Эти двери не для всех - Павел Сутин

И все осталось – солнце, мачты, двойные, тройные и четверные креселки, оранжевые эллипсоиды гондол, бело-красные вагоны, бело-голубое космическое небо и бесконечные трассы.

– Ничего, – говорил Гаривас и обнимал Берга за плечи. – Ничего… Сейчас спустимся пару раз, отдохнем, ты в себя придешь… Ски-пасс не спросили, здесь уже вторая очередь, здесь обычно не спрашивают, раз сюда поднялся – значит, скипасс есть. Но могут спросить, попозже купим, после двенадцати он в два раза дешевле. Еще можно… – Тут Гаривас отнял у Берга фляжку и сам глотнул. – Еще можно чуть-чуть постоять, медленно покатиться вниз и захотеть вернуться на Немчиновскую гору. Тогда слегка затошнит, мелькнет в глазах, и вернешься…

Креселка выплыла наверх, они встали, откатились в сторонку. Гаривас ободряюще подтолкнул Берга к "зеленому" склону слева. Но Берг заупрямился, мотнул головой, сказал:

– Нет… Туда. – И показал палкой на стенку справа.

– Ну да! Хорош! – резко сказал Гаривас. – Постепеннее, дружок!

Тогда Берг сам трезво сообразил, что не нужно горячки, не нужно голеней переломанных вообще непонятно где…

Они спустились, потом спустились еще раз. Гаривас отнял у Берга палки и придирчиво смотрел на друга, пока тот ехал без палок, проверял, так сказать, квалификацию и боеготовность. Потом Гаривас пустил Берга на спортивную гору и только крикнул в спину: "Летай пониже!" К тому времени Берг вспомнил все. Руки вспомнили, ноги вспомнили. Он так четко и резонно пошел вниз, что лыжники, стайкой стоявшие поодаль, обернулись все как один ему вслед. Бергу что-то крикнули по-итальянски с одобрительной интонацией.

У другой креселки, с нагретыми сиденьями, Гаривас восторженно бил Берга по плечу и говорил:

– Есть порох в пороховницах и пепел в пепельницах!

Они спустились по сложной, местами со льдом, крутой, бугристой горе. Потом еще раз. Гаривас кричал, нагоняя:

– Показывай европеоидам, как надо!

Но у Берга наконец заболела стопа – она, курва, всегда болела, если ее не берегли, – и Гаривас сказал:

– Домой, Саня… Домой. Все еще будет. Это не последние выходные.

Они выкурили по сигарете, сделали по глотку. Берг еще раз ошалело посмотрел вокруг, вытер слезы, не стесняясь Гариваса. Потом они несколько секунд постояли у троса с флажками, Гаривас крепко взял Берга за руку, они толкнулись палками, проскользили и рывком очутились во влажном воздухе, под низким серым небом.

Берга качнуло вперед, потому что лыжи попали на другой снег – сырой, пористый, присыпанный сосновыми иголками. Берг еще не открыл глаза, но чувствовал, как остывает лицо. Потом он открыл глаза.

За будкой подъемника сидел верхом на "Буране" Немчинов, озабоченно посматривая на часы. Он увидел Берга с Гаривасом и успокоенно улыбнулся. Толстушка на "Россиньолях" совала Гаривасу тюбик с кремом от ожогов, расхаживали, отстегнув крепления, люди, галдели дети, суматошно носился тявкающий спаниель.

– Мессиры и дамы! – зычно говорил человек с ароматной трубкой, прикручивая фал бугеля к скобе "Бурана". – Обедать! Давно пора обедать! – И он мягко вложил в руки Бергу перекладину бугеля.

Берг услышал, как кто-то добродушно сказал: "Welcome to the club!" Еще он услышал, как Гаривасу посоветовали отвезти неофита на базу, потому что хватит с него на сегодня – сгорит неофит и переволнуется, надо его кремом помазать, покормить, и пусть выпьет немножко. Берг безропотно потрусил за "Бураном" на базу. Там Володина жена мазала ему кремом лоб и губы, а Гаривас наливал грамульку и подкладывал жареную картошку, квашеную капусту и котлеты.

Гаривас вел машину по темной узкой Дмитровке и рассказывал, как в прошлом году в дыру возле сосны провалился Володя Немчинов.

Володе, военному топографу, подполковнику Генштаба, сейчас пятьдесят два. А юнцом он катался на горных лыжах, когда от "Кругозора" до "Мира" нужно было полдня идти пешком, когда в Азау жили в фанерных домиках с буржуйками, когда за день спускались один, от силы – два раза. Володя – не просто ворчун в старой куртке. Он – эпос. Мифология во плоти. Он дружил с Крыленко, с Хергиани…

"Кататься ты не умеешь и никогда не научишься. Чайник – это состояние души, – не раз говорил Немчинов Визбору. – Но без тебя горы – не горы. Ты как знаменосец… или трубач… – от тебя шашкой махать не требуется, ты труби и знамя вздымай".

Володя пропал на горе посреди бела дня, до смерти напугав свою жену Аню.

Объявился он около полуночи – Аня ездила на "Буране" по соседним деревням, а Володины друзья бесцельно бродили по горе с фонарями. Возникнув возле нижней опоры обесточенного подъемника, Володя бормотал несуразное, его било крупной дрожью, он прихлебывал холодный кофе из пластикового стаканчика, а в другой руке крепко сжимал яркий буклет – приглашение на рождественский бал в Ле-доз-Альпе.

Палок при Володе не было. Палки он потерял во Франции.

Володя не вернулся в Москву в понедельник. Неделю он провел на базе, вышагивая по коридору, невпопад отвечая на вопросы и пытаясь найти материалистическое обоснование произошедшему. Но профессиональный и житейский опыт не помогли Володе найти это обоснование. Тогда Немчинов взял отпуск и во вторник отправил Аню в Москву за эзотерической литературой. В пятницу вечером осунувшийся, почерневший Немчинов сбросил со стола на пол стопку книг и брошюр и разочарованно буркнул: "Бред…" Он поцеловал жену и сказал: "Ничего не бойся, там о людях заботятся".

Застегнул клипсы и скатился по темной горе. И пропал до утра.

Он вернулся на рассвете (впоследствии выяснилось, что здешнее подмосковное время с тамошним, французским, соотносится очень произвольно, разница могла составлять три часа, могла пять, а могла и двенадцать) с обветренным, обгоревшим до струпьев лицом, жадно поел, выпил два стакана водки и мертво уснул. А проснувшись, дал Ане список телефонов, сел на "Буран" и помчался на гору обставлять вешками участок вокруг сосны. К полудню на базу съехались его знакомые – математики, физики и топологи. Два дня под препирательства, тушенку и растворимый кофе шел неформальный симпозиум.

Итогом симпозиума стали следующие тезисы:

1. Спускаясь на горных лыжах близ Яхромы, представляется возможным продолжить движение по одному из горных склонов департамента Савойя Французской Республики.

2. Как все это происходит – одному Богу известно.

3. Следует меньше трепаться и кататься себе в Альпах, раз есть такая возможность.

Володя исхудал, издергался, вскрикивал по ночам по-французски, потом махнул рукой и стал вместе с Аней кататься в Альпах. Еще через неделю он составил свод нехитрых правил и пометил сосну.

Гариваса, человека разгильдяйского, но крайне опытного в горнолыжных делах, Немчинов пустил в Альпы, после того как Гаривас вправил плечо голландцу. Тот вывалился на склон в начале апреля, ударился о мачту и вывихнул плечо. Он ошарашенно смотрел по сторонам, выл от боли и отбивался. Гаривас стремительно скрутил голландца, узнал, что того зовут Йозеф Кнехт, отвел его на базу, профессионально вправил вывих, напоил до беспамятства и помог Володе вывезти голландца на гору с сосной.

После этого Гаривас, естественно, потребовал объяснений.

Потом, конечно, были инциденты…

Упоенная "Пшеничной" до положения риз смена спасателей на "Жандри Гляссир"…

Ювелирно подделанные ски-пассы с пометкой "кататься везде"… Гаривас, носившийся с молодецким гиканьем на "Буране" по леднику, и потрясенный экипаж спасательного вертолета, кружившего над Гаривасом…

– Вот что хочешь говори, Саня, – сказал Гаривас, когда они выехали на Кольцо, – но неспроста эта дыра образовалась здесь. Это база Института среднего машиностроения. Ее сто лет назад строили такие визборы, каких теперь днем с огнем не найдешь. Тут средний возраст докторов наук – тридцать два года. Даже теперь. И дыра открылась здесь, а не где-нибудь. А "Турист"… Что "Турист"?

Туда красавцы на "Олдсмобилах" съезжаются по воскресеньям… Там такая дыра не откроется, смешно даже думать. И никакой это не снобизм, а просто спокойный логический вывод. Психологический климат в "Туристе" не тот. А здесь он – тот самый. А летом, слушай, возьмем серфы, покажу тебе одно местечко на Селигере, – Гаривас подмигнул, – так оттуда – на Оаху…

Берг вздрогнул и жалко посмотрел на Гариваса.

– Шучу, – успокаивающе сказал Гаривас. – Хорошо, что есть такие двери, правда, Сань? Эти двери не для всех…

"Зря я продал ему "Доломиты", – подумал Берг. – Надо было подарить".

ПЕЧАЛИ ПОЛЕТАЕВА

/*

“И если бы я служил в том батальоне, я бы радовался и гордился. Но я не служу в том батальоне. Я всего лишь второразрядный полицейский, прикидывающийся третьеразрядным журналистом… ”

– Т ы, Боря, прекрати себя изводить, – сказал Вацек..

Он уже не в первый раз это сказал. Он шел за Полетаевым от