Скопин-Шуйский - Наталья Петрова

Пока тушинцы под Москвой предавались сытой и веселой жизни, в самой Москве царило иное настроение. Отрезанная отрядами казаков и поляков от важнейших районов страны, столица голодала. В город прекратился подвоз хлеба, дров и сена для лошадей; осажденные москвичи разобрали и пустили на топку дворы отъехавших к самозванцу изменников, сожгли уже все заборы. «А рожь в Москве сырая в рубль, а сухая рожь сорок алтын (рубль двадцать копеек. — Н.П.), — доносили в Тушино лазутчики, — сена воз купят в три рубля и свыше». Голод, холод и высокие цены заставляли некоторых покидать столицу: «…а люди с Москвы бредут розно, служивые и всякие люди»[428].

К весне, когда запасы совсем истощились, цены поднялись выше прежнего. «Рожь в два рубля, горох в три рубли, четь крупы гречневые в три рубли, а овес купят четь в сорок алтын, сена воз в два рубля, а яловицу купят рублев в десять, а на Москве многие люди помирают голодною смертью»[429], — докладывали перебежчики. Иссякли амбары простых москвичей и царские житницы, иссякло и терпение самих москвичей. Виновником бед и лишений всё чаще стали называть царя Василия Шуйского. Уже не одно покушение, по уверению московских беглецов, произошло на царя: «хотели Шуйского убить на Вербное воскресенье, и тогда не лучилося». Пришедшие к нему толпой «дети боярские и черные люди» «с криком и вопом» добивались от царя ответа: «До чего им сидеть? хлеб дорогой, а промыслов никаких нет, и ничего взята не где, и купите не чем»[430]. Царь просил дать ему срок до Николина дня — вся его надежда была на Скопина, которого со дня на день ждали из Новгорода с наемниками, и на Шереметева, идущего из Нижнего Новгорода на Владимир, а дальше на соединение со Скопиным.

Князь Федор Иванович Шереметев со своей «понизовской ратью» продвигался медленно, но верно: он уже освободил Муром, на Волге под Юрьевцом Поволжским разбил отряд Лисовского, выгнал тушинцев из Касимова. Царь через посланцев поблагодарил воеводу Шереметева, но одновременно выразил свое недовольство его медлительностью: «идет мешкотно, государевым делом не радеет». По Москве ходили упорные слухи, что готовится новое покушение — на Вознесение, и даже известно, что убить царя хотят «из самопала». Василий Шуйский видел, что продолжительность его царствования целиком зависит от военных успехов этих двух полководцев, и потому нетерпеливо подгонял Шереметева.

С нетерпением ждали в Москве и войско Скопина: еще в ноябре 1608 года, когда Михаил Васильевич начал вести предварительные переговоры в Новгороде, державшие сторону царя Василия города уже заговорили о победах Скопина, распространяя преждевременные, но такие желанные вести. Устюг сообщал в Соликамск, что некий «Митка Седлов» привез из Тотьмы слух, будто «пришел со многими людьми к Москве, из Великого Новгорода, князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйской со многими воинскими людьми, с новгородцами и со псковичи и с немцы, и Тушино погромил»[431]. Именно Скопину народная молва приписывала самый громкий успех, к нему все обращали свои надежды. Скопин, конечно, знал о том, как его ждут в Москве, не только из писем царя Василия, ему рассказывали о голоде в письмах мать и жена.

Тем временем сам Скопин так же нетерпеливо ждал в Новгороде возвращения послов вместе с наемным войском. Еще не были завершены переговоры, когда поставленный шведским королем во главе войска Делагарди выехал из Стокгольма. Обычно в эту пору шведы переправлялись в Финляндию по льду Ботнического залива, однако зима 1609 года оказалась непривычно теплой для тех мест, и переправляться по льду конному, тяжело груженному войску было небезопасно. Решено было двигаться по берегу, вокруг залива, что потребовало дополнительного времени. В начале февраля наемники добрались до восточного побережья, но и здесь вышла заминка: короткий путь на Выборг оказался занесен снегом, пришлось идти в обход. Наконец 5(15) марта Делагарди со своим войском прибыл в Выборг[432].

Якоб Понтус Делагарди был сыном того самого Делагарди, с которым воевал в годы Ливонской войны Василий Скопин-Шуйский. В 1581 году, когда отец Михаила Скопина оборонял Псков от поляков, отец Якоба Делагарди осаждал русскую крепость Нарву. Теперь, спустя 27 лет, судьба вновь сплела в один клубок эти две фамилии, но на сей раз потомкам предстояло обнажить мечи против общего врага.

Якоб Делагарди родился в 1583 году в Ревеле (Таллине) и был старше Михаила Скопина всего на три года. О своих французских корнях он уже забыл — его отец получил в Швеции за военные заслуги титул барона и звание фельдмаршала и даже породнился с королевским домом, женившись на внебрачной дочери короля Юхана III[433]. Рано оставшись сиротой, Якоб воспитывался при дворе своего деда Юхана III и готовился стать военным. К началу московского похода молодой Якоб Понтус Делагарди уже имел солидную биографию, в которой, как и полагается военному, были и победы, и поражения.

Во время войны с Польшей молодой Якоб Понтус участвовал в походе короля Карла IX в Лифляндию. Там при обороне города Вольмара в 1601 году он попал в плен к полякам. Похоже, его военная карьера повторяла карьеру отца — французского наемника, когда-то попавшего в шведский плен. В Польше Якоб провел долгие пять лет. Во время польского плена он хорошо выучил не только польский язык, но и нравы польских воинов, их приемы и уловки на поле боя.

Тяжелая кавалерия — гусары — составляла гордость польской армии того времени. В гусарских полках, в отличие от легкой кавалерии, служили в основном представители знатных польских и литовских фамилий. Главным оружием гусар были длинные — от 4,5 до 5,5 метра копья, на концах которых развевались разноцветные яркие флажки-прапоры. Эти прапоры, как говорили очевидцы, «застилали глаза неприятельских коней» в бою и пугали их. Во второй половине XVI столетия копья гусар укоротили; к сабле и притороченному к седлу тяжелому палашу прибавились два седельных пистолета, и таким образом вооруженная огнестрельным оружием польская конница стала еще более грозной силой. Однако главным оружием польско-литовской конницы по-прежнему оставались длинные пики. Грозное впечатление, особенно на новичков, производила слаженность действий ощетинившейся копьями атакующей польской конницы, словно острым стальным клинком пронзающей ряды неприятеля. Нанеся удар копьем и сблизившись с противником, гусары начинали рубку саблями и палашами.

Не меньший ужас, чем копья, наводили на неприятеля и его лошадей знаменитые «крылья» за спиной гусарских панцирей, издававшие на ветру во время атаки громкий шелест. Считалось, что непривычные к этому звуку лошади пугались, отказывались подчиняться командам всадников и в результате ломали строй, лишая конницу ее главного преимущества.

Впрочем, Делагарди всем этим россказням о польских гусарах не верил; он по опыту знал, что в гуле сражения, треске пистолетных выстрелов и свисте пушечных ядер боевых коней вряд ли мог напугать трепет каких-то там «крыльев». А вот то, что «крылья» были способны защитить всадника от удара саблей по шее и произвести впечатление на неприятеля во время атаки, — в этом Делагарди убедился на поле боя сам.

Впрочем, и недостатки польской армии, особенно шляхетского ополчения, Делагарди тоже хорошо изучил. Сборы польской шляхты на войну были долги, некоторые порой так и не выезжали из своих замков. Словом, Делагарди был вполне согласен с мнением русского беглеца Андрея Курбского, весьма критично отзывавшегося о польском поместном войске: «Яко послышат варварское нахождение, так забьются в претвердые грады; и воистину смеху достойно: вооружившися взброи, сядут за столом с кубками, да бают фабулы с пьяными бабами своими, а ни из врат градских изыти хотяще, аще и пред самым местом, або под градом, сеча от басурман на христиан была»[434].

После своего освобождения из плена Делагарди не вернулся домой в Швецию, а нанялся в войско к талантливому полководцу Морицу Нассаускому, ведущему борьбу с Испанией за независимость Нидерландов[435]. Якоб Делагарди служил принцу Морицу верно и ревностно, главным образом потому, что основным правилом принца было платить наемникам сполна и вовремя. В Нидерландах Делагарди много приобрел как воин и полководец: он изучил новый, введенный Морицем принцип построения подразделений войска с копьеносцами в центре и вооруженными огнестрельным оружием пехотинцами по флангам, усвоил необходимость постоянного внимания к обучению воинов — всему этому стоило поучиться в войске Морица Нассауского любому военачальнику.

Война Нидерландов против Испании шла к концу — после ряда тяжелых военных поражений испанцы были вынуждены подписать в 1609 году перемирие сроком на 12 лет. Оказавшимся не у дел «рыцарям удачи» предстояло искать новую войну. К несчастью, в то время в Европе велось немало войн, поэтому Делагарди охотно согласился на предложение короля Карла IX идти во главе наемного войска в Россию.