Светить можно - только сгорая - Михаил Скрябин

Ниже в протоколе следовала приписка о том, что «1918 года мая 14 дня потерпевший Федор Яковлевич Церс к своему заявлению дополнил, что… при налете сначала ему было предъявлено удостоверение на имя тов. Ларионова на право производства обысков, ареста и конфискации ценностей, написано на бланке Чрезвычайной следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем от 25 марта с. г., № 725, за подписью Зофа».

Внимание Урицкого привлек прежде всего не факт ограбления, а использование при этом поддельных документов Петроградской ЧК. Не впервые ограбления со-вершаюся бандитами под видом обысков, производимых чекистами.

Знакомясь с документами по делу об ограблении Церса, Урицкий встретился с Менжинским, который еще работал тогда в уголовном секторе Комиссариата юстиции.

Внимательно, через лупу, рассматривают они ордер на обыск, оставленный грабителями на квартире Церса.

Урицкий вслух читает:

— «Поручается товарищу Ларионову произвести обыск у гражданина Ф. Я. Церса по Троицкой улице, № 15, квартира 406, реквизировать ценности и арестовать по усмотрению…»

— Подделано, — коротко заметил Менжинский.

— Бланк наш, но все остальное — фальшивка, — отозвался Урицкий. — Вытравили старые строчки кислотой и вписали свое.

— Помните «дело князя Эболи»?

— Помню. И то и это, безусловно, политическая диверсия. Враги хотят подорвать доверие к Советской власти, авторитет ЧК, веру в чекистов.

Моисей Соломонович нечасто выезжал на места происшествий, хватало и других забот. Но на этот раз он поехал сам.

Многоэтажный дом на углу Троицкой улицы и Щербакова переулка встретил чекистов закрытыми подъездами. В доме жили служащие иностранных концессий, и ранним утром им не надо было спешить на работу.

Богатый промышленник-концессионер Федор Яковлевич Церс был немало удивлен, увидев на пороге своей квартиры Урицкого.

Он начал сбивчиво рассказывать то, о чем Урицкий уже знал из протокола. Он не перебивал Церса, дал выговориться, затем стал расспрашивать о приметах грабителей…

Выйдя на улицу, Урицкий заметил сопровождавшим ого товарищам:

— Особо обратите внимание па «словесный портрет» грабителей. Судя по рассказу Церса, это все бывшие офицеры.

В управлении милиции Урицкого уже ждал начальник уголовного розыска Илья Тарасович Шматов. Минувшая ночь не прошла даром: на стол один за другим ложились листы донесений.

— Это сообщение инспектора Рыбакова о том, что Церс последнее время в английском торговом представительстве особым уважением не пользуется.

Штришок тоже кстати. Такая фигура, как Церс, безусловно, связана с каким-либо представительством западных стран, и если англичане от него вдруг отвернулись…

— Сообщение инспектора Никитина. Дворник дома, где живет Церс, рассказал, что накануне ограбления с ним беседовал чекист по фамилии Ларионов, внешность которого весьма совпадает с описанием главаря банды, ограбившей Церса. Приезжал этот «чекист» на коляске, запряженной породистой лошадью.

В сообщении инспектора Маркова Урицкий обратил внимание на то, что в меблированных комнатах дома № 66 по Невскому проспекту собираются бывшие офицеры, играют в карты, живут состоятельно, имеют конные выезды. Бывают там и англичане. Вчера, поздно вечером, несколько офицеров выехали из дома на извозчике. Назад не вернулись…

Еще сообщение о том же доме: в комнате № 6 числится проживающим некто Фельденкрейц, бывший царский офицер. Ходит в шинели и фуражке офицерского образца.

— Совпадение? Очень уж очевидное совпадение!

К дому № 66 по Невскому чекисты прибыли поздно вечером, по их сигналу работники милиции перекрыли все выходы.

Дом загудел, как потревоженный улей. Кто-то пробовал протестовать, кто-то грозился писать Дзержинскому, жаловаться. Но чекисты делали свое дело: одну за другой обыскивали комнаты. Ценностей, похпщенных у Церса, по было. Зато обнаружили целые груды холодного оружия — сабель, шашек, офицерских кортиков. Попадалось и огнестрельное оружие: кольты, браунинги, бульдоги, наганы… Комнату № 6, где проживал Фельденкрейц, обыскивали Марков и Чумаков, и в письменном столе Чумаков обнаружил тайник со спрятанными там бумагами.

— Андрей, — позвал он Маркова, — иди-ка сюда, читай. — Марков взял в руки несколько листков обыкновенной ученической тетради, исписанных карандашом убористо и четко. Подошел к свету, вгляделся в написанное.

«План овладения гор. Петроградом и боевые действия в самом городе, ставшем объектом арены действий, связанных с переворотом», — прочел он.

Вскоре тетрадные листки уже лежали на столе Урицкого. План был обширным. Составлен по законам военного искусства. Он предусматривал захват всех учреждений Советской власти, военных объектов, вокзалов, телеграфа и телефонной станции, мостов. Планировались многочисленные аресты.

«Применение на первых порах самого ужасного террора, — читал Урицкий, — вплоть до расстрела включительно, следуя заповеди: два ока за око, два зуба за зуб. Благоприятнее и желательнее всего в рабочих кварталах».

— «Благоприятнее», — вслух повторил Урицкий. — Слово-то подобрали… Доброе!

Через час в Смольном он уже докладывал о заговоре. Были приведены в боевую готовность красноармейские части, усилены органы ЧК, взяты под охрану военные объекты.

Урицкий сам объехал добрую половину города, проверяя посты охраны, давая указания на местах. Домой добрался на рассвете, а утром ему уже доложили по телефону:

— Задержан Фельденкрейц. Он действительно бывший царский офицер, владелец бумаг из обнаруженного тайника.

— Доставьте на Гороховую, — приказал Урицкий…

Фельденкрейц сидел на краешке стула.

— Расскажите о плане военного переворота, — твердо потребовал Урицкий.

Кажется, именно этого Фельденкрейц ожидал меньше всего. Считал, что попался с бриллиантами старого Церса. А тут! Даже запираться бесполезно: на столе лежат его листки, исписанные карандашом. План от «а» до «я» по пунктам.

— Не окажись алфавит таким коротким, вы бы наверняка предусмотрели бы виселицы по городу и повесили всех большевиков? — спросил Урицкий, — Такая, кажется, эсеровская политика?

Фельденкрейц, опустив голову, молчал. Документы, изятые у него при обыске, полностью изобличали не только его контрреволюционную деятельность, но и наличие в Петрограде разветвленной сети заговорщиков.

Дело Фелъденкрейца было одним из многих подобных дол, раскрытых Петроградской ЧК весной и летом 1918 года. Группа правых эсеров, возглавляемая царским офицером Погуляевым-Демьяновским, совершила ряд бандитских ограблений советских учреждений и частных квартир, чтобы получить источники финансирования правоэсеровского контрреволюционного подполья. Члены военной организации правых эсеров, наряду со шпионажем в пользу Антанты, не брезговали грабежами, порой даже с помощью матерых уголовников.

К одной из таких организаций, как показало расследование, и принадлежал Фельденкрейц.

На допросе, который вел сам Урицкий, Фельденкрейц показал: «Состою членом Отечественного союза с 25 марта 1918 года. Цель союза — создать кадры общественных деятелей и офицерского состава, дабы когда власть нынешнего правительства исчезнет, то в тот же момент все наличные силы общественных деятелей займут соответствующие посты и тем самым создадут государственный аппарат, точно так же готовые кадры офицеров займут соответствующие посты в армии.

После падения большевизма — единоличная диктатура (военная). Первые средства для начала организации мы получили от англичан».

Далее, убедившись в том, что ЧК уже известно очень многое из деятельности организации, Фельденкрейц в своих показаниях раскрыл структуру организации, пути получения поддельных бланков Чрезвычайной комиссии и прочих документов, используемых при совершении вооружейных грабежей квартир богатых граждан Петрограда под видом обысков, проводимых сотрудниками ЧК. Говоря о планах своей организации, Фельденкрейц цинично заявил, что они готовили ряд террористических актов против членов правительства и партийных руководителей-большевиков. Отдельно стоял вопрос об убийств председателя Петроградской ЧК М. С. Урицкого, для чего за ним была организована систематическая слежка.

— Если вы до сих пор находитесь на этом свете, — заявил в глаза Урицкому бывший капитан царской армии, теперь английский агент, — то только благодаря нашей чрезмерной осторожности. Ваша квартира на Васильевском острове и подходные пути к ней давно находятся под наблюдением наших людей, готовых освободить мир от кровожадного чудовища, заливающего кровью русских патриотов землю Петрограда.

Ненависть. Ненависть ко всему светлому, что пришло на смену темным силам монархии, сквозила в каждом слово контрреволюционера. Урицкий понял, что отпустить такого даже под самое честное слово значило бы совершить непоправимую глупость. Тем более что с каждым днем, с каждым часом нарастает активность и внешпей и внутренней контрреволюции. Фельденкрейц и другие руководители организации, раскрытой чекистами Урицкого, были расстреляны.