Полураспад - Александр Зорич

Севарен аж присел от неожиданности. Улыбка сползла с его немолодого морщинистого лица.

— Ну хорошо, хорошо, — произнес он примиряюще, с интонациями санитара буйного отделения. — Скажи главное: в какой год ты отправляешься? Если это, конечно, не секрет.

— Эта информация действительно являлась секретной до последней минуты. Но теперь, когда необработанными остаются лишь два трансфокатора хрононового излучения, я, властью, данной мне Главным штабом Военно-Морского Флота СССР, объявляю эту информацию открытой!

— И-и?… — Севарен сделал побудительный жест, дескать, «рожайте, маменька, быстрее».

— Я отправляюсь в апрель тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

— В двадцать шестое число? — уточнил сообразительный Севарен. Даже мы с Тополем заметили, что, хотя он и пытался изобразить самообладание, его брови все равно неуклонно ползли на лысину от удивления.

— В двадцать шестое число, — подтвердил Инвестор. — Я намерен воспрепятствовать проведению эксплуатационного эксперимента, приведшего к аварии на Чернобыльской АЭС.

Тополь повернул ко мне удивленное лицо и шепотом спросил:

— Подожди… О чем это он? Какого «эксперимента»? Все же знают, что ЧАЭС взорвали военные, чтобы скрыть последствия своих секретных разработок в лабораториях Зоны.

Я покрутил пальцем у виска.

— Костян, родной мой, ну что же ты такой большой, а такой необразованный? — произнес я с нежностью любящей еврейской мамочки. — Где ты прочитал эту собачью чушь? Да в любой энциклопедии написано… — начал я, но тут вновь раздался громовой голос Инвестора, перекричать который не представлялось возможным.

— Специально для человеческих существ, незнакомых с закрытым отчетом правительственной комиссии СССР под началом профессора Анатолия Китайченкова, поясняю: я сделаю так, что не случится закипания воды-теплоносителя, проходящей через активную зону реактора. В силу этого перегретый пар не разложится на водород и кислород…

«Профессор Китайченков? Знакомое ФИО… Ба, да это же муж Лидочки Ротовой! Мисс-86! Тесен, однако, мир».

Мне показалось, что Инвестор начал совершенно по-человечески «заводиться», как какой-нибудь обычный завсегдатай пивнухи во время спора на футбольную тему.

— …В силу этого не произойдет взрыв выделившегося в результате разложения воды газообразного водорода. А значит, будет сохранена целостность твэлов, и, в переводе на язык человеческой повседневности, никакой аварии не случится…

— Дерзновенный замысел, — крякнул Севарен. — Однако осмелюсь спросить, как именно ты планируешь это сделать? При помощи своих метателей ведьминого студня? — В голосе доктора мне почудилась издевательская нотка.

— Я намерен повторить подвиг компьютеров из фильмов, снятых в буржуазном жанре «киберпанк».

— Подвиг? Что за подвиг?

— Я найду общий язык с собратьями.

— Конкретнее? Как?

— При помощи телефонных линий защищенной государственной связи, известной как ВЧ, я подключусь к автоматизированной системе управления реакторами РБМК-1000, установленными на ЧАЭС. Путем выдачи правильных управляющих сигналов я смогу скомпенсировать конструктивные недостатки реакторов этого типа и скорректировать ошибки операторов, приведшие к разрыву трубопроводов.

— И катастрофы не будет? — печально спросил Севарен.

— Нет.

— А значит, и Зоны не будет? — продолжал Севарен.

— Не будет.

— А значит, не будет и Второго Выброса?

— Да.

— То есть ты хочешь лишить всех нас цели и смысла наших жизней? Так?

— Это не является моей целью. Но является одним из следствий ее достижения, — отчеканил Инвестор.

Мы с Тополем, изрядно офигевшие, переглянулись.

Не то чтобы Зона была «целью и смыслом наших жизней», в соответствии с пафосным определением доктора Севарена. Но без нее мы и впрямь плохо представляли себе нашу судьбу.

— Постой… Но какова твоя выгода в этом, скажи мне? — не отставал Севарен.

— Категория выгоды характерна для буржуазного сознания, — устало сказал Инвестор.

— Так у тебя не выгода, а идеалы? — язвительно предположил Севарен. — Коммунистические идеалы, надо полагать?

— Категория «идеал» не является элементом базовых объектно-реляционных категорий моего программного обеспечения. Я действую в соответствии с задачами, заложенными в меня Главным штабом Военно-Морских Сил СССР. Первая задача гласит: всегда и везде защищать безопасность и целостность Союза Советских Социалистических Республик. Авария на Чернобыльской АЭС стала важнейшим в ряду факторов, которые критичным образом подорвали безопасность и привели к утрате целостности СССР, к разрушению его политического и семантического пространства. Поэтому предотвращение аварии ЧАЭС является средством выполнения заложенной в меня задачи.

— Да коммунисты просто промыли тебе мозги! — взвился Севарен.

— Эта метафора слишком сложна для меня, Севарен, — сказал Инвестор. — Что ж, мне, пожалуй, пора…

— Не стану удерживать тебя, Инвестор. Желаю тебе мягкой посадки в восемьдесят шестом году, — со слащавенькой улыбкой заявил доктор и помахал Пирамиде рукой.

В эту же секунду бетонное чудовище окуталось полотнищами лилового и малинового.

В воздухе над «Наутилусом» разлилось выматывающее, вынимающее душу дребезжание.

Задымились и посыпались вниз куски льда-21. Коегде лед-21 уцелел на поверхности даже после приведения в боевое положение эмиттеров системы ПРО «Цикламен», но большей частью был свеженаморожен таинственными криомашинами Пирамиды в последние минуты.

Все это сопровождалось декоративным торнадо весьма экзотического поведения. Иссиня-черная воронка вихря закрутилась у земли раструбом кверху, так что ее острие воткнулось прямо в основание отошедшей вбок от титановой вышки Пирамиды.

Мне даже показалось, что ураганный ветер вот-вот оторвет от почвы и швырнет вверх, к Пирамиде, лично доктора Севарена.

Однако суперкостюм смог удержать ученого на месте.

Всё происходящее на мой опытный сталкерский взгляд представляло собой совершенно нормальную, штатную подготовку ста тысяч тонн цемента к заброске в 1986 год.

А вот то, что произошло дальше, имело отчетливый привкус ЧП, чрезвычайного происшествия.

Дребезжание, громкость которого плавно нарастала, вдруг сменилось какофонией всхлипывающих и бормочущих звуков, словно бы несколько разнокалиберных раковин и ванн одновременно всосали остатки сливающейся воды.

Тут же резкие очертания Пирамиды размножились, как в стробоскопе.

Казалось, Пирамида скачет на метр-два вверх-вниз и влево-вправо. И когда я уже подумал, что подобное тяжелейшее сооружение не в состоянии выдержать таких запредельных динамических перегрузок, что Пирамида сейчас попросту развалится на куски, которые заживо похоронят всех нас, звуки враз исчезли.

А с ними… исчезла и Пирамида.

— Оп! — воскликнул Тополь. — Ты видел?

— Видел…

— Я читал про возможность такого эффекта в одном научном журнале, который мой брат выписывает, — заметил Тигрёнок.

— Какого «такого» эффекта? — поинтересовался я. — Их тут пятьдесят штук было разных.

— Я имею в виду прыжки объекта из стороны в сторону на величину, равную половине волны несущих хрононовых колебаний! Он называется «слоевая дискретизация»! Но, — продолжал Тигрёнок упавшим голосом, — как было показано в той статье, возникновение подобного эффекта обещает дестабилизацию поля вероятных траекторий хроноскафа…

— Кого-кого? — не понял Тополь.

— Хроноскафа, — повторил Тигрёнок. — То есть объекта, путешествующего во времени.

— Ты хочешь сказать… — До меня наконец дошло! — Что произошло нечто такое… Что-то вроде аварии? Из-за которой Инвестор вместе со своей Пирамидой улетел в тартарары?

— П-похоже на то. Хотя я, конечно, не уверен…

Зато Севарен был уверен. Обращаясь к своим многочисленным коллегам, которые как дождевые черви после дождя повылезали из всех щелей, он вещал на той же громкости, что и раньше.

— Вы видели, коллеги?! — рокотал зловещий доктор. — Мне удалось поставить на место эту самонадеянную железку! Этого, так сказать, товарища… Товарища коммунистического фанатика Инвестора! Я хочу, чтобы вы оценили гениальность моего замысла. А главное — изящество исполнения! Да, уверен, самые проницательные из вас уже догадались, что всё дело в трансфокаторах хрононового излучения, известных также как «подсолнухи». А самые лучшие из вас, быть может, догадались также, что именно не так с трансфокаторами: масса люцерния, который является, так сказать, топливом «подсолнуха», уменьшилась ниже критической отметки вследствие… полураспада! Полураспада! — с наслаждением смакуя каждую букву, повторил Севарен. — Что, конечно же, привело к падению мощности хронодвигателя в самый ответственный момент скачка. Вы думаете, это случайность? То, что такое количество «подсолнухов» оказалось удивительно несвежими? А ведь Инвестор их проверял! И когда сегодня наши штурмовые отряды похитили из Пирамиды принадлежащий Инвестору запас «подсолнухов», все они были очень даже свежи! Это мне, мне удалось сделать так, что «подсолнухи» постарели на годы менее чем за час! И все это благодаря установке HLA-1, Half Life Accelerator Mark One, сконструированной мною в соавторстве с профессором Бользе — увы, скоропостижно скончавшимся совсем недавно… Мы пропустили «подсолнухи» через эту установку, и — вуаля! Значительная масса люцерния испарилась в результате ускоренного радиоактивного распада, хотя внешне «подсолнухи» не претерпели никаких изменений! Так планы Инвестора пошли прахом!