Колесничие Фортуны - Владимир Свержин

Я ужаснулся. Принцесса с нескрываемым торжеством посмотрела на меня и гордо закончила фразу:

– ...Уговорили его, что лучшей кандидатуры все равно не сыскать!

– Это действительно очень опасно, – пытаясь быть как можно более убедительным, проговорил я.

– О, ничуть! – Лаура беспечно махнула рукой. – Смотрите сами: должна же я наконец принести свой омаж законному королю?

– Должны, – отозвался я.

– Но принц Джон еще не коронован. Вот я и жду в этом кастильо [61], когда же он наконец станет королем. Замок, как я уже говорила, принадлежит Арагону, с которым Его Высочество вовсе не желает портить отношения, – вновь принимаясь гладить меня по голове, успокаивала меня принцесса. – Еще более он не желает портить отношения со мной... – хитро добавила она, взирая на меня с простодушным кокетством. – Принц Джон бывает здесь каждую неделю, снабжая меня самыми свежими сведениями, и охотно бывал бы здесь чаще. Но с тех пор, как леди Джейн Эйстон была объявлена его законной супругой, большую часть времени он проводит в Венджерси, – с нескрываемым злорадством промолвила она. – А от всех прочих неожиданностей меня здесь бережет сильный отряд грейсфордских и арагонских рыцарей.

Я понял, что мне все равно не переубедить маленькую подпольщицу.

– Постой, а как ты передаешь сведения на север? – спросил я, заранее интересуясь возможностью связи с армией Уильяма Солсбери.

Лаура-Катарина с законной гордостью пояснила:

– Здесь милях в десяти от Лондона есть небольшое имение Снейлон Хиллс (“Улиточный холм” – автоматически перевел я для себя это странное название). Оно принадлежит невесте одного из рыцарей отряда Инельги. Мне постоянно доставляют молоко из этого имения, и по какой-то случайности там же нашел себе пристанище весь отряд баронессы Шангайл вместе с ней самой.

– Ну и когда ожидаются ближайшие поставки молока? Принцесса звонко рассмеялась:

– Разумеется, завтра с утра. Ведь молоко должно быть свежим!

Я вздохнул.

– Что ж, надеюсь, моя рана завтра уже позволит изобразить из себя туповатого молочника. – Поддерживая атмосферу веселости, я скроил простецкую рожу и, растягивая слова, залепетал: – Что вы, господин стражник, да какой же я рыцарь? Я и меча-то в руках держать не умею. Молочники мы тутошние...

Лаура почему-то не поддержала шутку и возмущенно фыркнула:

– Никуда вы завтра не поедете! Я осмотрела вашу рану. Она ужасна!

По роду своей деятельности мне довольно часто приходилось иметь дело с подобного рода травмами. Сегодняшняя рана была, безусловно, неприятна, но ужасной ее назвать было никак нельзя. Недели две-три покоя и ухода – и от нее остался бы только едва заметный шрам. Но, похоже, Ее Высочество мои доводы не очень-то интересовали – она твердо решила вылечить меня не менее, чем за месяц.

– Я вам приказываю! – стараясь изо всех сил казаться грозной, прикрикнула она на меня. – Любое движение может повредить вам!

– А такое? – Я неожиданно сгреб девушку в объятия и шутливо поцеловал ее в нос.

Помедлив ровно столько, сколько предписывали приличия, она с достоинством освободилась, а потом, наклонившись надо мной, осторожно поцеловала меня в губы.

– Такое – не может, – лукаво ответила маленькая принцесса. – Однако пора заняться лечением! – вновь напуская на себя строгость, заявила она.

– Ну, если таким, то я готов не выздоравливать до второго пришествия, – все еще ощущая сладостный вкус её губ, мечтательно проговорил я.

– Ну-у нет! – забавно морща нос, хитро протянула Лаура и, обратившись к двери, позвала: – Присцилла!

Я обреченно откинулся на подушки и застонал от безысходности. В комнату посланцем грубой действительности промаршировала статс-дама Ее Высочества, держа в руках серебряное блюдо с неисчислимым количеством баночек, фляжек и коробочек разнообразных размеров. Бесстрастное обычно лицо сарацинки сейчас было полно садистского удовлетворения.

– Это что, все мне? – безнадежно спросил я.

– Да! – злорадно прокаркала Присцилла. Смирившись со своим тяжким жребием, я безропотно отдал себя в руки моих лекарей.

Я не скажу, что это было самой страшной пыткой в моей жизни, но и удовольствия процесс лечения мне доставил крайне мало. Безропотно глядя, как мою бренную плоть натирают очередным дьявольски пекучим чудодейственным зельем, я, чтобы хоть как-то развеяться, вызвал Лиса.

– Сережа, – промычал я по мыслесвязи, – вот ты меня бросил, убежал, а меня здесь мучают, измывательски измываются.

– А нечего было под стрелы подворачиваться, – резонно заметил д'Орбиньяк, – вот теперь страдай.

– Я и страдаю, – грустно ответил я.

– Вот и правильно. А я тем временем в Гастингс съезжу.

– Да-а, – продолжал жаловаться я. – В Гастингсе хорошо, там Меркадье... Ну ничего, вот приедет завтра утром Инельгердис меня молоком отпаивать, я ей расскажу, как ты меня на растерзание этой фурии оставил. – Я крупным планом продемонстрировал Присциллу, с маниакальным упорством втиравшую в меня бальзам.

Лис круто остановил коня.

– Твоя сестра здесь? – заинтересованно произнес он.

– Что?! Здесь? Нет, здесь ее нет. Иначе она из милосердия, пожалуй, добила бы меня. Инельга со своими головорезами партизанит в окрестностях Лондона. База у нее в каком-то имении Снеилон Хиллс. Десять миль на север от столицы, – значительно добавил я.

– Очень кстати! – оживился Лис, разворачивая своего скакуна. – Я совсем забыл! Нам как раз нужно установить связь с армией Солсбери. Как ты, кстати, назвал это имение?

– Снеилон Хиллс.

– Вот и славно. Сестричке от тебя привет передавать?

– Ага, скажи, чтоб взбитых сливок передала. Ты не очень-то там рассиживайся: Малыш Эд по тебе небось совсем истосковался, – напутствовал я Рейнара.

– Капитан, какой ты зануда! Чем больше тебя узнаю, тем больше убеждаюсь: лучшее, что в тебе есть, – это твоя сестра. Все, пока! Жди сливки!

Вдоволь налюбовавшись моими мучениями, Присцилла Харибда собрала свой пыточный арсенал и, напоследок оценив меня своим взглядом, убралась из комнаты. Между тем маленькая арагонская принцесса вытащила на середину моей палаты какой-то странный трехногий шандал и, разведя в нем огонь, бросила туда несколько щепоток неизвестного мне пахучего зелья.

– Закройте глаза, мой дорогой рыцарь, – нежно попросила она. – Самое важное для излечения – это достижение гармонии эфирного тела с телом материальным. Расслабьтесь, пусть вас ничего не беспокоит. Об остальном я позабочусь сама.

И тут она запела... Я невольно вспомнил свои жалкие вокальные потуги в первое утро нашего знакомства, и мне почему-то стало невообразимо стыдно. Лаура пела заклинания на каком-то неизвестном мне языке: ее чарующий, глубокий голос то взмывал вверх на невероятно чистых и высоких нотах, то, опускаясь вниз, проникал, казалось, в самую душу. Если и существовали когда-то на свете мифические сирены, то их пение наверняка не могло быть чудеснее. Мне представлялось, что я плыву, мягко покачиваясь на невидимых волнах, и я уснул, так и не исполнив своего обещания зайти вечером к тюремному священнику побеседовать о своих грехах.

Когда я проснулся, было уже довольно позднее утро, а может быть, ранний день. Мое самочувствие не внушало опасений, однако это не остановило медперсонал этой импровизированной клиники в его неудержимом порыве поставить меня на ноги в течение ближайших пяти лет. Через пару часов я уже чувствовал себя безмерно уставшим от шквала забот, обрушившихся на мою бедную особу.

– Ну что, молоко сегодня привозили? – поинтересовался я.

– Привозили, – ответила Лаура. – Инельга передала для вас горшочек сливок. Ума не приложу, как она узнала, что вы здесь?

С удовольствием уплетая лакомство, я пояснил:

– Этот пароль означает, что наш друг д'Орбиньяк добрался до нее благополучно.

Лаура удивленно приподняла брови.

– Да, кстати! – с деланной озабоченностью заговорила принцесса. – Вам придется забыть об идее перевоплотиться в молочника и выбраться отсюда незамеченным. Вокруг замка у каждого входа полно стражников. Лорд-мэр Лондона уже просил меня об аудиенции, но я ему отказала, – беспечно сказала принцесса.

Это были дурные вести. Значили они одно – мне необходимо было как можно скорее покинуть этот гостеприимный кров. Ибо, несмотря на благоволение со стороны будущего короля Англии к наследнице Арагонского престола, в один прекрасный момент замок мог просто-напросто тихо сгореть со всеми его обитателями. Что, учитывая мою дивную репутацию среди лондонцев, не вызвало бы даже пересудов и кривотолков.

Итак, мне вновь предстоял побег... Оставалось только придумать каким образом. Проводя время в грустных размышлениях на эту тему, я пытался поддерживать непринужденный разговор с моей очаровательной собеседницей. Сквозь раскрытые ставни до нас доносился уличный шум дневного Лондона – скрип колес, ругань стражников, звонкие крики разносчиков и торговцев.