Перекати-поле - Лейла Мичем

Я поступил в колледж гуманитарных наук и социологии и планирую пойти на двойную специализацию — по философии и испанскому. Иезуитам требуется писать и бегло разговаривать по-испански, вот я и подумал — почему бы и нет? Отказаться от предмета и карьеры, которой, как мне думалось, я буду заниматься, было тоже нелегко, но я не уверен, что смог бы построить эту самую карьеру в мире бизнеса. Чтобы жить так, как этого хочу я, необходимо прожить жизнь святого Игнатия, основателя ордена иезуитов, а в корпоративной Америке это так же невозможно, как вырастить из ягненка льва.

Я подумал, что должен сказать тебе, что, хотя я никогда не понимал, почему ты бросил Кэти, твой поступок никак не повлиял на мое решение ехать в университет Лойола, а не в Майами. С того самого ноябрьского дня, ТД, когда я вернулся в лоно Церкви, я почувствовал, что призван посвятить свою жизнь чему-то большему, чем игра в футбол и зарабатывание денег в мире бизнеса. В глубине души я знал, что, даже если я преуспею и в первом, и во втором, это не принесет мира в мое сердце, которого я так хочу. Здесь, в универе Лойола, проходя кандидатскую программу, я ищу свой путь к этому миру. И пока меня отсюда не вышибли, это место как раз по мне.

Я слежу за успехами «Ураганов» и смотрю все матчи, которые показывают по телевизору. Камера частенько выхватывает тебя на боковой линии, и мне очень приятно видеть своего закадычного друга в оранжево-зелено-белой форме. По выражению твоего лица я вижу, как тебе хочется играть, но могу лишь сказать: «Дождись следующего года, Майами!»

Напиши мне, когда сможешь, и расскажи, чем занимаешься. Я скучаю по тебе, дружище, и надеюсь увидеться с тобой на каникулах на День благодарения.

Благослови тебя Господь,

Джон

Страх ледяным кулаком сжал сердце Трея. Это письмо напомнило ему, что он тоже очень скучает по своему другу. Тоска по компании Джона и его дружбе следовала за ним, словно тень, от которой никуда не денешься. Но этот новый мир в душе, к которому стремился Джон… Позволит ли ему «жизнь святого Игнатия» однажды облегчить душу и признаться шерифу Тайсону в том, что случилось «тем ноябрьским днем», и этим наконец успокоить сердца Харбисонов?

Должен ли он, ТД Холл, пройти через учебу в колледже, через НФЛ, все время пребывая в тревожном ожидании, как в том анекдоте, когда же в стену стукнет второй брошенный ботинок?

Глава 30

Джон уперся плечом в парадную дверь своего дома и толкнул ее. Ключ повернулся в замке, но дверь долго не открывалась, плотно застряв на месте. Дерево скрипнуло, и прямо с порога в лицо ударил затхлый запах давно закрытого помещения. Он оставил дверь распахнутой, чтобы впустить в дом поток холодного ноябрьского воздуха, и крикнул:

— Папа!

Никто не ответил. Джон снял пальто из бобрика и через гостиную, мимо столовой, которой никто не пользовался со смерти его матери, прошел в кухню. Он с удивлением отметил, что там был относительный порядок. Посуда была расставлена на сушке, на столе не валялось старых газет и пакетов от еды, продаваемой навынос, верхняя поверхность плиты вытерта. Полотенце для посуды висело на своем привычном крючке. В мусорной корзине не было пустых бутылок из-под выпивки.

Что-то необычное, висевшее в атмосфере пустого дома и отличавшееся от обстановки во время предыдущих длительных отъездов отца, привело Джона в спальню Берта, куда он ни разу не заходил с того самого утра, когда увидел там на маминой половине кровати странную женщину. Он открыл шкаф и почему-то не удивился, обнаружив его пустым. За исключением нескольких плечиков для одежды, висевших на перекладине, здесь ничего не осталось. Ящики комода тоже были пустыми. Кровать была застелена, но, подняв покрывало, он увидел, что постельного белья нет. Джон поискал глазами записку, но никакого листка не нашел.

В своей комнате на подушке он обнаружил конверт, на котором небрежным почерком было нацарапано:

Я ухожу. Нет смысла больше здесь торчать. Сам реши, что делать с имуществом. Загляни туда, где твоя мать прятала свои заначки.

Б. К.

Берт Колдуэлл. Не отец, не папа. Теперь Джон знал это наверняка.

Выйдя наружу, он вынул несколько кирпичей из фундамента беседки, маминого убежища, где она любила читать, единственной достопримечательности на сером, заросшем бурьяном заднем дворе, и нашел в потаенном месте небольшой металлический ящик. Внутри находился конверт с десятью купюрами по сто долларов и документы на дом: отец взял на себя труд переписать его на имя Джона.

Джон стоял под высоким техасским небом, ветер трепал его волосы в этот холодный, хотя и солнечный День благодарения, но он ничего не чувствовал. Человек, называвшийся отцом, ушел из его жизни, вероятно, ушел навсегда. Сейчас у него в руке было все, что принадлежало Берту Колдуэллу. Сердце Джона охватила странная грусть. Когда-то этот человек любил его мать. У Джона сохранились смутные воспоминания, как его закаленный тяжелой работой на нефтяных вышках отец нежно обнимает ее, помнил его грубоватую любовь к нему. Их семья жила довольно счастливо. Но все это резко изменилось, когда Джону исполнилось четыре года, и теперь он понимал, что признание матери в супружеской неверности убило в Берте Колдуэлле мужа и отца, каким он мог бы стать для Джона.

А ведь все могло сложиться по-другому, если бы она призналась в этом только своему священнику.

Ступай себе с миром, папа.

Джон поставил кирпичи на место и отнес конверт с банкнотами и документы в дом. Деньги он потратит на расходы, а бумаги на дом отдаст в университет Лойола на хранение, пока не придет время расставаться со своим имуществом. Часть своих каникул ему придется посвятить тому, чтобы заколотить дом и перед отъездом отключить все коммуникации, — на этот раз уже навсегда, вдруг понял Джон и почувствовал, как больно кольнуло сердце.

Только вернувшись в кухню, он понял, что очень устал и хочет спать. На дорогу домой у него ушло двадцать четыре часа. Вчера после последней лекции его товарищ по занятиям кандидатов довез его на своей машине до Шривпорта, штат Луизиана. На свои последние деньги Джон купил билет и после четырех часов ожидания сел на автобус компании «Грейхаунд», который доставил его в Амарилло в семь утра. Поскольку Джон не получил ответа на свое письмо отцу, в котором сообщил о том, что собирается приехать на День благодарения, он позвонил домой, но ему также никто не ответил. Он передумал звонить Мейбл Черч, чтобы она забрала его. Когда дело касалось управления автомобилем, у тети Мейбл всегда возникали проблемы и она терялась, вливаясь в дорожное движение в Керси. Она бы ни за что не смогла найти автобусную станцию в самом сердце Амарилло в наиболее напряженные утренние часы, когда все едут на работу. Кэти уходила в «Беннис бургерс», а ее бабушку, мисс Эмму, хотя она и закрывала свою библиотеку на праздники, Джон все равно не мог просить об одолжении — ему не хотелось напрягать ее старенький ржавый «форд», чтобы тот проехал лишние пятьдесят миль и забрал его. Ему не оставалось ничего другого, как набросить на плечи свое пальто и отправиться в Керси пешком, положившись на Господа, чтобы тот помог ему на дороге и помог с попуткой, которая бы доставила его домой вовремя: он надеялся успеть к тете Мейбл на ужин по случаю Дня благодарения.