Крутой поворот (сборник) - Сергей Высоцкий

— Я вас слушаю.

— Зоя Петровна… — начал Корнилов и тут вдруг вспомнил все: огромную коммунальную квартиру на Пятой линии Васильевского острова, большую холодную комнату, в которой жили они с матерью в голодную зиму сорок первого, и слабые звуки рояля, доносившиеся из-за стены. Там вместе с больной теткой жила его сверстница Зоя Лапина, как две капли воды похожая на дочь этой милой интеллигентной женщины, сидевшей сейчас напротив него в едва освещенной рассеянным светом комнате.

«Неужели?» — подумал Корнилов и почувствовал, как упругой волной сдавило ему грудь. Но он тут же справился с собой и повторил:

— Зоя Петровна, разговор, который мы сейчас с вами поведем, должен остаться между нами. И главное — человек, о котором я вас сейчас спрошу, не должен почувствовать никакой перемены в вашем к нему, отношении…

— Хорошо, товарищ Корнилов, — тихо ответила женщина и посмотрела на него уже с тревогой.

— У вас работает кассиром Рогозина Екатерина Максимовна…

— Да, работает. Вернее, работала…

— Она уволилась?

— Нет еще. Формально еще работает. Дорабатывает. Она подала заявление три дня назад. Существуют сроки. Вы знаете…

Корнилов кивнул.

— Но в порядке исключения я обещала отпустить ее раньше. У нас городок курортный, работать особенно негде, так что кандидаты на ее место уже есть…

«Сколько же мы не виделись с тобой, Зоя?» — думал Корнилов, глядя на сидящую перед ним немолодую, ох какую немолодую, но все еще обаятельную женщину.

Зою Петровну, похоже, больше всего волновали не вопросы, которые задавал ей этот сухощавый, подтянутый, со вкусом одетый милиционер, а его неожиданные и долгие паузы и слишком уж пристальный, изучающий взгляд. Корнилов понял ее беспокойство и вдруг очень по-доброму улыбнулся. Улыбка у него была, как показалось Зое Петровне, даже чуть виноватая.

— Вы не смущайтесь, Зоя Петровна. Иногда сам ругаю себя за эту милицейскую привычку разглядывать человека… Простите.

Зоя Петровна пожала плечами.

— А что вы еще хотели узнать о Кате Рогозиной?

— Все. Все, что вы о ней знаете… И хорошее и плохое. И даже чуть больше. Что вам ваше женское чутье подсказывает.

Заведующая сберкассой растерянно посмотрела на Корнилова.

— Да, да. И женское чутье может помочь. Не к протоколу, конечно. — Как же он был рад видеть перед собой Зойку Лапину, свою первую детскую любовь, свою подругу по шумным играм в их огромной квартире. Был рад даже за то, что неожиданная встреча с ней заставила его вспомнить и радостные годы предвоенного детства, и горькие дни блокады. Но эта женщина, сидевшая сейчас перед ним, встревоженная, сосредоточенная, не узнавала его. Ее мысли были здесь, в сегодняшнем дне, в делах сберкассы, которой она заведовала, в делах ее сотрудниц. И Зоя Петровна лихорадочно мучилась над вопросом, чем же могла привлечь внимание милиции, уголовного розыска Катя Рогозина.

— Я начну с ее поступления на работу? — наконец спросила Зоя Петровна.

— Конечно, — кивнул Игорь Васильевич.

— Рогозина проработала у нас два года. Как раз через неделю исполнилось бы два года. Такое совпадение… Приехала из Краснодара. Там тоже работала в сберкассе. С хорошими характеристиками. Это можно посмотреть в личном деле…

— Да, да. Может быть, завтра кто-нибудь подойдет к вам…

— Работала неплохо. — Зоя Петровна задумалась. — Не могу сказать, что образцовый работник — были и замечания. Иногда нагрубит клиенту, иногда опоздает с обеда. Но это — дело житейское. А вот по части денег — ни одной жалобы. Никаких финансовых огрехов…

Корнилов внимательно слушал Зою Петровну, изредка делая заметки на сложенном вчетверо листке бумаги, а мозг сверлила мысль: «Она подала заявление три дня назад. Три дня назад. В тот день, когда сбит автомашиной Лев Котлуков, ее знакомый. Случайное совпадение или?..»

— Где жила Рогозина?

— Снимала комнату в Зеленогорске. Недалеко от сберкассы. У нас тяжело с жильем. Особенно у нас, у финансовых работников. Нам почему-то дают в последнюю очередь. Кстати, Катя сказала, что надеется найти в Ленинграде работу с жильем.

— Не думаю, чтобы там было проще, — задумчиво сказал Корнилов.

— Она хочет пойти в какое-нибудь строительное управление.

— Кассиром или просто на стройку?

— Кассиром, конечно.

— Ее друзья, подруги? — спросил Корнилов. Ему мешало сейчас то, что он разговаривает не с абстрактной заведующей сберкассой, а с давно знакомым и когда-то близким ему человеком. Хотя этот человек настолько занят сейчас ответами на его нелегкие вопросы, что даже не догадывается, кто эти вопросы задает. Даже не пытается внимательно вглядеться в его лицо. А может быть, он так изменился? Так постарел, что в этом сильно поседевшем, суховатом и, что говорить, мрачноватом человеке невозможно узнать шумного и скорого на выдумки и проказы соседского мальчишку?

— Подруги у нее были, — продолжала рассказывать Зоя Петровна. — Но на стороне. В сберкассе Катя самая молодая. Остальным уже к пятидесяти. Одна на пенсию собирается. Так что интересы у них известные — дом, семья, магазины… А Катя незамужняя.

— И никогда не была?

Зоя Петровна развела руками:

— В анкете она не написала. А в душу лезть к человеку… Я не расспрашивала. Может, кто-то из сотрудниц и знает.

— Зоя Петровна, теперь попрошу вас быть очень внимательной, — тихо сказал Корнилов. — Три дня назад, во вторник… Накануне того дня, когда Рогозина подала вам заявление об уходе, вспомните все, что происходило у вас в сберкассе. Любую мелочь.

— Да все, как обычно… — нерешительно сказала заведующая сберкассой. — Никто не опоздал…

— Вы пришли первая?

— Да.

— Сигнализация, пломбы — все было в порядке?

— Сигнализация не работала, — упавшим голосом произнесла Зоя Петровна.

— Почему?

— Когда я уходила вечером, все было в порядке. Ночью, часов в двенадцать, мне позвонили из милиции, из наружной службы. Сказали, что сигнализация сработала, к сберкассе выехала оперативная машина. Оказалось, что упал большой сук и оборвал провода… Тогда оставили на всю ночь у дверей милицейский пост. Утром я пришла на час раньше, милиционер дежурил у дверей…

«Этому милиционеру повезло, — подумал Корнилов. — Если бы Лева Бур не попал под автомобиль, милиционера бы убили и втащили в сберкассу».

— Зоя Петровна, — спросил он. — А почему провода? Разве к сберкассе не подведен кабель?

— Целая история, — вздохнула Зоя Петровна. — В прошлом году рыли котлован под фундамент нового дома, повредили телефонный кабель и сигнализацию. Перебросили временную связь по воздуху. Я устала писать докладные…

Зазвонил телефон. Зоя Петровна встала, взяла трубку.

— Вас, товарищ Корнилов…

Звонил Замятин.

— Бугаев тут тебя дожидается, — доложил Петр Андреевич. — Признала Блошкина Бура. И старичок постоялец признал. — И спросил уж совсем по-свойски: — Ужинать не собираешься? А то я сейчас подъеду, от Зои Петровны тебе только в другую парадную перейти.

— Да нет, отложим до спокойных времен, — вздохнул Корнилов. — Знаю, чем бы твоя Мария угостила. Но сам видишь… Алкоголика, кстати, привели в чувство?

— Приводят, — поскучневшим голосом ответил Замятин.

— Поторопи их, поторопи, Петр Андреевич, — попросил полковник. — А пообедаем в следующий раз. Такие вот пироги… — Он повесил трубку.

— А я тебя узнала, Игорь, — с удивлением и с радостью сказала вдруг Зоя Петровна. — Узнала. Только сейчас узнала. Когда ты про пироги сказал…

Дверь в комнату отворилась. Вошла Зоина дочь.

— Мама, ты же голодная! — сказала она недовольно. — Давно пора ужинать. Может быть, и наш гость проголодался. И почему здесь так темно? — Она щелкнула выключателем, и засветились все пять рожков простенькой люстры.

Таня с удивлением посмотрела на мать. Та сидела, подперев щеку ладонью, с отрешенным, отсутствующим выражением лица и слабой, еле заметной улыбкой. И глаза у нее повлажнели, словно густой туман оседал в них, грозя выпасть росою.

— Что-нибудь случилось? — испуганно спросила Таня и перевела взгляд на Корнилова. По-видимому, выражение его лица не предвещало никаких неприятностей, и девушка успокоилась. — Я приготовила ужин. Принести сюда?

— Танечка, если вас не затруднит, принесите нам по стакану чая, — попросил Корнилов. — У нас еще на пять минут секретов, а потом я уезжаю.

— Мама пьет чай из своей любимой чашки, — кокетливо сказала Таня, окинув Корнилова быстрым внимательным взглядом и, видимо, вполне одобрив его.

— Маме в любимой чашке, — засмеялся Корнилов. — Я, кстати, тоже люблю из чашки.

Зоя Петровна, встряхнув головой, словно отогнав нахлынувшие воспоминания, сказала:

— Таня, это Игорь Васильевич Корнилов. Помнишь, я тебе рассказывала… До войны мы жили в одной квартире на Пятой линии. Игорь — «такие пироги». Который ходил по карнизу пятого этажа.