Английский союз - Доун Линдсей

— Предубеждению! Ты просто не понимаешь, о чем говоришь! Он ненавидит все английское и больше всего — английских солдат. А ты и солдат, и англичанин. Он презирает аристократию, а ты — сын и брат герцога. И что же ты предлагаешь? Чтобы я развелась с Джефом и вышла за человека, о котором слышать не может мой отец? И не забывай, это будет скандал, он может положить конец политической карьере Магнуса. А потом, он обожает внука; как я скажу ему, что мальчик наполовину англичанин? Нет, я не пойду на это ради того, чтобы ты мог предъявить права на сына, о существовании которого час назад и представления не имел.

— Ты боишься, что он от тебя отречется?

— Я не знаю. Он еще более упрямый гордец, чем я, я ведь в него пошла характером. Да и нет смысла это обсуждать. Я уже приняла решение и не намерена его менять.

Его следующие слова буквально огорошили Сару.

— Боюсь, что ты недооцениваешь своего отца, любовь моя. Сдается мне, что он уже все знает, — заявил он неожиданно.

Она так и впилась в него взглядом.

— Магнус? Не может этого быть! — воскликнула она. — И добавила с уверенностью: — Вздор! Он ничего не подозревает. И слава Богу!

— Ну, вероятно, его и впрямь не обрадовало, что его дочь замужем за презренным англичанином, но, держу пари, он уже все знает. А иначе зачем бы он проделал весь этот путь и притащил тебя в страну, которую настолько ненавидит? Любимая, меня с самого начала поразило то, что он согласился принять подобное поручение, потому что, прости уж меня, но трудно придумать более неподходящего для этой миссии человека. Ну какой из него дипломат? Как, впрочем, и из тебя? А когда я говорил с ним сегодня утром, он вел себя так странно, но ничуть не препятствовал мне поехать за тобой — это мне-то, английскому офицеру, аристократу. Да я же воплощаю в себе все, что он, по твоим словам, жгуче ненавидит! Поверь, он знает обо всем.

Она смотрела на него в ужасе, силясь что-нибудь понять, а потом воскликнула:

— Десси! Я убью ее! Она поклялась хранить тайну, но сделала, как всегда, по-своему. Не иначе они сговорились, она же провела тебя ко мне, хотя знала, что ты последний…

Она с опозданием остановилась, но он услужливо продолжил за нее:

— Последний, кого бы ты хотела видеть. Но не вини ее очень уж сильно, я так преданно благодарен ей за то, что она осталась моим другом.

Он заглянул в ее полные гнева глаза и рассмеялся, чем окончательно вывел ее из себя.

— Мне следовало бы догадаться! Она всегда к тебе благоволила. И это не повод для смеха! — сердито сказала она.

— Но и не повод для трагедии, моя бедная малышка. Ты действительно моя жена, даже если окажется, что церемония была не вполне законной. Я упустил возможность быть рядом с тобой в то трудное для тебя время — никогда себе этого не прощу! — и не видел, как родился наш сын, как он подрастал все эти месяцы. Но, черт побери, я не упущу больше ни одной минуты! А если этого недостаточно, то не забывай еще об одном: я глубоко люблю тебя. Я нашел тебя снова, когда меньше всего ожидал, и у меня от радости даже голова кружится!

— Ты говоришь так, будто стоит нам только взяться за руки, и все устроится само собой! — воскликнула она с презрением. — Но я же сказала, это невозможно. Боже, зачем я приехала в эту проклятую страну и позволила тебе узнать правду!

Его слегка отрезвила ее горячая отповедь, и он заговорил ласково, как с ребенком, улыбаясь той самой улыбкой, которая лишала ее самообладания:

— Ты всегда была такой отважной, любимая. Сейчас ты просто устала и видишь все в черном свете. Конечно, нам будет нелегко, но ничего невозможного тут нет. Вот увидишь, если хорошенько поразмыслить, можно преодолеть все препятствия.

Сару сбивала с толку и пугала его уверенная настойчивость, и она выпалила в сердцах:

— Но даже тебя не может не обескуражить тот факт, что у меня уже есть муж!

Он улыбнулся.

— Я признаю этот факт, но, дорогая, и в твоей стране существует развод. Вспомни, к тому же, что твой брак с Джефом можно расценивать как двоеженство, а это похуже развода! Чего ты боишься? Скандала? Ну конечно, люди с удовольствием поперемывают нам косточки, но я никогда не поверю, что тебя это слишком сильно заботит. Как, впрочем, и меня. А твой старый друг Джеф, я уверен, не встанет на пути твоего счастья. Он знает тебя так давно, а ты — не сердись, любимая, — такая никудышная актриса, что вряд ли сумела скрыть от него правду.

Она отвернулась, не желая обсуждать эту тему, а потом с вызовом произнесла:

— А ты забыл, что наши страны враждуют, значит, и мы с тобой враги? Кроме того, мы никогда не сходимся во мнениях, ни о чем не думаем одинаково.

— Наши страны заключили мир. Зачем же нам враждовать с тобою? Мы думаем по-разному? Да нет же, ты намеренно внушила себе эту мысль. Я боюсь опять тебя рассердить, но разве ты была так уж безразлична ко мне еще тогда, в самом начале, когда я, вопреки здравому смыслу, чуть не с первого взгляда влюбился в тебя? Любовь не признает государственных границ.

Она покраснела от гнева:

— Ах, вот как! Ты думаешь, что любовь сможет все победить! Боюсь, так бывает только в сказках. На деле ты всецело принадлежишь этому миру, а я в нем чужая, так же как ты был чужаком в Америке. Да ты и сам видел это вчера вечером! Ты знатный дворянин, а я приучена презирать титулы. Я не смогу жить здесь и воспитывать своего сына, а ты не сможешь жить в моей стране. Может, любовь и не признает границ, но нам не настолько повезло. Нет, с самого начала это было совершенно невозможно! Если б ты знал, как давно я обо всем этом думаю!

— Я верю, что ты все обдумала, но ты горячишься, а нужно смотреть на вещи здраво, — сказал он успокаивающе. — Ты знаешь, я мало дорожу своим титулом и редко использую его. И этот мир, которому я, по-твоему, всецело принадлежу, никогда не казался мне особо привлекательным — а уж после возвращения с войны тем более. Я в него не вписываюсь, иначе зачем бы я пошел в армию, глупенькая? Думаю, я быстро приживусь в Америке, и пусть мой сын усвоит хоть самые яростные демократические принципы и отвращение к дворянским титулам — я возражать не стану. Все равно с такой мамой и с таким дедушкой ему этого не миновать, в какой бы стране он не жил. Смею надеяться, что в один прекрасный день он и президентом станет!

— Нет, — сказала она упрямо, отчаянно цепляясь за давно принятое решение. Она не поддастся его уговорам, как бы ей этого ни хотелось! — Говорю тебе, я все тщательно обдумала и поздно что-то менять!

— Бедняжка моя дорогая, — нежно сказал он. — Ты приняла свое решение, когда еще шла война, так что его трудно счесть хорошо обдуманным. — Он улыбнулся ей с любовью и добавил: — Ты никогда не отступала перед трудностями. Вот увидишь, их можно преодолеть.