Меч, палач и Дракон - Александр Рау

— Я не Дракон, — зло повторил маг, — Если уж соотносить с животными, то леопард — кот, а не ящерица с крыльями.

— Мнение твое неважно, — улыбнулся Ибрагим.

Он лежал на нескольких подушках, тело могущественного правителя не соответствовало духу. Гийом чувствовал боль, исходящую от него; султан болел, болел давно и тяжело. Лицо его больше походило на смертную маску, лишь два глаза сверкали ярко как звезды в безлунную ночь.

— Зачем я тебе? — прямо спросил маг, — Мечтаешь о покорении мира? — это неосуществимая мечта. Или хочешь поделиться властью? — для настоящего дракона нет разницы между раятом и султаном. Нет равных, есть слуги.

— Нет, — покачал головой Ибрагим, — Я буду честен и открыт с тобой маг-северянин, словно ты первый Дракон — Карим. Мне не нужен мир, ты зря слушал Хамди, его язык двояк и лжив как у змеи. Мне нужен Алькасар. Ты видел раздоры сипахиев и алчность беев, я бессилен против них. Не могу сломать вековые обычаи.

— А Дракон — мессия — может, — продолжил его мысль Гийом.

— Да. Перед ним склонятся все. Матери, — он указал рукой на Хатум, — предсказали мне его скорый приход. Я не могу упустить этот шанс.

Маг налил себе в пиалу из кувшина на столике. Горло мучила жажда. Красный напиток оказался подслащенным вишневым соком. Султан не пил вина.

— Ищи другого. Желающие всегда найдутся.

— Искал. Их трупы гниют в ямах среди нечистот. Самозванцы не нужны. Нужен дракон, или тот, кто может убедить всех, что он Дракон.

— Ибрагим, — Гийом наклонился через столик, — Попробуй сам покарать беев, тебя же не зря прозвали Великолепным! Твои янычары — сущие звери, с ними никакой враг не страшен. Мой король Хорхе сломал знать, и ты сможешь.

Султан Алькасара горько рассмеялся.

— Великолепный? — я им был, когда водил войско в походы. Сейчас — ничтожный, искалеченный, израненный, усталый. Твоему повелителю Хорхе не приходилось убивать родных, ему есть, кому верить. Хамди — последний из пяти моих братьев — жив только благодаря заступничеству нашей матери. Он ее любимец. Беи — они ждут моей смерти, новый султан раздаст им еще больше земель и поведет их в большой поход, я же не имею сил. Нет опоры. Ты служил Хорхе — послужи мне.

— Стать изменником? Помочь врагу страны, которой служу?

— Я дам тебе клятву. Клятву Вечным Пламенем, что не подниму меч против Камоэнса. Служи мне!

— Иначе смерть? Хороший выбор. Не боишься, что я, затаив злобу, отомщу, как только смогу?

— Нет, Дракона нельзя неволить, — в султане боролись два начала. Одно — законы и обычаи, заложенные с детства, другое — прагматичное, — Возьми, — он протянул ему круглый золотой диск, — Это тамга Вечного Пламени. Ты неприкосновенен для любого алькасара. Даже мои янычары отступят — иначе погубят душу. Думай, колдун-северянин.

— Я чувствую, что на сердце у тебя неспокойно, — тихо, но четко вмешалась молчавшая доселе Матерь, — Печаль и тоска. Дракон же не знает ни того, ни другого. Для него нет неразрешимых задач. Ему все подвластно.

— Три дня, даю тебе. Думай, северянин, — сказал на прощание султан.

Глава 15

Луис де Кордова покинул балкон одновременно с Гийомом. Его забрали не янычары. Две красивые девушки в длинных одеждах со строгими лицами оттеснили стражей. Поэт, знавший об отношении алькасаров к женщинам, изумился, видя низкие поклоны воинов.

Одна из девушек крепко взяла его за рукав халата и потянула за собой. Сипахии, встречавшиеся им, уступали дорогу. Луис пытался запоминать путь, но сбился. Мелькавшие в быстром шаге коридоры и залы, казались одинаковыми. Везде одно и тоже: янычары, сановники, придворные, слуги, блеск убранства. Дворец Хорхе был меньше султанского в десять раз. Поэт смирился и положился на добрую волю прекрасных захватчиц.

Его привели в комнату, благоухающую нежными благовониями. Чувствовалось близость женского жилища.

— А не в гареме ли я? — посетила Луиса радостная и пугающая одновременно догадка.

Служанки принесли столик и яства. Девушки, приведшие его сюда, вышли. Появилась ОНА.

Луис де Кордова — знаменитый поэт — знал многих женщин, умел ценить истинную красоту. В его жизни было много романов, и он страдал от неразделенной любви, и по нему лили слезы. В конце-концов, он встретил Изабеллу Клосто — прелестную рыжеволосую девушку с хрупкой кукольной красоты — ради которой рисковал жизнью, сражаясь с магом Гийомом. Луис больше жизни любил молодую жену, преклоняясь перед ней, считая, что нет женщины, способной с ней сравнится.

Когда вошла Она, поэт понял, что ошибался. Невысокий рот, хрупкий стан, осиная талия подчеркнутая тонким поясом. Светлая кожа; свежий румянец щечек; маленький рот; чувственные губки; длинные до пояса черные волосы, ниспадающие по зеленому платью; ресницы, изогнутые словно сабли. И самое главное — глаза. ОНА не поднимала их, пока не подошла вплотную. Затем один взгляд зеленых очей, один взмах пышными черными ресницами — укол в самую твою суть, проникновение, сближение, приобщение, что связало крепче тысячи канатов.

Луис де Кордова больше полугода не видел жену.

— Сеньора! — он чувствовал, как образ незнакомки плывет перед глазами, — Сеньора, — от волнения все во рту пересохло, он впервые в жизни не находил слов, — Сеньора, — обращение-стон, мольба о снисхождении.

— Челади, — богиня, снизошедшая на землю, улыбнулась ласково, приветливо, даря надежду, — Меня зовут — Челади.

— Луис де Кордова, — он не сразу понял, что она говорит на его родном языке, — Я, камоэнсец, я…

— Знаю, вы гость султана Ибрагима, да хранит его Вечное Небо, — вновь улыбнулась Челади, — Присядьте, — поэт и не заметил, что встал, она села рядом, — Я слышала, вы поэт?

— Да, и я хочу воспеть вашу красоту в стихах! — признался де Кордова.

Влюбленность особо действовала на него, появлялось вдохновение, желание творить и любить. Любить и творить, одно без другого для него не существовало.

— Вот как, мне еще никто не посвящал стихи, — ответила Челади.

— Ваши мужчины безнадежно глупы, раз не знают любви. Слушайте это о вас: Чернота в зеницах, Расцветала эра, на твоих ресницах, черного размера. О, награда взгляда, Эра гаснет, гаснет, на твоих ресницах, черных и ненасытных.

— Награда? — рассмеялась девушка, — Вы ее достойны, Луис, — и поцеловала его в губы.

Поцелуй был такой силы, что у Луиса, и так с трудом сохраняющего равновесие, потемнело в глазах. Он упал. Очнувшись, увидел над собой Ее прелестное лицо. Голова поэта лежала на коленях Челади.