Нелады со звездами - Венди Холден

— Гигантский. Колоссальный.

Приоткрыв рот, Белинда медленно провела языком по губам и нежно подтолкнула Перегрина через раскинувшийся на многие мили полусгнивший ковер к огромной кровати под балдахином в центре комнаты.

— М-моя последняя подружка сказала, что на него можно надеть наперсток, — проблеял Перегрин.

Что-то в его голосе намекало на то, что он абсолютно доволен таким вердиктом.

Белинда не обращала на его слова никакого внимания. Как только лодыжки Перегрина наткнулись на кровать и он повалился назад, она набросилась на него, словно тигрица, рыча, царапаясь, облизывая.

— Ты бог, — бормотала она, скользя лицом по пучкам редких волос у него на груди и то и дело натыкаясь на торчащие ребра. — Ты просто чародей. Колдун!

Белинда застонала, распаленная сознанием того, что обращается не к наследнику Суэддлинга, а к самому огромному поместью. Она соблазняла замок, отдавалась парку, открывала себя перед старинным прудом.

Крича в экстазе, Белинда тыкала грудью Перегрину в лицо, терлась промежностью о его до сих пор не снятые кальсоны. Прикосновение грубого хлопка оказалось на удивление возбуждающим. К несчастью, член Перегрина оставался обмякшим. Подобно заржавевшему от безделья башенному крану, слабосильный орган безвольно покоился на бедре, поднимаясь медленно и со скрипом. Обреченно суетясь вокруг Перегрина, Белинда подумала, что с тем же успехом она могла оживлять покойника. В конце концов ей удалось запихнуть член в себя, но на этом все и закончилось. Если у нее внутри что и росло, то только скука.

— Он еще не выскочил? — отчаявшись, спросила она.

Перегрин удрученно кивнул.

Облака пыли, поднимающиеся над кроватью, мешали смотреть и дышать. К тому же не давал забыть о себе и холод. Это даже не секс в холодном климате, поморщилась Белинда. Это уже секс при отрицательных температурах.

И что это за проклятый шум в углу? Кап-кап-кап — опять эти чертовы ведра, раздраженно подумала Белинда, вспоминая зрелище, которое застала в ванной, когда вернулась, чтобы закрыть краны. Тогда ей вспомнились заключительные кадры «Титаника». С другой стороны, какая замечательная возможность снова завести разговор о богатстве семейства Уайфф. В конце концов, подумала она, обхватив руками плоский зад Перегрина, сейчас у нее идеальное положение для того, чтобы выяснить всю правду. Перегрин в буквальном смысле полностью в ее руках.

Белинда продолжала упорно тереться о безответный член Перегрина. Поскольку, похоже, до развязки еще очень далеко, можно скоротать время, выясняя истинное финансовое положение Уайффов. А остальное никуда не денется. Те, у кого хватает терпения, получают все. Даже Перегрина. А тем временем Белинда хотела получить ответ на один очень простой вопрос. Состояние Уайффов измеряется миллиардами или только миллионами?

— Как замечательно, что налогообложение ремонтных работ не представляет для вас никаких проблем.

На красном от напряжения лице Перегрина выражение бесконечного ужаса сменилось удивлением.

— Если честно, я ничего замечательного тут не вижу.

— Но перед большинством владельцев недвижимости этот вопрос стоит очень остро, — проурчала Белинда. — Расходы на ремонт и налоги с этих затрат.

— Да, но налогообложение ремонтных работ не беспокоит нас только потому, что мы не можем позволить себе вести эти работы.

Приподняв грудь руками, Белинда посмотрела на Перегрина и почувствовала, что начинает терять терпение. Долго еще будут продолжаться эти кривляния? Неуклюжие попытки представить семейство Уайфф нищим?

— А как же Караваджо? — спросила она, тыча ему в лицо упругим багровым соском, словно факелом инквизиции. — Когда вы его продали?

— Лет сто назад.

— Что? — Белинда перестала тереться. — А как же ваши остальные ценности?

— Вы имеете в виду Остин? — Перегрин вздохнул. — Она где-то здесь. Но никто не может ее найти.

Белинда скривила губу. Остин? Кто такой Караваджо, она знала — в конце концов, это он написал портрет Моны Лизы. Или то был Ван Дейк? Но о художнике по фамилии Остин она никогда не слышала.

— Как она выглядит? — спросила Белинда.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, она большая или маленькая, это портрет или пейзаж?

Перегрин заморгал.

— Это не картина. Джейн Остин была писательница.

Ах, вот какая Остин.

— О, так это книга, — с отвращением бросила Белинда.

— Да, но весьма ценная. Первое издание «Гордости и предубеждения».

— И что в ней такого особенного? — треснувшим голосом спросила Белинда.

У нее перед глазами непрошенно возник пыльный коричневый томик, найденный в старом туалете. Но это не может быть та самая книга. Начнем с того, что ее всю кто-то исписал.

— Ну, в первую очередь, то что на ней есть собственноручные пометки Остин. Она написала примечания на обложке и полях для второго, переработанного издания. Сцены лесбийской любви, другой финал и еще много чего. Но поскольку книга потерялась, эти исправления так и не увидели свет. Специалисты-литературоведы выложат за книгу большие деньги. Возможно, сотни тысяч фунтов. Вот только надо сначала ее найти.

Белинда почувствовала, что ее прошиб холодный пот. Похоже, она вляпалась в дерьмо! В буквальном смысле.

— А нам бы совсем не помешала пара сотен тысяч, — с тоской произнес Перегрин. — Понимаете, мы просто не можем продать Суэддлинг.

— Разумеется, не можете, — оборвала его Белинда. — Это же ваш родовой дом. Ты должен сохранить его для будущих поколений. Разумеется, Суэддлинг нельзя продавать.

— Ну, на самом деле все не совсем так. Дело в том, что мы не можем продать Суэддлинг.

— Вот именно.

— Да нет, я пытаюсь вам сказать, — на лице Перегрина застыло нечто среднее между удивлением и отчаянием, — что никто не станет его покупать.

— Что? — в ужасе застыла Белинда. — Почему?

— Особняк в жутком состоянии. Нужны огромные деньги, чтобы его отремонтировать и сделать пригодным для жилья. Вот почему мои родители так обрадовались, узнав, что вы приедете сюда брать у меня интервью.

— Почему?

Сняв ногу с Перегрина, Белинда поморщилась, как от спазмы, так и от крепнущего ощущения какой-то страшной ошибки.

Перегрин смущенно улыбнулся:

— Ну… мм… помимо того, что вы красивая и обаятельная молодая женщина, вы, несомненно, располагаете достаточными средствами…

Белинда в негодовании вскочила с кровати и вскрикнула от боли, налетев на умывальник. Она не ослышалась? Уайффы решили, что она богата? Их интересуют ее деньги? Она вскипела от ярости. Какая неслыханная наглость! Бесстыдный, неприкрытый, коварный расчет!

— Я не могу поверить своим ушам, — брызжа слюной, прорычала Белинда. — Как я могла так… — Она остановилась, подыскивая подходящее слово. — Обмануться! Вы действительно хотите сказать, что ваш дом в руинах, а вы нищие?

— Но я же так прямо и сказал, как только мы сюда приехали.

— Я понятия не имела, что вы говорили искренне, — прохрипела Белинда. — Никаких Караваджо, совсем ничего? — Ее голос повысился до пронзительного воя. — У вас нет денег и в этом доме нет ничего ценного?

В водянистых косых глазах Перегрина появилась обида.

— Нет, если не считать Остин.

— В сортир вашу Остин! — взревела Белинда, одновременно кипя от гнева и ежась от холода.

И туда же недоумка Таркина, как только он попадется ей в руки. Потому что, и тут нет никаких сомнений, это исключительно его вина. Она заглотила наживку, возомнив себя хозяйкой старинного особняка, который на поверку оказался вымороженным насквозь ангаром с расставленными повсюду ведрами, собирающими воду с протекающей крыши. А самым большим разочарованием, естественно, стал сам Перегрин.

Суэддлинг. Родовой особняк Уайффов. Семейства, забывшего, как выглядят деньги. В наглую зарившихся на ее, как они считали, миллионы и связи. Как только они посмели? Для таких людей есть только одно название. Охотники за чужим состоянием. Вот кто они такие. Охотники за чужим состоянием, черт бы их побрал!

Глава 18

То, что отель «Морис» от фундамента до крыши был тем самым солидным заведением, какое представлялось Грейс, получило подтверждение еще на Северном вокзале, когда водитель такси почтительно кивнул, вместо того чтобы, как она опасалась, притвориться, что не понимает ее выговор. Через двадцать минут она уже стояла перед внушительным зданием с позолоченными колоннами, возвышавшимся напротив сада Тюильри.

Грейс смутно отметила вспышку интереса со стороны кучки людей с фотоаппаратами, толпившихся у входа в отель. Туристы? Впрочем, времени размышлять у нее не было, так как подбежавшие швейцары распахнули дверцу такси. Через несколько мгновений Грейс уже прошла по выложенному мозаикой тротуару в просторный вестибюль, буквально сверкающий зеркалами, мрамором и люстрами. Она с восхищением оглядела царскую обстановку, уходящую вперед и вверх. Вот полная противоположность сдержанности. Перед ней была элегантность, вырвавшаяся из тесных корсетов.