Ада, или Отрада - Владимир Владимирович Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Сейчас скажет об “отцовской болтливости”.)
– однако хорошему сыну не следует сетовать на отцовскую болтливость… Так вот, она сказала мне, что ее сын и Ада частенько видятся и так далее. Неужели?»
«Не так уж часто, – сказал Ван. – Они встречаются иногда на людях, как это обычно бывает. Оба любят лошадей и скачки, но не более того; никакого “и так далее” и в помине нет».
«Ну что же, прекрасно! Ага, слышу зловещую поступь. Прасковья де Пре страдает худшим недостатком сноба – склонностью к преувеличениям. Bonsoir, Бутейан. Ты багров, как твое бургундское, но ведь мы не молодеем, как говорят амерлоки, и ту хорошенькую служаночку, которой я дал порученье, похоже, перехватил на полпути какой-нибудь поклонник помоложе да посчастливее меня».
«Прошу, папочка», молвил Ван, всегда боявшийся того, что замысловатая отцовская острота может обидеть слугу, хотя сам порой грешил чрезмерной резкостью.
Впрочем – пользуясь почтенным повествовательным переходом, – старый француз слишком хорошо знал своего прежнего хозяина, чтобы обращать внимание на господский юмор. Его ладонь все еще приятно звенела от звучного шлепка по крепким молодым ягодицам Бланш, которая переврала простую просьбу г-на Вина, да в придачу разбила вазу. Поставив поднос на низкий столик, он отступил на несколько шагов назад со все еще сжатыми, но уже пустыми пальцами, и только после этого ответил на приветствие Демона почтительным поклоном. Все ли так же отменно здоровье мосье? Все так же.
«Подай к ужину бутылку вашего Château Latour d’Estoc, – сказал Демон, и когда дворецкий, подхватив en passant с крышки рояля скомканный носовой платочек, покинул комнату, еще раз поклонившись в дверях, спросил у Вана: – Ты ладишь с Адой? Сколько ей, почти шестнадцать уже? Весьма музыкальна и романтична?»
«Мы близкие друзья, – сказал Ван (он загодя тщательно подготовил ответ на вопрос, которого давно ждал в той или иной форме). – Несомненно, у нас больше общего, чем, к примеру, у обычных любовников, или у кузенов с кузинами, или у родственников. Словом, мы практически неразлучны. Много читаем, она на диво развита, благодаря дедовской библиотеке. Знает названия всех цветов и зябликов в округе. К тому же с ней не бывает скучно».
«Ван… – начал Демон и умолк, как уже начинал и не раз останавливался в последние годы. Однажды это придется сказать, но сейчас не самый удачный момент. Он вставил монокль и принялся изучать бутылки. – Что ж, сын мой, не желаешь ли ты испить какой-нибудь из этих аперитивов? Отец разрешал мне бокал “Лиллетовки” или той “Иллинойской бурды”, не вермут, а муть, антрану свади, как сказала бы Марина. Подозреваю, что в кабинете твоего дядюшки есть тайник, где за соландерами хранится виски почище этого usque ad Russkum. Хорошо, давай выпьем коньяку, как и было задумано, ведь ты не filius aquae?»
(Каламбур вышел сам собой, Демона несло, и он невольно сказал бестактность.)
«Я предпочитаю кларет. Потом налягу на “Латур”. Нет, я определенно не абстинент, да к тому же водопроводная вода в Ардисе оставляет желать лучшего».
«Я просто обязан заметить Марине, – сказал Демон, прополоскав десны и медленно сглотнув, – что ее мужу не следует хлестать можжевеловку и лучше держаться французских и калифранцузских вин, памятуя о том ударчике, который он недавно перенес. На днях я встретил его в городе, возле Мэд-авеню: гляжу, идет в мою сторону, довольно бодро, но едва он меня увидел, за квартал, завод у него начал слабеть, и он, сделав несколько шагов, беспомощно стал на месте, так и не дойдя до меня! Не думаю, что это нормально. Ну да ладно. Пусть наши милашки никогда не встретятся, как мы говорили в Чузе. Только юконцы думают, что коньяк вредит печени, ведь у них, поди, ничего, кроме водки, нет. Что ж, я рад, что ты так сдружился с Адой. Это хорошо. Только что в галерее я столкнулся с очень соблазнительной субреткой. Она ни разу не подняла своих длинных ресниц и отвечала по-французски, пока я – Пожалуйста, сынок, сдвинь эту ширму чуть в сторону, вот так, закатный клинок, особенно из-под грозовой тучи, не для моих бедных зениц. Или бедных сердечных желудочков. Тебе нравятся такие, Ван: склоненная головка, голая шея, высокие каблучки, торопливая походка, покачиванье бедер? Нравятся, скажи?»
«Знаете, сэр —»
(Сказать, что состою в клубе «Венера», будучи его самым молодым членом? Он тоже состоит? Подать знак? Пожалуй, не стоит. Придумать.)
«Собственно, я сейчас прихожу в себя после пылкого романа в Лондоне со своей партнершей по танго. Ты видел, как я с ней танцую, когда прилетал на последнее выступление, помнишь?»
«Еще бы. Забавно, что ты это так назвал».
«По-моему, сэр, вам уже довольно бредней».
«Хорошо, хорошо, – ответил Демон. Его одолевала одна деликатная проблема, которая была вытеснена из сознания Марины лишь бестолочью родственной догадки, хотя она могла проникнуть в него через какую-нибудь заднюю дверь; ибо бестолочь всегда синонимична толчее, и нет ничего полнее пустого ума. – Конечно, – продолжал Демон, – спорить о пользе летнего отдыха в деревне не приходится…»
«Жизнь на вольном воздухе и все такое», поддакнул Ван.
«Неслыханно, чтобы юнец следил за тем, сколько выпил его отец, – заметил Демон, наливая себе четвертую рюмку. – С другой стороны, – вернулся он к своей мысли, мелкими глотками опустошая хрупкий сосуд с тонкой ножкой и золотым ободком, – жизнь на вольном воздухе может показаться довольно унылой без летнего романа, а здешние холмы, согласен, редко посещают подходящие молодые особы. Есть, правда, та прелестная дочка Эрминина, une petite juive très aristocratique, но она, сколько знаю, обручена. Между прочим, мадам де Пре сказала мне, что ее сын записался добровольцем и скоро примет участие в той скверной заграничной авантюре, в которую нашей стране не стоило ввязываться. Любопытно, есть ли другие воздыхатели, которые останутся после его отъезда?»
«Господь с тобой, нет, – ответил честный Ван. – Ада вовсе не легкомысленная девица, у нее нет ухажеров – кроме меня, ça va seins durs. Ах, кто же, кто, папа, сказал так, вместо “sans dire”?»
«Да! Кинг Винг! В ответ на мой вопрос, как ему нравится его жена француженка. Что ж, превосходно – я об Адушке. Ты говоришь, она любит лошадей?»
«Она любит все то, что любят наши красавицы – балы, орхидеи, “Вишневый сад”».
Тут в комнату вбежала сама Адушка. Да-да-да, вот и я! Лучезарна!
Старый Демон, с горбом радужных крыл, привстал и тут же снова сел, обнимая Аду одной рукой, держа в другой свою рюмку, целуя девушку в шейку,
