Фантазм 1-2 - Мэри Флауэрс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне нужно было объяснить многое — но горло еще болело, сжатое невидимой удавкой, и я не мог заставить себя выдавить хоть один звук. Постепенно страх в ее глазах сменился удивлением и даже любопытством. Затем страх появился снова — но вряд ли я был тому причиной: в воздухе послышался какой-то далекий свистящий звук.
И вдруг меня отпустило. Я кашлянул и произнес:
— Ради Бога, что ты делаешь здесь?
Девушка оглянулась, ее взгляд заметался, но она никуда не сбежала, даже не попробовала это сделать.
Свист усиливался. Уж не демон ли смерти летел так на своих черных крыльях?
— Я должна найти свою бабушку, — проговорила она.
Ее слова ножом вошли в мое сердце: я ПОНЯЛ, что скрывается за ними. Так, значит, бедная старушка умерла… Наверняка так — иначе зачем эти существа стали бы ее забирать? Бедная девочка, как ей объяснить, что ее бабушки уже нет? Ее душа далеко, а тело после разлуки с ней значит на самом деле очень мало. Так почему же мы все стараемся привязываться именно к своим оболочкам и оболочкам близких?
— Твоей бабушки нет, — слова, движение воздуха в передавленном горле причиняли боль. — Он забрал их всех… Он всех забрал. Он собирается уничтожить весь город…
Она посмотрела на меня с таким пониманием, что мои дальнейшие объяснения стали излишними.
Эта девушка знала, — знала все. Может быть, больше и лучше меня. В ее глазах стояла боль.
— Мы должны предупредить жителей города, — произнесла она.
О, если бы это было возможно! Кто поверит в эти кошмары, творящиеся тут? Я много раз говорил с людьми, стараясь подвести их к пониманию ситуации, — но всякий раз натыкался на одно и то же: меня или считали жуликом, вымогающим деньги в пользу церкви (хотя ни разу я не заикался о деньгах!), или считали, что я допился… Они все были уверены в своей трезвости. Даже лучшие, точнее, наиболее дисциплинированные из прихожан. Они были готовы приходить в церковь, венчаться, креститься, отдавать дань традиции по большим праздникам, но когда дело касалось истинной веры в сверхъестественное — все отмахивались: мы живем в реальном мире.
Но кем создан он, этот реальный мир? И кто разрушит его, если мы не сможем остановить нашествие этих жутких существ? Легко отмахнуться от опасности, прикрыться броней неверия. Но как горько мне всякий раз было натыкаться на то, что верующих людей не осталось. Да что греха таить — и для меня все до недавнего времени было больше формой. Лишь увидев слуг Врага воочию, узнав об их делах, я вернулся к настоящей вере. Но ничто не помогало мне обратить в нее других слепцов. Вот эта девушка была… является первым человеком, с которым мы можем говорить на эту тему, не подозревая друг друга в сумасшествии. Разве я ошибался, предполагая, что встреча с ней предопределена свыше? Я хотел сказать ей что-то еще, но свист усилился. Что-то мчалось по воздуху, рассекая его со страшной силой…
— Что это за звук? — спросил я, и страх в ее глазах подтвердил худшие мои догадки.
Это мчалась смерть.
И тут меня осенило. Эта девочка похожа на ангела, она знает многое, если не все… Она нужна этому миру, а я обречен. Так пусть свистящая смерть найдет меня, а не ее… Как ни странно, я не испугался. Страх оставил меня — такая смерть показалась мне заманчивой и прекрасной. Уйти, сохранив жизнь человеку, способному принести в наш мир хоть немного света, — чего еще я мог желать? Небеса услышали меня, посылая такой конец.
— Оставайся здесь, — приказал я ей, подталкивая в широкую нишу между рядами ячеек.
Если бежать от смерти — она бросится в погоню и может не разобрать, кого ей следует унести. Я не стану прятаться. Я вышел в центр, ожидая развязки.
Никогда еще моя душа не знала такой легкости: у меня вновь была надежда, и я знал, для чего жил и умираю. Позади осталась мучительная необходимость заключать сделки с собой и постоянно делать выбор.
Я все решил. Я счастлив… Лишь бы смерть не оказалась слишком мучительной…
ЛИЗ
На меня нашло странное оцепенение: я знала, что означает этот свистящий звук, знала, что оставаясь посреди коридора, пастор подвергает себя безумному риску, — и в то же время не могла возразить. Каким-то особым чувством я догадалась, что он знает, что делает. Он хотел умереть — этого я не понимала, но не могла и мешать ему. Руки и ноги не повиновались мне больше — я могла только ждать и со стороны следить за происходящим. Меня словно и не было здесь — как во время видений: хочется вмешаться, выскочить, заслонить собой, оттолкнуть — но я далеко и ничего не могу. Сейчас я тоже стала бесплотной тенью. Я только мыслила и видела.
Вот шар выскочил из-за угла и понесся на пастора, на секунду замерев для более точного прицела… Вот раздался щелчок…
Я не ошиблась, утверждая, что эти металлические существа отличаются от прежних: вместо вилок из шара выскочило и завертелось совершенно другое лезвие (я не успела его рассмотреть — просто сбоку у шара возник маленький пропеллер).
Пастор стоял. И на месте его держал не страх… Хотелось бы мне понять, что именно, — может быть, тогда боль сочувствия не была бы такой острой. А может, оказалась бы еще острей…
Шар мчался на него. Я зажмурилась, ожидая звонкого удара и падения тела, но вслед за жужжанием пропеллера раздался дикий крик. Шар не убил — просто снес кусок уха! Пастор схватился за рану руками и запрыгал на месте от боли. Его отчаянный крик, наверное, на всю жизнь отпечатался в моей памяти…
Шар исчез из поля зрения, и я подумала было, что он вообще улетел, но нет — вскоре свист возник снова. Это металлическое существо было форменным садистом: оно получало удовольствие от страданий своей жертвы.
И снова, пританцовывая от боли, пастор повернулся к нему лицом. Раздался щелчок. Я подумала, что увижу уже знакомый пропеллер, но шар выставил вилки. Они были и похожи на те, прежние, и в то же время отличались — не берусь сказать, чем именно, потому что происходило все со страшной быстротой.
Шар прицелился и ринулся в атаку. Послышался глухой удар, и крик изменился — вилки впились пастору в лоб. Я думала, что сейчас он упадет и начнется агония, но он только пошатнулся. Тоненькие струйки крови поползли по его лицу.
И тогда я прочла «чувство» металлического монстра (если это можно было назвать чувством): он был голоден! Он хотел жрать — и еда попала в пределы его досягаемости! Это было ужасно, но зрелище приковало меня к себе, и я не могла отвести взгляд, несмотря на отвращение, жалость и страх. Внутри шара что-то зажужжало, и оттуда высунулся кончик направленного на переносицу пастора сверла. Вот тогда пастор впервые испугался по-настоящему: он вцепился в шар руками и принялся его отдирать. Увы, вилки вошли в его череп крепко — а силы старика слабели… Сверло с настырным гудением приближалось к своей цели. Его острие прикоснулось к коже и с бульканьем начало входить в плоть. Не только боль звучала в диком безумном крике — в нем было отчаяние…
То, что последовало потом, оказалось еще ужаснее: в задней стене шара открылась дырка, и оттуда брызжущей струей начала вылетать кровь, к которой скоро примешались белые кусочки мозга. Сверло входило все глубже, струя поливала коридор на пару метров.
Крик смолк так же неожиданно, как и возник. Пастор зашатался и упал. Сытый металлический монстр довольно причмокнул, и сверло убралось. На полу коридора блестела кровавая лужа.
И тогда через охватившую меня прострацию я поняла вдруг, что пастор хотел таким образом спасти меня!
Сложно описать смесь уважения, благодарности и сочувствия к этому человеку, обрушившуюся на меня. Он был мне незнаком, я никогда не слышала его, даже во время поминального обряда. И вот он, незнакомец, по сути чужой человек, отвлек смерть на себя и погиб. Но стоила ли я сама такой жертвы? Боюсь, что нет… Я слишком обыкновенна и слишком бесполезна, и лишь одно может меня оправдать: если мы с Майком сумеем победить Длинного. С этой минуты можно считать, что жизнь моя взята в долг, который я обязана вернуть в ближайшее время.
Но что же я делаю?! Пришла сюда, почти что на верную смерть. Теперь я не имею права просто так потерять подаренную мне жизнь — она не моя…
Я в последний раз взглянула на распростёртое на полу тело и тронулась наконец с места. Я пятилась — мне трудно было отвернуться от останков своего спасителя. Как я была глупа! Зачем я пришла сюда?! Бабушки нет — и я должна мстить за нее, а не играть в игры. Я пятилась, пока не уперлась во что-то холодное, но живое.
Рука Длинного легла мне на плечо. Он развернул меня, поднял, и я встретилась с ним взглядом. Опять. Сколько холода пряталось в его глазах!
Но что же я… Теперь меня ничто не могло спасти. Я проиграла — и предала своего спасителя своей глупостью. Больше мне не было прощения.
— Здравствуй снова, — прогудел голос Длинного, — и прощай!