Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография) - Альбер Робида

Національное и патріотическое лекарство будетъ во многихъ случаяхъ вполнѣ достаточнымъ для возстановленія пошатнувшагося здоровья и приведенія въ должный порядокъ попорченныхъ или переутомленныхъ организмовъ, безъ всякаго вмѣшательства врачей и аптекарей.

Страдающіе малокровіемъ, разстройствомъ пищеваренія, болѣзнями печени, почекъ, кишечнаго канала и т. д. не замедлятъ почувствовать значительное облегченіе. Имъ не къ чему будетъ прибѣгать къ такимъ крайнимъ средствамъ, какими въ сущности являлись обѣды и ужины въ фармацевтическихъ ресторанахъ, которые такъ размножились за послѣднія нѣсколько лѣтъ. Правда, что обѣды тамъ приготовлялись пo рецептамъ магистрами фармаціи и провизорами, являвшимися одновременно учениками Эскулапа и профессоровъ гастрономіи, но зато эти обѣды обходились довольно дорого.

Филоксенъ Лоррисъ избавился такимъ образомъ отъ дальнѣйшихъ заботъ по крайней мѣрѣ объ одномъ изъ крупныхъ своихъ предпріятій! Дѣло съ національнымъ и патріотическимъ лекарствомъ было, какъ говорится, въ шляпѣ. Великій ученый былъ этому очень радъ, такъ какъ начиналъ чувствовать уже кое-какіе симптомы мозговой усталости. Онъ страшно много работалъ за послѣдніе нѣсколько дней и подъ конецъ сталъ тоже подвергаться припадкамъ разсѣянности, такъ что иногда чуть самъ не смѣшивалъ флаконовъ великаго національнаго и патріотическаго своего лекарства съ колбочками сгущенныхъ міазмовъ. Теперь онъ могъ вздохнуть свободнѣе и, слѣдуя привычкѣ выбивать клинъ клиномъ, т. е. переходить отъ одной утомительной работѣ къ другой столь-же утомительной, но приводящей умственныя способности въ новое возбужденіе, принялся съ величайшимъ жаромъ закончивать свои изслѣдованія надъ изготовленіемъ сгущенныхъ міазмовъ и примѣненіемъ ихъ въ военныхъ дѣйствіяхъ.

Назпаченная военнымъ министерствомъ коммиссія генералъ-инженеровъ должна была выработать, подъ покровомъ самой глубокой тайны, проектъ организаціи боевого медицинскаго корпуса. Коммиссія эта собиралась ежедневно по вечерамъ подъ предсѣдательствомъ великаго ученаго.

Эстелла Лакомбъ за послѣднее время почти не показывалась въ лабораторію. Она заходила туда, правда, по утрамъ и являлась къ Сюльфатену, но затѣмъ спѣшила удалиться въ кабинетъ г-жи Лоррисъ, доступъ въ который былъ строго воспрещенъ всѣмъ друзьямъ и знакомымъ ея мужа, — свѣтиламъ научной, промышленной и политической дѣятельности. Всѣмъ имъ было объявлено, что г-жа Лоррисъ занимается въ этомъ святилищѣ глубочайшими философскими размышленіями, клонящимися къ разрѣшенію самыхъ туманныхъ задачъ метафизики, о которыхъ трактуетъ въ подготовляющемся къ печати большомъ научномъ своемъ сочиненіи.

Невѣста Жоржа Лорриса до такой степени пріобрѣла довѣріе и любовь будущей своей свекрови, что подъ конецъ проникла въ это святилище и ознакомилась сь работами, мысль о которыхъ приводила ее до тѣхъ поръ почти въ такой-же трепетъ, какой вызывали у нея обширныя научныя соображенія Филоксена Лорриса. Однажды г-жа Лоррисъ таинственно привела ее въ маленькую комнатку, которую великій ученый называлъ научнымъ рабочимъ кабинетомъ своей супруги.

Это была небольшая веселенькая зала, убранная множествомъ цвѣтущихъ и декоративныхъ растеній и прицѣпленная, словно стеклянный павильонъ на выдающемся углу параднаго фасада, откуда открывался великолѣпный видъ на паркъ и на безбрежное море крышъ и монументовъ французской столицы.

— Видите, какъ велико мое довѣріе къ вамъ, милая Эстелла, — сказала г-жа Лоррисъ. — Я открою вамъ завѣтную свою тайну. Мнѣ кажется, что вы не совсѣмъ еще обратились въ инженера и будете въ состояніи меня понять.

— Увы, сударыня! Я къ величайшему моему прискорбію и несмотря на всѣ мои усилія оказываюсь такимъ плохимъ инженеромъ, что г-нъ Филоксенъ Лоррисъ постоянно упрекаетъ меня за это…

— Тѣмъ лучше, милочка! Это радуетъ меня отъ души и даетъ мнѣ смѣлость открыть вамъ завѣтную тайну… Я запираюсь здѣсь для того…

— Чтобъ размышлять о вашемъ серьезномъ философскомъ трудѣ, о которомъ г-нъ Лоррисъ разсказывалъ какъ-то на-дняхъ нѣсколъкимъ членамъ Академіи Наукъ…

— Неужели онъ позволилъ себѣ такую нескромность?

— Г-нъ Лоррисъ не вдавался въ подробныя объясненія и объявилъ только, что вашъ трудъ подвигается впередъ…

— Вотъ онъ мой серьезный философскій трудъ! Можете любоваться имъ сами! — воскликнула г-жа Лоррисъ, покатываясь со смѣху.

Изумленная Эстелла увидѣла натянутую на пяльцы канву, на которой будущая ея свекровь вышивала шелками и гарусомъ. Возлѣ пялецъ стоялъ изящный рабочій столикъ, на которомъ лежали, среди груды модныхъ журналовъ, нѣсколько хорошенькихъ, оконченныхъ уже вышивокъ гладью.

— Видите-ли, я запираюсь здѣсь, чтобъ работать надъ этими бездѣлушками, пристрастіе къ которымъ должна тщательно скрывать отъ многоученыхъ моихъ пріятельницъ, подвизающихся на аренѣ политической дѣятельности, или украсившихъ себя дипломами инженеровъ и докторовъ по всевозможнымъ отраслямъ знанія. Чтожь дѣлать, если мое легкомысліе упорствуетъ въ своей борьбѣ противъ тираніи мужа и научныхъ его теорій, являющихся воплощеніемъ нашего ученаго и политехническаго вѣка!.. He угодно-ли будетъ и вамъ присоединиться къ моему протесту?

— Съ величайшимъ удовольствіемъ! Еще-бы не присоединиться!.. Богъ съ ней съ лабораторіей! Я предпочитаю остаться здѣсь съ вами! — воскликнула обрадованная Эстелла.

Съ тѣхъ поръ Филоксену Лоррису почти не приходилось уже видѣться съ молодой дѣвушкой, такъ что онъ началъ совершенно забывать объ ея существованіи. Жоржъ имѣлъ однажды случай въ этомъ убѣдиться. Какъ-то разъ, въ промежутокъ между утренними работами въ лабораторіи сгущенныхъ міазмовъ и вечерними засѣданіями въ организаціонномъ комитетѣ новаго боевого медицинскаго корпуса, великій Филоксепъ счелъ возможнымъ посвятить нѣсколько минутъ исполненію своихъ обязанностей отца семейства.

— Кстати, въ какомъ положеніи твоя женитьба? — спросилъ онъ у сына. — Я хорошенько не помню, какъ мы съ тобою на этотъ счетъ уговорились? Зачѣмъ теперь у васъ дѣло стало?

— Единственно только за соблюденіемъ установленныхъ закономъ формальностей, — отвѣчалъ Жоржъ. — Вамъ, папаша, остается лишь назначить день…

— Прекрасно, жаль только, что я такъ сильно занятъ!.. Передай-ка мнѣ записную книжку!.. Ну, чтожь? Развѣ въ будущій четвергъ? Нѣтъ, впрочемъ! Надо вѣдь, чтобъ прошла недѣля между оглашеніемъ и свадьбой… Придется, значитъ, отложить до субботы! У меня остается тогда какъ разъ свободный часъ около полудня. Напомни фонокалендарю у моего изголовья о томъ, что въ субботу двадцать седьмого состоится бракосочетаніе Жоржа… Кстати, чортъ возьми! — съ которой-же изъ двухъ?