Жена-девочка - Томас Рид

— Обещай мне, что ты больше не будешь ни писать ему, ни видеться с ним.

— О, папа!

— Я настаиваю на этом. Но не властью, которую я имею над тобой. Я не верю в силу авторитета родительской власти. Я прошу этого для твоей же пользы. Я прошу этого у тебя на коленях, как твой отец, как твой самый дорогой человек. Очень прошу, моя девочка, сделай это, я знаю твой благородный характер и уверен, что если ты дашь мне слово, ты сдержишь его. Обещай мне, что ты не будешь больше ни писать ему, ни видеться с ним!

И снова девочка судорожно зарыдала. Ее отец — ее гордый отец — у нее на коленях просит об одолжении! Неудивительно, что она снова заплакала.

А с другой стороны — мысль о том, что одним-единственным словом она оборвет связь с человеком, которого она любила, — человеком, который спас ей жизнь, и сделает после этого себя навеки несчастной!

Неудивительно, что она колебалась. Неудивительно, что какое-то время ее сердце разрывалось между дочерней привязанностью и любовью — между родителем и любимым!

— Дорогое, дорогое мое дитя! — продолжал уговаривать ее отец умоляющим, нежным голосом. — Обещай мне, что ты никогда не будешь знаться с ним — по крайней мере, без моего разрешения.

Неужели этот тон повлиял на ее решение? Или та робкая надежда, которая блеснула в последних словах отца?

Так или иначе, но она дала обещание, хотя ее сердце разрывалось при этом на части.

Глава LXV. Шпионы

Дружба между Кошутом и капитаном Майнардом была необычной. Она возникла не благодаря случайному знакомству, а исключительно благодаря обстоятельствам, вызвавшим взаимное уважение и восхищение.

В Майнарде прославленный венгр видел человека, подобного себе — сердце и душу, преданные идеалам свободы.

Правда, он пока мало что успел сделать для этих идеалов. Но это никак не принижало его помыслов, возвышенных и бесстрашных. Кошут знал, что Майнард готов будет в трудную минуту пожать ему руку и поднять меч в его защиту. Опоздав на поле битвы, Майнард защитил своего друга пером, в самую тяжелую минуту его изгнания, когда прочие стояли в стороне.

В Кошуте Майнард признавал одного из выдающихся людей в мире — великого в делах и помыслах, воистину посланного человечеству свыше, — словом, человека великого.

Что касается характера Кошута, то можно было воочию убедиться в неверности известной пословицы: «Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь». Как и большинство пословиц, она относится к обычным людям и вещам. Совсем не так с действительно великими людьми.

Для своего собственного камердинера Кошут был героем. И намного большим он был в глазах его друга. Чем больше Майнард сближался с ним, чем более близкими становились их отношения, тем больше Майнард восхищался им.

Он не только восхищался Кошутом, он любил его крепкой дружеской любовью и готов был оказать услугу, совместимую с честью.

Кошут, однако, был не из тех, кто потребует поступаться честью.

Майнард был свидетелем, какие муки тот испытывал в изгнании, и сочувствовал ему как сын и брат. Майнард возмущался подлым приемом, который ему оказывали люди, хваставшиеся своим гостеприимством!

Его негодование достигло предела, когда в один из дней Кошут, находясь в своем кабинете, указал на противоположный дом и сказал Майнарду, что в этом доме обитают шпионы.

— Шпионы! Какие еще шпионы?

— Политические шпионы, я полагаю, — так мы можем их назвать.

— Мой дорогой губернатор, вы ошибаетесь! В Англии нет такой вещи — политических шпионов. Если допустить на мгновение, что такое возможно, — об этом сразу бы стало известно в английском обществе.

Однако именно Майнард здесь ошибался. Он все еще наивно верил в то, чем гордились англичане.

Политические шпионы все же были, хотя в это время они только начали появляться, и к их услугам прибегали пока еще очень редко. Эра шпионов пришла позже, и благодаря согласию Джона Буля этим людям был дан зеленый свет — если только из-за них не будут увеличены налоги на пиво.

— Не знаю, — сказал экс-правитель, — там ли они сейчас. Подойдите сюда, поближе к окну, и я покажу вам одного из них.

Майнард подошел к Кошуту, стоявшему возле окна.

— Вы должны спрятаться за занавеску — если не желаете, чтобы вас узнали.

— Почему я должен опасаться этого?

— Дорогой мой капитан, это ваша страна. Посещение меня в моем доме может скомпрометировать вас. Вы наживете себе влиятельных врагов.

— Они и так у меня есть, — все и без того знают меня как вашего друга.

— Но не знают вас как моего защитника. Не все знают вас как революционера и заговорщика — такого, каким «Таймс» описывает меня.

— Ха! ха! ха! — засмеялся избранник немецкого революционного комитета. — Это последнее, что меня волнует. Заговорщик! Я бы гордился этим званием. Где же этот дорогой наш шпион?

Спросив это, он подошел к окну, не скрываясь за занавесью.

— Посмотрите внимательно вот на то окно на втором этаже, — направил его взгляд Кошут, — в доме напротив — первое окно от угла. Видите там что-нибудь?

— Нет, там жалюзи.

— Но створки раздвинуты. Вы не видите ничего за ними? Я хорошо вижу. Эти негодяи не так хитры. Они забывают о том, что свет, который идет изнутри, позволяет мне наблюдать за их движениями.

— Ах! — сказал Майнард, внимательно вглядываясь в окно. — Теперь я вижу. Я могу разобрать фигуру человека, сидящего или стоящего у окна.

— Да, и он находится там целый день, он и еще один. Они, кажется, наблюдают по очереди. Ночью они выходят из дома на улицу. Не смотрите больше! Он сейчас наблюдает за нами, и давайте не будем подавать виду, что мы его подозреваем. У меня есть причины для того, чтобы делать вид, что я не знаю о слежке за мной.

Майнард, изобразив рассеянный взгляд, отошел от окна, и в это время кэб-двуколка подъехал к воротам дома напротив. Из кэба вышел джентльмен, который воспользовался ключами и без звонка вошел в дом.

— Это, — сказал Кошут, — главный шпион, который, кажется, нанимает довольно большой штат этих работников, и среди них — много довольно красивых леди. Так что занятие моей бедной персоной должно обходиться вашему правительству в круглую сумму.

Майнард не обратил внимание на последние слова друга. Его мысли и взгляд были сосредоточены на джентльмене, который вышел из кэба; этот джентльмен, скрывшийся в зарослях сирени и лавра, был признан Майнардом как его старый соперник, Свинтон! Как только Майнард узнал его, то сразу же прекратил наблюдение и скрылся за занавеской!

Кошут, наблюдая за другом, спросил, чем вызвано это.

— Я имею удовольствие знать этого человека, — ответил Майнард. — Простите меня, мой губернатор, за то, что я сомневался в ваших словах! Теперь я верю тому, о чем вы говорили. Шпионы! О! Если б англичане знали об этом! Они бы не вынесли этого!

— Дорогой друг! Не нужно пафоса. Они проглотят и это!

— Но только не я! — вскричал Майнард в гневе. — Если я не могу добраться до руководителей этого заговора, то хотя бы накажу орудие, которое ими используется. Скажите мне, губернатор, давно ли эти грязные птицы свили там свое гнездо?

— Они появились там неделю назад. Раньше дом снимал банковский служащий — шотландец, я полагаю, — он, кажется, внезапно съехал из дома. Они въехали туда в тот же день.

— Неделя, — сказал Майнард, размышляя. — Это хорошо. Он не мог видеть меня. Десять дней, как я здесь… и… и…

— О чем вы думаете, мой дорогой капитан? — спросил Кошут, видя, что его друг погрузился в глубокие размышления.

— О реванше — о мести, если предпочитаете наш словарь.

— Но кому?

— Этому негодяю-шпиону — главному. У меня с ним старые счеты. Я уже давно должен был отплатить ему по собственному счету, а теперь — вдвойне, за себя и за вас — и за мою страну, которую он опозорил!

— Но что вы собираетесь предпринять?

Майнард ответил не сразу. Он все еще размышлял.

— Мой губернатор! — сказал он спустя некоторое время. — Вы говорили мне, что все ваши гости удостаиваются сопровождения одним из этих шпионов?

— Эти шпионы всегда их сопровождают; будь то пешком, если гости уходят пешком, или в кэбе, если они уезжают в кэбе. У них есть кэб-двуколка, тот самый, который вы только что видели. Он уехал, но всего лишь завернул за угол, где постоянно находится, — кэбмену даны инструкции, что он должен быть готов выехать по сигналу.

— И что это за сигнал?

— Пронзительный свист — такой, которым обычно вызывают собаку.

— И кто едет в кэбе?

— Один или другой из тех господ, которых вы видели. Сегодня это тот, кто занимает свой пост за створками жалюзи; ночью эта обязанность лежит на джентльмене, который только что вернулся — вашем старом знакомом, как вы говорите.

— Это как раз то, что надо! — сказал себе Майнард.