Гори, гори ясно! - Ольга Петрова

— И так худющая, непонятно в чем душа держится, а теперь вообще решила себя голодом заморить?

И чего все ко мне с этой едой привязались? Мельком глянув в зеркало, висящее в углу, я поняла, почему мой вид вызывал мысли о недоедании: цвет лица сероватый, под глазами синяки, губы нежно-фиолетового оттенка. Волнения, бессонная ночь и отсутствие питания подействовали на меня как вегетарианская диета на вампира.

Накрыв на стол, Зинаида села напротив меня и так же строго приказала:

— Ешь.

Я отрицательно помотала головой. Хотя бедный желудок взывал о еде, я не смогла бы проглотить ни кусочка.

Как ни странно, ни уговаривать, ни принуждать к еде эта мудрая женщина меня не стала. Вместо этого она достала из буфета бутылку без этикетки и налила из нее в тонконогую рюмку густую темно-красную жидкость. Понюхала, и, немного подумав, наполнила и вторую. Одну поставила передо мной, другую осушила залпом, одобрительно крякнула и многозначительно посмотрела на меня. Я пожала плечами и последовала ее примеру.

Вишневая наливка (а это была именно она) оказалась ароматной, сладкой и терпкой одновременно. И весьма крепкой — у меня даже слезы выступили. Зато я сразу ощутила и запахи, и вкусы. И то, что ноги в кровь искусаны комарами. И то, что у меня разбито сердце. Опять…

Зина вновь наполнила рюмки, поставила их перед нами и скомандовала:

— Рассказывай.

И я рассказала. Но не про Данилу.

Его звали Антон. Он был у меня первый. Вообще первый парень, я имею в виду. В школе я больше читала книжки, чем смотрела на одноклассников. Влюбилась только на втором курсе университета. Он был старше меня на год. Серьезный, целеустремленный. Я не то, что влюбилась, я утонула в нем. Жила им, дышала им. Мое настроение полностью зависело от того, позвонил он или нет, что он сказал, и как сказал. Естественно, тогда мне казалось, что это не то, что на всю жизнь, а вообще навечно. Что нам небесами суждено было встретиться, что мы две половинки одной души, которые искали друг друга в потоке времени. Или что мы проживаем жизнь за жизнью, снова и снова встречаясь в своих новых воплощениях. Даже смешно вспомнить теперь. У него всегда было много дел, и виделись мы не так часто, как хотелось мне. Зато регулярно — этого у него было не отнять. Я была абсолютно уверена в нем. Никаких проверок телефона, инспекций личных страниц в соцсетях или расспросов общих знакомых. С жаром защищала наши отношения от осторожных намеков подруг про популярность Антона у однокурсниц. Ведь я его знаю, а они лишь завидуют и повторяют чужие сплетни. Так что когда я случайно бросила взгляд на его забытый на столе телефон, тренькнувший смской и увидела сообщение: «я люблю тебя», то не смогла поверить глазам. Все еще надеясь, что это какая-то ошибка, решилась и тронула экран. Сообщение было от какой-то Снежаны. Еще одно движение пальцем явило на свет нежнейшую и страстную переписку с подробным обсуждением последней встречи и выражением надежды на последующие. Мне показалось, что вокруг меня стены рушатся. Жизнь разделилась на «до» и «после». Хорошо еще, что были «институт, экзамены, сессия». Вытаскивала себя из болота страданий, как Мюнхгаузен за косичку. Временами косичка ощутимо побаливала. Подруги утешали — с кем не бывает, найдешь себе другого, да получше. А я точно знала, что больше никогда не влюблюсь, просто из чувства самосохранения, потому что второй раз подобной боли не вынесу. Первый неудачный роман стал надежной прививкой от любви.

Я ощутила во рту горечь, и грудь словно обручем сдавило. Еще одна рюмка наливки под рукой оказалась как нельзя кстати. Глоток согрел горло, и даже на душе как будто стало теплее. Я глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее.

— Вот так и получилось, что у меня, мягко говоря, не самое высокое мнение о мужчинах. Мама все твердит, что замуж пора, а я думаю: а зачем? Чтобы постоянно думать, с кем мне изменяет мой муж? Куда на самом деле идет, отправляясь «на деловую встречу»? И чем занимается, когда в очередной раз не берет трубку? Конечно, было у меня с тех пор несколько «романов», но я словно подсознательно выбирала тех, с кем отношения бесперспективны, и сама же искала повод, чтобы закончить отношения.

— Уж лишком лихо ты составила мнение обо всех мужчинах лишь по своему первому опыту, — спокойно возразила Зинаида, прихлебывая из своей рюмки.

— Отчего же, — горько усмехнулась я. — Чужой опыт лишь подтверждал мой собственный. Я насмотрелась на мужчин, которые мило целуют в щечку жену, провожая ее до двери, и принимаются ухлестывать за другой, даже не дожидаясь, пока дверь захлопнется. Не раз натыкалась на мужей подруг, прогуливающих по магазинам незнакомых девушек. Знаете, как это ужасно, когда оказываешься невольно втянутой в подобную историю, и мучаешься вопросом, что лучше, рассказать, или утаить. И так или иначе все кончается тем, что приходится утешать подругу, тихо плачущую на кухне после очередной измены супруга. Я узнала, что стоит копнуть, в каждой на вид счастливой семье найдутся свои мерзкие скелеты в шкафу. Наверное, стоило бы давно избавиться от иллюзий, и принять тот факт, что супружеская верность столь же редка, как и истинная любовь, но вот в чем проблема — я не терплю вранья. Вот вложили в меня в детстве истину, что врать нехорошо. И с тех самых пор любая ложь мне противна. А измена — это самое отвратительное ее проявление.

Моя рюмка опустела, и сама я чувствовала себя опустошенной. Тяжело ворошить прошлое. Зинаида сидела молча, задумчиво водила пальцем по столу.

— Что ж, давай и я расскажу тебе мою историю, — проговорила она наконец. — Я тоже по молодости была влюблена. Был у нас в Заречье такой Матвей Егоров. Любили мы друг друга крепко, надышаться друг на друга не могли. Вот его в армию забрали, а я ждала. Собирались свадьбу сыграть, как вернется. И была у меня подруга-завистница. Сама в Матвея была влюблена, ревновала по-черному. Стала ему письма писать, клеветать про меня, что я с другими парнями встречаюсь, что пьяную меня видят