Офицер черноморского подплава - Александр Витальевич Лоза

class="p1">«Севастополь. Суббота 3-го декабря. Принимали на лодку с береговой кладовой койки и дождевое платье. Пустили левый кормовой дизель на зарядку аккумуляторов. Остановили левый кормовой дизель. Окончили зарядку батарей.

Лейтенант Ярышкин».

«Севастополь Воскресенье 4-го декабря. Приняли на лодку компасы из мастерской мореходных инструментов Севастопольского порта.

Лейтенант Ярышкин».

На этом заканчивается Вахтенный журнал подводной лодки «Кашалот», начатый в январе и оконченный в декабре 1916 года. К сожалению, Вахтенный журнал подводной лодки «Кашалот» за 1917 год в Российском Государственном архиве ВМФ не сохранился. Но из последних записей понятно, что подводная лодка готовилась к выходу в море. Так оно и было.

Накануне выхода «Кашалота» в море, 17 декабря 1916 года, в Петрограде высокородными заговорщиками был убит Распутин. Всеобщее ликование, вызванное этим событием в стране, яснее всего свидетельствовало, до какой степени переполнилась чаша долготерпения и гнева народного. На улицах Севастополя незнакомые люди, передавая друг другу эту весть, бросались с радостью друг другу в объятия. Но это ликование быстро сошло на нет.

20 декабря 1916 года подводная лодка «Кашалот» вышла в море в боевой поход к турецким берегам. «Кашалот» полным ходом шел на юг-запад. Кроваво-красным заревом солнце уходило за горизонт. Вокруг лодки кружила пара чаек. Они взмывали вверх, затем камнем падали вниз, касаясь крыльями верхушек волн. Дул устойчивый северный ветер. Барометр падал. Начался сильный шторм. «Кашалот» боролся с волнами, которые бросали его, как пробку… Корпус лодки подвергался сильным ударам волн и изгибающим напряжениям. После этого шторма были обнаружены погнутые и порванные листы легкой обшивки надстройки и верхней палубы. Вышло из строя несколько аккумуляторов. То тут, то там возникали короткие замыкания, от которых во внутренних помещениях лодки стоял тяжелый запах горелой резины. Пришлось вентилировать лодку, несмотря на шторм.

Последние дни Петр Ярышкин часто, очень часто вспоминал Катюшу. Сердце его щемило от тоски, и он еще больше загружал себя корабельными делами…

Подлодка «Кашалот» заняла позицию в заданном районе у турецкого побережья.

Командир принял решение погрузиться.

– По местам стоять, к погружению! Задраить верхний рубочный люк!

В балластных цистернах зашумела забортная вода…

– Боцман, держать глубину пятнадцать футов! – распорядился командир…

С уходом на глубину в лодке обнаружилась течь нескольких сальников. Механики поджали один из них, другой пришлось перебивать…

Вскоре в перископ командир заметил вражеский транспорт —

большой, тяжело груженный парусник.

– Боевая тревога! Минная атака!

В первом отсеке матросы заняли свои места у крышек носовых минных аппаратов.

– Первый, второй аппараты – Товсь!

– Первый, второй аппараты – Пли!

В перископ хорошо было видно, как над спардеком парусника взметнулся столб огня, дыма, угольной пыли… Поход продолжался. В чудовищной тесноте механизмов подводной лодки моряки несли вахты, спали, ели, одним словом – жили…

Ранним утром 30 декабря 1916 года старший лейтенант Столица увидел в перископ бриг под турецким флагом. От тут же отдал приказ об атаке, но решил не тратить самодвижущихся мин. «Кашалот» всплыл… Командир приказал призовой партии высадиться на судно. Под дулами лодочных орудий на борт брига поднялись русские моряки-подводники. Бриг назывался «Дервис». Его потопили подрывными патронами.

В этот же день подводная лодка «Нарвал», также находившаяся в походе, атаковала турецкие суда, занимавшиеся спасательными работами по снятию с мели турецкого парома «Нурсет», который за четыре дня до того, обстрелянный подлодкой «Нерпа», выбросился на мель в устье реки Агве. В этом походе «Нарвал» потопил пароход «Мода» в шестьсот девяносто семь тонн и паром в двести пятьдесят семь тонн.

До конца 1916 года у Босфора Черноморским флотом было выставлено четырнадцать минных цепей, общим количеством около двух тысяч двухсот мин.

Всего за вторую половину 1916 года подводные лодки 1-го и 2-го дивизионов Черноморского Подплава совершили 33 похода. Подводные лодки «Морж» и «Нерпа» совершили по семь походов, «Тюлень» и «Кит» – по шесть, «Нарвал» и «Краб» по три, «Кашалот» – один боевой поход. К концу 1916 года Российский императорский флот имел самый большой подводный флот: у него на вооружении состояло 78 подводных лодок. В этом отношении Россия опередила «владычицу морей» – Англию. Для всей страны год заканчивался тяжело, усталость от войны, от чехарды в правительстве, от роста цен чувствовалась во всех слоях общества. Третий год войны все больше давал себя знать. Длительное пребывание в море сильно утомило личный состав «Кашалота»: между выходами – экипаж постоянно находился в готовности, в ожидании выхода в море, в море – в постоянном напряженном ожидании атак германских лодок, аэропланов, опасности плавающих мин. Жизнь в беспрерывном нервном напряжении вела к физической и духовной усталости как нижних чинов, так и офицеров. Газеты изолгались, и читать их было невозможно. К этому добавлялись всевозможные слухи и домыслы: о изменах и предательстве в высших эшелонах власти, о забастовках и манифестациях недовольных войной рабочих, о неудачах на фронтах…

Слухи зарождались на самом верху. Генерал В. Селиванов писал в своем дневнике: «Есть слухи, будто из Царскосельского дворца от государыни шел кабель для разговоров с Берлином. Страшно подумать, что это может быть правда – ведь какими жертвами платил народ за подобное предательство». Или: «На фронте говорят, что царица поддерживает всех шпионов-немцев, которых по ее приказанию начальники частей оставляют на свободе» или: «Наша государыня плачет, когда русские бьют немцев, и радуется, когда немцы побеждают» или: «Наша государыня отдала бы все германскому императору Вильгельму – она ему родня»… Самое гадкое, что в подобную ерунду верили не только простые люди или неграмотные солдаты, но и весьма образованные люди.

Офицеры «Кашалота» обсуждали нашумевшее выступление в Думе лидера кадетов П. Милюкова, уверявшего, что правительство сознательно ухудшает ситуацию в стране, чтобы спровоцировать революцию и заключить сепаратный мир с Германией. Восклицание Милюкова «Что это – глупость или измена?» облетело всю страну. Масштабность и абсурдность слухов возрастали день ото дня. Говорили, что «дороговизна от того, что государыня отправила за границу тридцать вагонов сахара», говорили, что «из России через Ригу еженедельно отправляют эшелоны хлеба в Германию»… Эти и подобные им сплетни и слухи давили на психику и отравляли сознание граждан, создавая ощущение всеобщего сумасшествия. Общество само придумывало слухи, потом само в них верило, а потом само же возмущалось до глубины души, какой кругом кошмар. Конечно, офицеры эти слухам не верили, но осадочек оставался…

Как было известно из газет, большинство депутатов Государственной Думы объединились в Прогрессивный блок и требовали «правительства доверия», то есть правительства, составленного из них самих. Но Николай II справедливо полагал, что эти «люди доверия» ни малейшим доверием в стране не пользуются. Высший свет ненавидел