Третье рождение Феникса - Наталья Солнцева

- У меня сегодня продуктивный день, - бесцеремонно перебил его Смирнов. - Я изучил монографию об академике Севергине и теперь из библиотеки еду прямо в баню! Хочу расспросить Матвея про царапину на вашем бедре. От его показаний зависит многое.

- Что? - разозлился Михалин. - Сдадите меня в милицию?

- Хуже! Вы лишитесь возможности не только встретиться с вашей женщиной, но и… совершить весьма забавное путешествие. Уверяю вас, в вашей жизни ничего подобного не было и не будет.

На том конце связи повисло напряженное молчание. Тарас не знал, как реагировать на слова сыщика. «Он издевается надо мной за мои же собственные деньги! - подумал господин Михалин и внутренне расхохотался. - Ну и фрукт!»

- Какая моногафия, какой академик? - наконец вымолвил бизнесмен. - Шутите? Вы чем вообще занимаетесь? При чем тут баня и моя царапина? Иметь царапину на теле - это что, уголовно наказуемое деяние?

- Теперь все зависит от банщика Матвея! - ничуть не смущаясь, заявил Смирнов.

- Черт бы вас побрал! Ладно… валяйте, спрашивайте Матвея, доносите на меня в милицию, только скажите… где она? Я хочу ее видеть. Очень!

- Посмотрим… Через час-полтора мне нужна будет на сутки машина без водителя - мощная, надежная, с полным баком бензина. Лучше всего - джип. Сможете предоставить?

- Смогу, - угрюмо ответил Михалин. - Зачем она вам, спрашивать, конечно, нельзя?

- Вы стали очень догадливым, Тарас Дмитриевич. Ждите моего звонка. А пока приготовьте машину, оденьтесь потеплее…

- Зачем? Вы меня в СИЗО отправите? А сами поедете на джипе устраивать зимний пикник?

- Что-то вроде того, - усмехнулся сыщик. - Так я могу на вас рассчитывать? Не сбежите?

Мария Варламовна удивительно быстро поправлялась. Весь тот ужас, который она держала в себе, поневоле выплеснулся наружу. Тяжесть ее внутреннего состояния, усугубляющего болезнь, облегчилась, и лекарства творили чудеса. На кашель и некоторую слабость - остатки недомогания - можно было не обращать внимания.

Разговор с Евой и особенно трогательная просьба гостьи напеть старинную песню пробудили в душе Марии Варламовны волнующие, смятенные чувства. Ева тоже взбудоражилась - вдруг сказала, что ей срочно нужно позвонить, засобиралась домой.

- А где Римма? - спросила она, одеваясь в прихожей.

- Работает… придет не раньше девяти вечера.

- Никого не впускайте в квартиру, кроме Лудкиной, - неожиданно заявила Ева. - Даже родную маму! Обещаете?

- Мама не приедет…

Мария Варламовна проводила гостью и вернулась в гостиную. Убогая обстановка комнаты неприятно поразила ее, как будто до этого момента она ничего вокруг себя не замечала. К глазам ее подступили слезы, к сердцу - грусть. Ей уже тридцать лет, а к чему она пришла? Как будто злой, ледяной вихрь пронесся по ее жизни, разрушил все, чем она дорожила. Ей перестали сниться золотые сны… Вместо родного дома она мыкается по чужим углам, таскает чужой мусор, моет и трет чужую грязь, убирает чужие квартиры. Она вынуждена скрываться от всех и вся. У нее нет ни хорошей работы, ни семьи, ни дорогих, близких людей рядом. У нее нет любви…

- Меня преследует рок, - прошептала она. - Я бегу от него, а он настигает. Он летит на крыльях смерти… Смерть и кровь… как сказал тогда Руслан. Смешное пророчество из шутки превратилось в ужасную действительность!..

Она не жалела о разрыве отношений с Талеевым. Пусть так и будет! Встреча с Тарасом Михалиным показала ей, что ее сердце отзывается каждый раз, когда она привлекает внимание достойного мужчины. Каждый из них по-своему хорош, неповторим - даже Борис Герц с его неуемной страстью и стремлением решить все проблемы с помощью тугого кошелька. Вершинин был романтичен и порывист, почти как Андрей Чернышев в юности… Мартов признался ей, что она излечила его от любви к Кате. А господин Михалин тщательно скрывал неловкость от того, что хотел завести интрижку с домработницей, и бесился, не в силах совладать со своим желанием.

Такая уж она, Маша, уродилась - непонятная: что-то в ней вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло… как огонь, в который невидимая рука подбрасывает поленья. Она увлекалась мужчинами, потом остывала. Они же продолжали гореть и требовать от нее взаимности. Она давала им свою нежность, когда испытывала ее, и не желала притворяться, когда чувства уходили.

Люди хотят быть цельными, они хотят быть правильными, поступать хорошо. Но разве кто-нибудь знает, что это такое? Маша пыталась быть похожей на них - не получалось. Мучительно было заставлять себя делать не то, что хочется, а то, что положено. Она старалась… видит бог! Наверное, с ней что-то не так. Она не такая, как остальные. А какая?

Мария Варламовна взяла в руки настольное зеркало, поднесла к лицу… Красавицей она себя не считала, но осознавала свое обаяние. Она умела привлекать. Мужчины теряли из-за нее голову. И что? Она несчастлива… одинока и беззащитна.

«Не надо было уходить из строительной бригады, - подумала Симанская. - Там хоть и приходилось нелегко, но зато все остались живы и здоровы».

Она вспомнила, как первый раз пришла в квартиру Тараса Михалина, как он скрывал существование домработницы от всех, особенно от своей любовницы Анжелы. И от Мартова тоже. Господи… как все перепуталось! Не надо было ей соглашаться работать еще и у Феликса. Не надо было делать одно, не надо было делать другое… Если бы время поворачивалось вспять!

Тарас Дмитриевич боролся с собой, не сразу начал оказывать ей явные знаки внимания, думал, она ничего не понимает, не видит. Что-что, а поведение мужчин Мария Варламовна всегда читала, как открытую книгу. Они не могли ввести ее в заблуждение, как ни старались. Вот и господин Михалин - не исключение.

- А ведь он мне понравился, - призналась себе Симанская. - Красив, негодяй, до умопомрачения. Пожалуй, с таким бы я не соскучилась.

Тарас рискнул склонить ее к сексу, но весьма неудачно. Она применила свой обычный прием - распалила его как следует, а потом сделала вид оскорбленной невинности. Господин Михалин же еще извинялся и не знал, как загладить неловкость. Он ничего не понял! Зато чувство вины сделало его покладистым и щедрым, как Крез [8].

Мария Варламовна улыбнулась, вспоминая роскошный ужин, который он устроил для двоих… а она решительно отказалась от угощения и взялась за уборку. Тарас ходил за ней по пятам, уговаривал… вздыхал. В следующий раз он купил ей в подарок дорогое украшение и вызвал этим приступ истерического смеха. Симанская вдруг представила Герца на коленях посреди заснеженной аллеи, сующего ей в руки бриллиантовый кулон.

- Еще один покупатель! - непонятно сказала она, наотрез отказываясь брать подарок. - Я бы на вашем месте была поосторожнее.

Михалин недоумевал, обижался… ревновал ее к Мартову. Кажется, они поссорились из-за нее. А ей больше приглянулся Тарас. Наверное, она немножно влюбилась в него. Легкая влюбленность… Интересно, какая она еще бывает? Тяжелая, горькая, страстная, серьезная, безответная, безнадежная, трагическая?

- Ничего подобного мне испытывать не приходилось, - прошептала Симанская. - Выходит, природа меня в чем-то обделила?

Первое сильное влечение к мужчине Мария Варламовна почувствовала в восемнадцать лет - не в четырнадцать и даже не в шестнадцать. Значит, к ранним пташкам ее причислить нельзя. Почему же на нее еще в школе косо смотрели учителя и родители одноклассников? Мальчики ходили за Машей табуном, но она только улыбалась им, приветливо кивала головой, охотно вступала в разговоры. А почему бы и нет? Что в этом предосудительного? Ничего интимного у нее с ними не было.

Первым ее мужчиной стал Андрей Чернышев, и она об этом ни разу не пожалела.

Звонок в дверь заставил Марию Варламовну вздрогнуть. Воспоминания юности сменила суровая действительность, в которой существовали такие жестокие, непоправимые вещи, как смерть, убийство, суд людской, раскаяние и призрак тюрьмы.

- Это я, Смирнов, - сказал из-за двери знакомый голос. - Открывайте, не бойтесь.

Она впустила гостя в прихожую, с недоумением глядя на его веселое лицо. Неужели кто-то еще может веселиться, улыбаться искренне?

- Я приехал за вами, Мария Варламовна, - сказал сыщик. - Как вы себя чувствуете? Четыре часа пути выдержите? Это только туда, а потом - и обратно. Правда, машина классная, в салоне тепло.

- Куда «туда»? - равнодушно спросила она.

- Пока не знаю, - развел руками Всеслав. - Примерно предполагаю и надеюсь на вас.

- На меня?

Смирнов радостно кивнул.

- Одевайтесь тепло, удобно, возьмите с собой лекарства на всякий случай. Думаю, завтра к обеду мы должны вернуться, но… мало ли? Оставьте записку вашей подруге.

- Римме?

Мария Варламовна говорила и двигалась, как во сне. За ней приехали? Зачем? Куда ее повезут?

- Вы меня в милицию забираете? - пересохшими губами спросила она.

- Бог с вами! Я - частное лицо, - мягко ответил Смирнов. - У милиции свои дела, у меня - свои. Поторопитесь, прошу вас! Скоро начнет смеркаться, а нам далеко ехать.