меркулов стукнул кулаком по столу.- Иначе вам даже нарком водного транспорта не позавидует. - Всеволод Николаевич, мы наметили план мероприятий,- пролепетал Кольцов.- Но понадобится много людей - оперативники, криминалисты. К счастью, у него в кармане оказалась бумага, которую осотовцы составляли перед самым вызовом Андрея к начальству. Прочитав эти наброски, комиссар немного подобрел, хотя буркнул, что этим следовало заняться еще в августе. - Работайте,- сказал он на прощанье.- Все территориальные органы получат приказ помогать ОСОТ. Только найдите его.

Москва. 7 декабря 1938 года.

Около половины десятого в комнату, где сидел Садков, без стука пошел рослый плечистый человек лет сорока, одетый в военную форму. Краповый цвет петлиц указывал на принадлежность к органам ГУГБ, а три шпалы говорили, что он носит звание майора госбезопасности, которое соответствовало армейскому полковнику. - Вах, это вы,- сказал гость и, бросив шинель на свободный стул, полез обниматься.- Я так и думал, что вас встречу. - Кадаги...- воскликнул искренне обрадованный Садков.- Откуда вы взялись? - Откуда, откуда... из коридора! В дверь заглянула Гладышева, скептически оглядела сцену бурной встречи и строго сказала: - Антон Петрович, придется отложить ваши нежности. Только что звонили из канцелярии. К нам идет новый начальник отделения. - Я уже пришел,- весело сообщил майор Дастуриев.- Зовите сюда всех сотрудников. Поперхнувшись, Вера исчезла, а Кадаги потребовал, чтобы Садков доложил о деятельности ОСОТ за последние полтора десятилетия. К концу отчета собрались остальные. Дастуриев познакомился со всеми, посетовал на малочисленность личного состава, коротко пересказал свою биографию. - Мы вас искали,- сообщил Антон Петрович.- Сразу после гражданской войны. Из Грузии ответили, что такой неизвестен. - Я был на конспиративной работе. - Ваши способности восстановились? - с надеждой спросил Садков. Дастуриев помрачнел и вполголоса ответил, что за эти годы дар возвращался к нему всего четыре раза. Оставив неприятную тему, майор предложил заняться делом дяди Коли, которое особенно занимало высших руководителей НКВД. Он одобрительно выслушал соображения сотрудников, однако сделал несколько деловых замечаний. - Не обязательно, чтобы он был малограмотным и беспартийным,- сказал Дастуриев.- Может быть, нарочно так писал, хотел нас ввести в заблуждение. И совсем не обязательно получать удар по башке. Многие кадаги имеют такой феномен от рождения. Как я, например. По почерку искать пытались? Любившая блеснуть перед начальством Гладышева принялась докладывать, что криминалистические службы проверяют почерка всех жителей Башкирской и Татарской автономных республик, а также Свердловской, Оренбургской, Пермской и прочих соседних областей. На случай, если дядя Коля диктовал письма ребенку, проверяются также школьные сочинения. - Теперь у нас есть новая зацепка,- перебил ее Кольцов.- Мы знаем несколько дат, когда автор писем оказывался в больших населенных пунктах. Составляется список всех, кто в эти дни находился в командировках. Но главные надежды возлагаем, конечно, на остров. - Какой остров? - насторожился Дастуриев.- Почему я не знаю? - Так вам еще главного не сообщили...- Андрей заулыбался.- Вчера пришло новое письмо от дяди Коли. Он назначил нам встречу.

Бармак. 19 декабря 1938 года.

- Еще немного - и будет гоголевский сюжет,- заметил Воронин.- Ночь перед Рождеством. Дастуриев фыркнул: - Еще два дня - и будет день рождения товарища Сталина, а я не смогу лично поздравить его из-за этой экспедиции. - Вы знакомы? - благоговейно прошептал Кольцов. - Кавказ - он маленький, все друг дружку знают,- Майор пожал плечами.Ну, пошли. Декабрьские холода заморозили речку Малый Зилим до самого дна. Четыре осотовца уверенно зашагали по прочному льду к островку по имени Бармак, куда завтра в полдень обещал явиться дядя Коля. Здешние места обезлюдели лет двадцать назад, когда красные отражали колчаковское наступление. Население так и не вернулось в разгромленные артиллерией деревушки, и лишь изредка появлялись в этих краях лесозаготовщики, а в последнее время разворачивались работы по строительству нефтепровода. Чтобы исключить неожиданности, Дастуриев перекрыл весь район плотной сетью наблюдательных постов и патрулей. Несколько десятков оперативников госбезопасности рассеялись по окрестным лесам, маскируясь под бригады охотников, геологов, лесорубов, нефтяников. Никто не смог бы незамеченным проскользнуть мимо стольких глаз, да к тому же за минувшие четыре дня никто и не пытался приблизиться к острову... Преодолев неширокую полосу неровного льда, покрытого рыхлым слоем снега, они нырнули в ближайшую избу. Поежившись, Садков опасливо сказал: - Холодно будет, до утра окоченеем. А к полудню и вовсе не доживем. - Огонь разводить не разрешу,- сразу предупредил майор.- Греться будем водкой и разговорами. Однако мороз крепчал, и первым, уже через час с небольшим, не выдержал суровый хевсур, разрешивший растопить печь. Рассудили, что дым из трубы не должен спугнуть дядю Колю - старик наверняка подумает, что на Бармаке заночевали работяги, которые во множестве бродят по окрестностям. К тому же подозреваемый не сможет приблизиться к острову на расстояние, с которого можно разглядеть огонь в печи - любой посторонний человек будет немедленно задержан. По сто грамм и даже больше они, конечно, приняли. Тепло в совокупности с алкоголем клонило ко сну, чего нельзя было допускать. Петь тоже не стоило, поэтому завязался разговор. Умудренный печальным опытом Кольцов заявил, что сейчас, по логике вещей, снова должны появиться космические пришельцы. - Загипнотизируют нас и заберут дядю Колю,- сказал Андрей. Майор свирепо ответил: - Появятся чужаки - огонь без предупреждения. Пользуясь моментом, Садков поделился воспоминаниями об экспедициях с других планет, которые самым бессовестным образом воруют феноменов из-под носа земных контрразведчиков. Затем сказал, не скрывая осуждающих интонаций: - Напрасно мы закатили эту облаву. Надо было сделать, как он просил. Пришел бы сюда один человек, провел бы беседу, узнал по-хорошему, чего дядя Коля хочет... - Правильно говорите,- неожиданно согласился Дастуриев.- Только руководство решило по-своему. Я пытался возражать, но меня даже слушать не стали. Приказали: взять его и держать под строгим надзором, пока не сбудутся еще два-три предсказания. - Зачем? - удивился Егор. - Если он сможет делать правильные пророчества, сидя в одиночной камере и без связи с внешним миром, это будет означать, что дядя Коля на самом деле видит будущее. Пожав плечами, Кольцов заявил: дескать, лично он и без дополнительной проверки убежден, что автор писем обладает даром ясновидения. "Начальству виднее",- хохотнул Воронин. Потом они обсудили судьбу арестованного еще весной Шифера и согласились, что на пощаду разжалованный комиссар рассчитывать не может. Надо же было такое ляпнуть, да еще в присутствии десятка больших чинов ОГПУ: мол, товарищ Сталин в гражданскую войну проявил себя мягкотелым интеллигентом, даже ни одного приказа о расстреле заложников не подписал. Правда, сказаны эти слова были в середине двадцатых годов, но столь малозначительное обстоятельство никак не могло отразиться на вердикте трибунала. Дастуриев, который мрачно прислушивался к их почти крамольной болтовне, вдруг заявил: - Меня беспокоит наш феномен. Не зря он прибегает к такой конспирации. Я селезенкой чувствую - старик успел обжечься и напуган. Он пытался стать пророком, но люди не поняли его. Возможно, у него были неприятности с этой стороны. - И поэтому он живет в глуши, лишь изредка наезжая в большие города,подхватил Садков.- Дядя Коля боится людей. - А я боюсь за него.- Начальник ОСОТ встал на ноги.- Обратите внимание, феномен становится сильнее, с каждым месяцем он видит все больше подробностей. - Что же здесь страшного? - не понял Кольцов. Майор торопливо застегнул тулуп, подтянул ремень, после чего заговорил, и от волнения его акцент стал сильней обычного: - Не забывайте, я сам - из рода, в котором было много феноменов. Я встречал много разных необычных людей и точно знаю: дар становится тем сильней, чем ближе смерть. И я подозреваю, что ему осталось жить совсем немного. Остальные осотовцы готовы поверить ему на слово, но не совсем понимали, из-за чего начальник порет горячку. Майор, сокрушенно качая головой, объяснил, что дядя Коля наверняка предвидел их засаду на острове, а потому не станет сюда приходить. С этими словами он вышел из развалюхи и направился к соседней избе, на крыше которой сохранился обломок флюгера. Если верить последнему письму феномена, именно в эту хату сегодня в полдень должен был явиться объект их многомесячной охоты. Поиски оказались недолгими - на печке лежал запечатанный почтовый конверт. Аккуратно надорвав бумагу, Дастуриев достал сложенный вчетверо листок. Текст послания был написан знакомым детским почерком: