Бесспорное правосудие - Филлис Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то ценная информация. Если бы не его въедливость, Дэлглиш упустил бы ее. Но он и виду не подал, что фамилия мальчика привлекла его внимание.
Вместо этого он спросил:
– А мисс Олдридж вы с тех пор не видели?
– После того, как покинул школу, ни разу. Не думал, что будет правильно напоминать ей о себе или вступать в контакт. Можно с легкостью присутствовать на судебных заседаниях и быть незамеченным. К счастью, Венис никогда не смотрела на публику, а я старался не сидеть впереди. Не хотел, чтобы она думала, что я ее преследую. А то она могла бы решить, что я из числа надоедливых фанатов. У меня не было никакого желания вторгаться в ее жизнь или как-то использовать нашу былую дружбу. Вряд ли стоит говорить, что я желал ей только добра. Хотите – верьте, хотите – нет, коммандер. Возможно, я должен предоставить алиби на этот вечер. Это легко сделать. Я находился на вечерних занятиях с половины седьмого до половины десятого в Уоллингтонском институте в Сити. Я хожу туда каждую неделю. С половины седьмого до восьми мы изучаем архитектуру Лондона, а затем с восьми до девяти у меня урок итальянского языка. Надеюсь, на следующий год совершить первую поездку в Рим. Могу назвать вам преподавателей обоих классов, и они, а также все присутствующие, подтвердят, что я все это время находился в институте. Чтобы добраться до Темпла из института, мне потребовалось бы полчаса, так что, если мисс Олдридж была к половине десятого мертва, я вне подозрений.
Последние слова он произнес даже с некоторым сожалением, словно расстроился, что ему не удастся оказаться в числе подозреваемых. Дэлглиш горячо поблагодарил его и встал из-за стола.
Но посетитель не торопился. Он засунул расписку в отделение довольно потрепанного бумажника, а последний положил во внутренний карман пиджака и похлопал по нему, словно желая убедиться, что с бумажником все в порядке. Затем торжественно пожал руки Дэлглишу и Пирсу, как будто все трое покончили с неким сложным и чрезвычайно тайным делом. Под конец бросил последний взгляд на лежащую на столе Дэлглиша папку, и было видно, что он изо всех сил сдерживает желание еще раз напомнить Дэлглишу, чтобы тот берег ее.
Пирс проводил Фроггета. Быстро вернувшись, он заговорил с присущим ему пылом:
– Удивительный человек! С большими странностями! Самый необычный фанат из всех, кого я видел. Как вы полагаете, сэр, как это началось?
– Влюбился, когда она была еще ребенком, а потом влюбленность переросла в маниакальную одер-жимость – ей, или криминалистикой, или обеими сразу.
– Странное хобби. Не представляю, что оно ему дает. Фроггет явно считает Олдридж своей протеже. Интересно, как она к нему относилась? Из того, что мы о ней знаем, скорее всего никак.
– Он не сделал ей ничего плохого, – сказал Дэлглиш. – Старался, чтобы она не знала, что он за ней следит. Фанаты надоедливы, Фроггет другой. Он кажется симпатичным.
– Вот уж так не считаю. Откровенно говоря, мне он показался откровенным прилипалой. Жил бы своей жизнью, а то присосался к женщине, как какая-то надоедливая муха. Вы видите в нем высокие чувства, а я, напротив, самые низменные. Могу поклясться, их диспуты проходили не в родительской гостиной.
Дэлглиша поразила горячность, с какой говорил Пирс, обычно тот проявлял большую терпимость – во всяком случае, не такое откровенное отвращение. Но позиция Пирса была ему близка. Ведь для каждого человека, ценящего неприкосновенность частной жизни, мысль о том, что кто-то другой тайно следит за тобой, невыносима. Любой преследователь изрядно досаждает, но тайный преследователь – это отвратительно. Впрочем, Фроггет не принес своему объекту никакого вреда, у него и в мыслях такого не было. Пирс прав, называя его поведение маниакальным, но в этом не было ничего противозаконного.
– В любом случае он предоставил нам информацию, которую мы вряд ли обрели бы другими путями, – признал Пирс. – Необычная фамилия. Если Маркес Ульрик был младшим братом Дезмонда Ульрика, то у нас появляется мотив. Конечно, в том случае, если они из одной семьи.
– Мотив? После стольких лет? Если бы Ульрик хотел убить Олдридж, желая отомстить за преступные действия ее отца, зачем ждать двадцать лет? И при чем тут она? Вряд ли Венис Олдридж может нести ответственность. И все же эту версию нужно проверить. Ульрик обычно задерживается на работе. Позвони в «Чемберс» и узнай, там ли он. Если там, скажи, что я хотел бы его повидать. Лэнгтона и Костелло тоже, если они еще в коллегии.
– Сегодня вечером, сэр?
– Да, сегодня вечером.
Дэлглиш стал упаковывать папку Фроггета. Пирс уже собрался уходить, когда Дэлглиш спросил:
– А какие новости по Джанет Карпентер?
На лице Пирса изобразилось удивление.
– В пятницу я попросил, чтобы мне сообщили все, что касается ее прошлой жизни. Кстати, кто ездил в Хардфор?
– Сержант Пратт из полиции Сити. Простите, сэр, я думал – уже доложили. Ничего криминального. До выхода на пенсию Карпентер преподавала английский язык. Вдова, ее единственный сын умер от лейкемии пять лет назад. Жила в пригороде вместе с невесткой и внучкой. Внучку убили в 1993-м, вскоре после этого невестка покончила с собой. Миссис Карпентер решила оборвать связи с прошлым. Помните процесс Била, сэр? Он получил пожизненное. Процесс проходил в Суде Короны Шрусбери, защищал Била Арчи Кертис. Это дело не имеет никакого отношения ни к Лондону, ни к мисс Олдридж.
Эта трагедия объяснила Дэлглишу то, что он чувствовал, общаясь с миссис Карпентер. Незаметный уход с работы, внешнее спокойствие, говорившее не о душевном покое, а внутреннем страдании, переносимом со смирением.
– Когда получена эта информация? – спросил Дэлглиш.
– Сегодня утром, около девяти часов.
Не повышая голоса, Дэлглиш сказал:
– Когда запрашивается информация о подозреваемом, я должен получать ее сразу при поступлении, а не когда мне случится об этом спросить.
– Простите, сэр, но другие вещи казались более важными. Миссис Карпентер нет в картотеке, а убийство внучки не связано ни с Лондоном, ни с Олдридж. Это старая история. Казалось, она не имеет отношения к делу. – Помолчав, Пирс добавил: – Виноват. Мне нет извинений.
– Тогда зачем их приносить?
– Хотите, чтобы я пошел в коллегию с вами? – спросил после паузы Пирс.
– Нет, Пирс. Я хочу поговорить с Ульриком на-едине.
Когда инспектор ушел, Дэлглиш минуту находился в раздумье, потом открыл ящик стола, вытащил оттуда лупу и сунул в карман. Дверь открылась, Пирс просунул голову в комнату.
– Ульрик на месте, сэр. Говорит, что будет счастлив увидеться с вами. Мне в его голосе послышался сарказм. Он уже собирался уходить, но сказал, что задержится. Что касается мистера Лэнгтона и мистера Костелло, они будут в коллегии до восьми.
Глава двадцать девятая
– Вы знали, что Венис Олдридж дочь Кларенса Олдриджа, директора школы «Дейнсфорд»? – спросил Дэлглиш.
Ульрик ответил не сразу, и Дэлглиш терпеливо ждал. В цокольной комнате с тремя работающими секциями электрического обогревателя было жарковато для осеннего вечера. Дэлглиш, когда шел с папкой Эдмунда Фроггета через двор, освещенный мягким светом фонарей, всем телом ощутил тепло позднего лета, излучаемое древними камнями. Комната Ульрика была настоящим кабинетом ученого. Полки, плотно заставленные книгами, давили на Дэлглиша с четырех стен. Письменный стол был завален бумагами, и даже кресло для Дэлглиша пришлось освобождать. Это кресло с высокой спинкой стояло в опасной близости от камина, и Дэлглишу показалось, что горячая, источающая своеобразный запах кожа обхватила его липкой хваткой.
Как будто почувствовав неудобство посетителя, Ульрик, склонившись, отключил три верхние секции камина. Эту операцию он проделал необычайно тщательно, как человек, выполняющий сложную задачу, требующую высокой точности, дабы избежать несчастья. Удостоверившись, что накал электричества упал, он выпрямился и тоже сел, повернувшись лицом к Дэлглишу.
– Да, знал. Мне стало известно, что у Олдриджа есть дочь по имени Венис, и возраст был подходящий. Когда она пришла в «Чемберс», я проявил любопытство и задал ей этот вопрос. Просто было интересно – и все.
– Вы помните этот разговор?
– Думаю, да. Кстати, довольно короткий. Тогда мы находились одни в комнате. «Вы дочь Кларенса Олдриджа из «Дейнсфорда»?» – спросил я. Она посмотрела на меня и сказала: да, я его дочь. Во взгляде была не тревога, а подозрительность. Я признался, что прихожусь старшим братом Маркесу Ульрику. Венис немного помолчала, а потом сказала: «Я так и думала, что вы в родстве. Редкая фамилия. И Маркес говорил, что у него есть старший брат». Тогда я сказал, что нет смысла вспоминать прошлое.
– И как она реагировала на ваши слова?
– Не знаю. Я не стал ждать – вышел из комнаты, прежде чем она успела ответить. В дальнейшем ни один из нас не упоминал о «Дейнсфорде». Такое положение никак не связано с каким-то принципиальным решением. Просто я почти не встречался с ней. О Венис шел слух, как о человеке с трудным характером, а я вообще сторонился работников коллегии. Уголовным правом я не интересуюсь Правоведение должно быть интеллектуальным занятием, а не публичным спек-таклем.