Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шесть дней, думаю. Может, семь. – Он снова отвернулся. Он всегда так делал, когда сам не верил своим словам. – Может, есть какое-то средство, которое поможет. Или яд все-таки покинет твое тело. Возможно, тебе станет лучше, если…
– Всё в порядке, – сказал я. – Шесть дней.
– Может, семь.
– Может, семь. За это время нужно каким-то образом найти того, кто убил двух герцогов с домочадцами, и понять, почему в Карефале лежат двести убитых.
– Возможно, это никак не связано, – заметил он. – Найл думал, что его убили дашини, – кем бы ни были эти рыцари, вряд ли они состоят в ордене ассасинов.
– Они могли выполнять приказ одного и того же человека, – возразил я, и отчего-то слова прозвучали фальшиво. – Нет, что-то тут не складывается.
– Почему?
– Дашини точны, быстры и смертоносны, как лезвие стилета. Они инструмент, который используется в тех случаях, когда необходима изощренность, они словно шепот в ночи.
Кест удивленно улыбнулся.
– Шепот в ночи? Ты в свободное время увлекаешься поэзией?
– Это всё из-за проклятых бардов! – пожаловался я. – Но только подумай: рыцари – это тупая сила и ярость, кувалда в руке силача. Их пускают в дело, чтобы всем заявить о себе – это все равно, что кричать с колокольни.
– То есть жители деревни угодили в ловушку между острыми клинками дашини и тяжелой кувалдой рыцарей?
– И кто из нас теперь поэт? – поддразнил я. – Но дело не только в этом. Кто-то вооружил крестьян, дважды. В первый раз еще до того, как кто-то услышал о Карефале, а затем – ударь меня, если я не прав, – их вооружили во второй раз, вскоре после того, как мы конфисковали их стальное оружие.
– Кто-то очень хочет развязать гражданскую войну в стране, – предположил Кест.
– Нет, дело уже давно к тому шло, на протяжении многих лет. Но кто-то решил поторопить ее.
– Трин – самый очевидный виновник.
– Почему? Она хочет править Тристией, а не просто восседать на престоле и смотреть, как страна раздирается изнутри.
– Она сумасшедшая, – сказал Кест.
– Сумасшедшая, но не глупая. – Я посмотрел на дорогу, приглядываясь к следам, оставленным рыцарями, за которыми мы гнались. – Кест, кто-то сознательно ввергает страну в хаос. Кто-то хочет, чтобы она сгорела в пламени войны.
Каждый час, проведенный в пути, в следующие два дня сам по себе стал для меня ядом. Я сильно устал и не мог собраться, бóльшую часть времени я боролся с дремотой, и каждый раз, когда наезжал на кочку или яму, я дергался, разрывая тяжелые объятья сна, и хватался за гриву своего бедного коня, чтобы не вылететь из седла. Время деформировалось: сначала оно сжалось – не успевал я моргнуть глазом, как полдня пролетало, – а затем начало немилосердно растягиваться, и мой ум блуждал от воспоминаний о резне, которую рыцари устроили в Карефале, к мыслям о том, кто станет следующей целью.
– Кто-то там впереди, – сказал Брасти, вырвав меня из размышлений.
Мы натянули повода, я поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого солнца.
– Сколько их? – спросил я.
– Всего одна. Женщина, – ответил он.
– Вооружена? – Я обнажил рапиру и прищурился, глядя в том направлении, куда указывал Брасти.
Я всегда завидовал его прекрасному зрению, хотя это, несомненно, справедливо. Близорукие лучники – не слишком хорошие бойцы.
– Как ты живешь с таким отвратительным зрением?
– Закалываю тех, кто подходит близко. Отвечай на вопрос.
Он привстал на стременах и посмотрел вперед.
– Оружия не вижу. Просто стоит там. Блондинка, волосы почти белые. На ней неяркое платье, которое… даже не знаю… струится, словно прозрачная занавеска в легком вечернем ветерке.
– Святые угодники, все вдруг превратились в бардов? – И тут я вспомнил маленькую часовню по дороге в Пулнам, где мы встретили девочку, которую Трин превратила в орудие пытки, чтобы причинить нам страдания. – Брасти, а нет ли на…
Но он уже понял и покачал головой.
– Нет, у нее ничего нет на голове.
Я слегка пришпорил коня, и он сделал несколько шагов. Не стоит суетиться без всякой на то нужды. Проехав немного вперед, я и сам увидел женщину. Издалека из-за белокурых волос казалось, что это старуха, но теперь я разглядел, что она молода. Лет двадцати – двадцати пяти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Стойте, – сказал Кест.
Мы с Брасти натянули повода и остановили лошадей.
– Что такое? Что ты увидел? – спросил я.
Дариана начертила в воздухе защитный знак.
– Она ведьма?
– Нет, – сказал Кест и спешился.
– Тогда что?
– Она здесь не из-за вас, – ответил Кест и медленно, осторожно зашагал к незнакомке. – Она пришла ко мне.
Когда Кест преодолел уже полпути до девушки, Валиана спросила:
– Что он имел в виду, сказав: «Она пришла ко мне»?
– Не знаю, – ответил я и повернулся к Брасти: – Держи лук наготове.
Брасти спешился и снял с седла Невоздержанность – самый длинный из трех луков, поставил колчан на землю, прислонив его к ноге. Вытащил несколько стрел и раздал нам.
– Когда назову ваше имя, протяните мне стрелу. Положите в открытую ладонь, опереньем ко мне, черными перьями слева.
– Чего-нибудь еще желаете, мастер лучник? – спросила Дариана.
– Да. Не загораживайте обзор.
Кест уже подошел к женщине – они разговаривали. С такого расстояния невозможно было услышать слов, но по тому, как они стояли, казалось… что они знакомы, возможно, даже близко.
– Думаешь, Кест ее знает?
Брасти фыркнул.
– Женщину? Разве это помогает в бою?
Девушка покачала головой, и Кест оживился: он принялся размахивать руками, как обычно делал, когда рассказывал о драке или планировал атаку. Женщина не шевелилась, словно наблюдала за волнами, омывающими берег.
Спустя пару минут Кест замолчал, но заговорила женщина. Я не слышал ни слова, но она произнесла долгую речь. А спустя миг Кест вдруг задрожал.
– Что она делает? – спросил я и обнажил вторую рапиру. – Брасти, можешь вогнать ей стрелу в ногу? С Кестом что-то не так.
Я пошел к ним, но Брасти дернул меня за плечо.
– Остановись, – сказал он. – Не думаю, что она ранила его.
– Тогда что с ним не так?
– Он плачет.
– Кест? Плачет?
Я не мог припомнить случая, чтобы Кест когда-нибудь плакал с тех пор, когда нам было по десять лет. Да и тогда он плакал лишь от того, от чего обычно ревут десятилетние мальчишки: когда падают в реку, или когда их бьют старшие и более сильные ребята. Ничего подобного не происходило за все эти долгие годы.
– Он возвращается, – сказал Брасти.
Кест шел к нам, двигаясь медленно и неуклюже, словно шагал по неизвестной ему земле.
– Что случилось? – спросил я, хватая его за плечо. – Эта женщина что-то сделала с тобой?
– Нет, ничего, – ответил он. Глаза его были красными и мутными, но он даже не пытался скрыть слез. – Она хочет поговорить с тобой.
– С кем? – спросила Дариана.
– С Фалькио. Она сказала, что ей нужно поговорить с Фалькио.
Я уже собирался пойти к ней – мне хотелось узнать, что происходит, – но Кест схватил меня за руку.
– Оставь рапиры.
– Почему?
Кест не отпустил мою руку, просто ждал, и отчего-то я не смог ему противиться.
– Почему? – снова спросил я, отдав ему оружие.
– Потому что иногда ты начинаешь гневаться, Фалькио, и я не хочу, чтобы ты натворил глупостей.
– Хорошо, – сказал я, раненный его словами.
Женщина на меня не смотрела – вернее, смотрела сквозь меня. Может, до сих пор наблюдала за Кестом.
– Здравствуйте, – сказал я, подходя к ней.
Она улыбнулась мне, и я чуть не упал на колени от ее красоты. Плащеносцы ни перед кем не кланяются, напомнил я себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Здравствуй, Фалькио, – сказала она, протянув руку ладонью вниз. Я прильнул к ней и поцеловал. – Спасибо, что оставил рапиры. Знаю, как тебе без них тяжело.
Я отпустил ее руку.
– Человек моей профессии часто жалеет, когда остается безоружным.