Червь - Джон Фаулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О: Тогда я ещё не ведала, что ношу дитя.
В: Выходит, вы затеяли учинить этот брак ради своего ублюдка?
О: Ради спасения его души. Или её души, если это девочка. И своей тоже.
В: Истинный это брак или только по форме, не скреплённый должным соединением?
О: Я не понимаю, про что это.
В: Муж имеет с вами плотское соитие?
О: Он на свою участь не жалуется.
В: Это не ответ. Извольте ответить: имеет или не имеет? Что не отвечаете?
О: Совесть не дозволяет.
В: Нет, я непременно должен узнать.
О: Только не от меня. И не от мужа. Он дожидается на улице. Хочешь — призови сюда. Он всё равно не скажет.
В: Опять за дерзости? Вы обязаны мне ответить.
О: О Его Милости спрашивай что угодно: на всё отвечу. Но об этом — нет.
В: Остаётся заключить, что бедный простофиля взял над вами попечение, но к постели вашей не допущен.
О: Думай что хочешь. Что недостойнее: моё запирательство или твои нескромные вопросы о том, что до тебя не касается? О прошлом своём я готова рассказать всё: той нечистивице, какой я была, такое наказание впору. Какова же я теперь — до этого ни тебе, ни какому другому мужчине нужды нет.
В: От кого этот ублюдок?
О: От слуги Его Милости.
В: Верно ли?
О: Во весь тот месяц мной больше никто не обладал.
В: Ой ли? Чтобы публичная девка — и ни с кем больше не спала?
О: У меня были регулы, месячные, а потом я оставила бордель и уж ни с кем, кроме как с Диком, не сходилась.
В: Разве Его Милость вы не удовольствовали?
О: Нет.
В: Что это ещё за «нет»? Ведь он вас нанял.
О: Не для такой надобности.
В: А сам дьявол в Девонширской пещере? С ним вы разве не спознались? Что молчите? Так показал Джонс, притом с ваших, как он уверяет, слов.
О: Я рассказала ему такое, что могла вместить его вера.
В: Но не то, что произошло въявь?
О: Нет.
В: Солгали?
О: Да. В этом — солгала.
В: Для какой нужды?
О: Чтобы удержать от дальнейших вопросов. И чтобы сделаться такой, какой я теперь сделалась — послушной дочерью и доброй христианкой. Больше поэтому.
В: И вы не подумали о близких Его Милости, которые уже отчаялись увидеть его живым?
О: Жалею об их горе и их неведении.
В: Не вы ли тому причиной?
О: Тому причиной воля Всевышнего.
В: А разве прощает Он тех, кто без зазрения совести пренебрегает христианским долгом? Отвечай.
О: Отчего же не ответить. Если кто утаит правду, которой всё равно не дали бы веры, такого человека Он простит.
В: Что же это за не правдоподобная правда такая?
О: Её-то я и пришла тебе открыть. Увидим, поверишь ли ты.
В: Увидим, сударыня, увидим. Но если не поверю, берегись. И ведь не поверю, когда станешь опять хитрить да изворачиваться. Итак, точно ли вам ничего не ведомо об участи того, кто зачал этот сгусток мяса у вас во чреве, — о Дике?
О: Истинно так.
В: И вы подтверждаете это под присягой?
О: Подтверждаю.
В: Так я вам расскажу. Он мёртв.
О: Мёртв?
В: Наложил на себя руки, найден удавленным в трёх милях от того места, где вы с ним расстались.
О: Я не знала.
В: И больше вам прибавить нечего?
О: Господи Иисусе Христе, прости его душу грешную.
В: Подите вы с молитвами. Так вы говорите, не знали?
О: В последний раз я видела его живым.
В: Не писал ли к вам Джонс после вашего расставания в Бидефорде?
О: Нет.
В: А иные лица из числа ваших былых знакомцев не давали о себе весточки?
О: Вот только Клейборн.
В: Клейборн? Вот так так. Она под присягой показывала, что не знает, где вас искать.
О: Стало быть, солгала. А сама подослала сюда своего присного. Есть у неё такой Иркулес Скиннер. Числится лакеем, а на деле головорез.
В: Проставьте так: «Геркулес». Когда он сюда заявился?
О: В конце июня.
В: Что же, показал он, что недаром прозывается Геркулесом? Вздумал поди увести вас силком?
О: Хотел было, да я подняла крик. Тут прибежал муж и сбил его с ног. А потом я пошла к брату Уордли — он грамоте знает — и просила написать Скиннеровой хозяйке, что я всем про неё рассказала, и если со мной случится беда, то ей мои слёзы отольются.
В: С той поры она вас не тревожила?
О: Нет.
В: Завидные, видать, кулаки у вашего мужа — не в пример его умению выбирать жену. Где он нынче работает?
О: Где придётся. Он работает на пару с моим дядей, как и мой отец. Куют решётки и задники для каминов, сами и прилаживают. А полки каминные — это по отцовой части: он у нас плотник. Мастера искусные, а вот работу им дают неохотно — из-за нашей веры.
В: Так вы бедствуете?
О: На жизнь хватает. У нас говорят, что всякий верующий должен получить свою долю от мирских благ. Мы и живём по этому правилу: кто богаче, делится с тем, кто беднее.
В: А теперь, мистрис Ли, извольте рассказать про ту роль, которую вам выпало представлять в апреле сего года, не упуская ни единой сцены. Когда Его Милость впервые пожаловал к вам в заведение Клейборн?
О: Около начала месяца. Числа не помню.
В: Прежде вы его видали? Хоть где-нибудь?
О: Нет. Его привёл лорд Б.
В: Вы знали, кто он таков?
О: В первый раз нет. Но скоро узнала.
В: От кого?
О: Клейборниха взялась у меня о нём выпытывать. А как я рассказала, она и открыла, кто он есть.
В: Что она ещё о нём говорила?
О: Что его не худо бы пообщипать. И велела мне привязать его к себе покрепче.
В: Ну а Его Милость? Находил он приятность в постельных шалостях?
О: Ничего этого между нами не было.
В: Как не было?
О: Едва мы вошли ко мне в комнату и я потянулась его обнять, от отвёл мою руку и объявил, что все мои старания будут напрасны. И что он пошёл со мной лишь затем, чтобы не попасть на зубок лорду Б. И прибавил, что хорошо заплатит за молчание.
В: И вы не пустили в ход свои хвалёные уловки и кунштюки?
О: Нет.
В: Вас это не удивило?
О: Я много знала таких примеров.
В: Неужто?
О: Да. Правда, мало кто делал такое признание с порога, наперёд не попробовав. Кто мог, покупал наше молчание, а иные покупали даже похвалы.
В: Похвалы их удальству?
О: Был у них такой обычай при расставании. Да мы их и сами из корысти наущали. А между собой посмеивались: «Кто похвальбой берёт, тот к делу не льнёт». Сдаётся мне, что такое не только в борделях водится.
В: Очень мне надо выслушивать твои бордельные прибаутки.
О: Это больше истина, чем прибаутка.
В: Довольно. Итак, он не пожелал или не смог. Что было дальше?
О: Его Милость поставил себя со мной учтиво. Он рассказал, что лорд Б. очень меня нахваливает. А потом стал расспрашивать про мою распутную жизнь и полюбопытствовал, по нраву ли мне это занятие.
В: Он держался без стеснения или робел?
О: Как будто это всё ему в диковину. Уговариваю лечь рядом — отказывается, даже сесть не захотел. Потом всё-таки присел на краешек кровати и рассказал немного про себя. Что никогда ещё не знал женщины, и эта мысль причиняет ему душевное сокрушение. И ещё он терзается оттого, что принуждён это скрывать от родных и друзей. И что он отверг уже несколько выгодных партий и домашние не оставляют его попрёками, потому что он в семье младший сын и больших надежд иметь не может. Мне сдаётся, он был огорчён много сильнее, чем показывал. Говорит и отворачивается, точно от стыда, что некому и душу излить, кроме такой, как я.
В: Что же вы на это?
О: Я, как могла, стала утешать. Сказала, что он ещё молод: мало ли я знавала мужчин в таком же положении, а теперь всё при них. Отчего бы нам теперь же не сделать испытание? Но он и слушать не захотел. Вдруг вскочил с кровати и, когда я пыталась его вновь усадить, сказал: «Довольно. Оставь меня», — будто досадует на мою неотвязчивость. И тотчас бросился просить прощения и уверять, что виной всему не моя неискусность, что я честно употребила всё своё старание, что надо быть мраморной статуей, чтобы не растаять от таких поцелуев и много чего ещё. А под конец сказал, что, если у меня достанет терпения, он бы не прочь ещё раз испытать себя при следующем свидании через два дня, а то в этот раз он должно быть надсадил душу в ожидании, ибо не знал ни меня, ни обычаев этого места; теперь же его опасения улеглись, и он уверился в моих прелестях, пусть и не имел ещё случая узнать их близко. Вот и всё.