Здравствуйте, пани Катерина! Эльжуня - Ирина Ивановна Ирошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В апреле сорок четвертого года приехала, наконец, за мной новая „мутти“. Была она полной противоположностью моей матери: невысокая, дородная, с темными волосами. Каждая приезжающая „мутти“ имела уже предназначенного для нее ребенка и не могла выбирать другого. Моя опекунка, узнав, что я здесь с сестрой, хотела сразу забрать нас обеих. Но ей не позволили этого. Нас с сестрой намеренно разделили так далеко, чтобы мы никогда не встретились.
Расставшись с четырехлетней сестричкой, я уехала туда, где жила семья моих новых опекунов, а именно в Стендаль, в Мекленбурге. Сестра же моя была отдана через месяц в немецкую семью Шольм, которая жила неподалеку от Вены… Выдавали нас за немецких детей, осиротевших во время бомбежки Германии. В моей метрике сохранена была только дата рождения. Называлась я Алиция Виттке. И местом рождения моего указан был город Стендаль.
Через год мои опекуны удочерили меня по закону, и стала я называться Алиция Луиза Дааль. Была единственным ребенком в семье моих названых родителей».
…В мае 45-го года вернулась домой, пережившая Освенцим и Равенсбрюк, Галина Виташек. И, узнав о том, что две ее дочери похищены немцами, начала трудные, длительные их поиски.
О том, как были найдены Виташкувны, рассказывает доктор Роман Храбар в своей книге «По какому праву?». Он был в течение нескольких лет уполномоченным представителем польского правительства по делам возвращения похищенных гитлеровцами детей.
Доктор Храбар говорит, что в этом случае помогло распоряжение шефа Главного управления расы и поселения СС от 17 сентября 1942 года, суть которого заключалась в том, что от прежней польской фамилии онемеченного ребенка оставались неизменными лишь три-четыре первоначальные буквы. Правда, это было правилом не без исключений.
Фамилия — Виташек. Три первые буквы — ВИТ. Тщательно просматриваются списки детей, которые — это установлено — похищены в свое время гитлеровцами. Но национальность которых еще не удалось установить. Круг постепенно сужается, ограничиваясь несколькими фамилиями, начинающимися с трех букв: ВИТ. Среди них — две одинаковые фамилии: Виттке. Они принадлежат двум девочкам — погодкам. Звучание их имен: Алиция… Дора… отдаленно напоминают: Алодия… Дарийка… Даты рождения сходятся с датами рождения дочерей Виташка…
«Не нахожу слов, чтобы выразить ту безмерную благодарность, которой переполнено мое сердце за так чудесно найденных Вами двух моих дочерей… — так пишет доктору Храбару Галина Виташек — мать Алодии и Дарийки. — Если принять во внимание мои более чем двухлетние поиски через бесчисленные инстанции почти во всех европейских странах, право же, можно здесь говорить о чуде!
В первые минуты встречи обе (дочери) были ошеломлены. И хоть обе радостно приветствовали меня — меня они не узнали».
О тех же днях вспоминает и Алодия Виташек: «…были мы с сестрой полностью онемечены. Начался для нас трудный этап: обучение родному языку, пробуждение польского самосознания и возвращение в полностью позабытую родную семью…»
Здислав Влощинский
Туда, где когда-то находился «Полен Югендфервандлагер», сопровождал меня Здислав Влощинский. Он не очень охотно согласился на эту миссию, повторяя, что смотреть там, право же, нечего: не осталось никаких следов. Что на месте лагеря стоит школа. Теперь это совершенно новый район Лодзи. И он, Влощинский, принимал участие в его застройке. Последнее обстоятельство он подчеркивал не без удовольствия. В подтексте слышалось: вот, мол, выпало же и на его долю уничтожить проклятое это место!
Но на долю Влощинского выпало не только уничтожить — довелось ему также и достраивать «Полен Югендфервандлагер». Влощинского привезли туда с первой группой узников, когда лагерь не был еще готов. И дали ему первый лагерный номер — узник № 1.
Обо всем, что связано было с его пребыванием в лагере, Влощинский вспоминал неохотно. И о том, как попал туда, рассказывал неохотно. Насколько мне удалось уловить, произошло это так: он не снял шапку перед гитлерюгендовцем (польские подростки обязаны были снимать головные уборы перед членами гитлерюгенд). Тот «гитлерюгенд» был не один, с друзьями. Вместе они отколотили Здислава. А потом Здислав встретил этого парня одного и отплатил ему тем же. Он-то думал, дело это касается их двоих. Но вскоре за ним пришли из полиции…
Влощинский весь был в своем сегодняшнем. И не хотел, чтобы его возвращали к прошлому. И пока мы с ним ехали в машине, показывал с удовольствием из окна машины новенькие, уже заселенные дома с уютно просматривающимися разноцветными занавесками. И лишь подъезжая к школе — конечному пункту нашего путешествия, — сообщил, что мы давно уже едем по территории бывшего лагеря, что с двух сторон «Полен Югендфервандлагер» как бы втиснут был в гетто. Третья же его сторона граничила с кладбищем, еврейским. И лишь одной стороной, той, с которой мы подъезжаем, выходил в город на улицу Пшемысловую. С этой стороны и находились ворота — «брама».
А когда мы, доехав до школы, вышли из машины, Влощинский, задержавшись у входа, уверенным жестом словно бы набросал для меня незримый план лагеря.
— Здесь жил комендант. Здесь стояли дома охраны. Здесь — бараки узников. Тут были расположены мастерские, проше пани, работать должен был каждый, кому исполнилось восемь лет. Здесь помещались карцер, тюремные камеры. — И, не изменив интонации, показал еще, где находились оранжереи, в которых разводили цветы для лагер-коменданта.
Так добросовестно перечислив, что было на территории лагеря и, видимо, посчитав выполненным то, что должен был выполнить, он торопливо открыл передо мной двери школы.
Все, о чем говорил Влощинский, я уже знала. Знала также и то, что лагерь был предприятием доходным. Что в лагерных мастерских дети работали на нужды гитлеровской армии. Что работа была крайне тяжелой, во много раз превышавшей детские силы. Что рабочий день был длительным, а нормы жестокими — худо приходилось тем, кто не мог их выполнить, а выполнять их удавалось очень немногим.
Знала все это. Слышала, видела, читала в делах Лодзинской прокуратуры, в материалах Главной комиссии по расследованию гитлеровских преступлений. Даже план лагеря изучила — был он у меня в сумочке.
И если приехала сюда на улицу Пшемысловую, то лишь потому, что мне надо было увидеть хотя бы то место, где был лагерь…
…А школа, что стояла теперь на месте «Полен Югендфервандлагер», она ничем, право, не отличалась от других школ-новостроек. Просторное здание. Много воздуха, света — светлые
