Тереза - Артур Шницлер

«Казимир!» — крикнула она. Однако он и не подумал обернуться и быстро продолжал удаляться. «Казимир Тобиш!» — крикнула она опять. Он остановился, обернулся, потом подошел к Терезе и заглянул ей в лицо. Она улыбнулась, хотя теперь он выглядел совсем по-другому: старше, чем был на самом деле, лоб испещрен морщинами и еще более глубокие морщины у рта. Наконец-то он узнал ее.

— Кого я вижу! — воскликнул Казимир. — Да ведь это… ведь это… Ведь это ее высочество, принцесса!

Она улыбнулась. Так вот что вспомнилось ему в первую минуту, спустя двадцать лет: как он тогда поначалу валял дурака, делая вид, будто принимает ее за принцессу или эрцгерцогиню! Ну что ж, значит, она все-таки меньше изменилась, чем думала. Тереза кивнула как бы в знак согласия, не переставая улыбаться, и сказала:

— Да, это я, Тереза.

— Вот это сюрприз так сюрприз! — сказал он и протянул ей руку. Она бы узнала своего бывшего возлюбленного по одному лишь жесткому пожатию его костлявых пальцев. — Да откуда ты здесь взялась?

— Случайно. Я смотрела представление и увидела тебя. — Она умолкла.

— И узнала меня?

— Само собой разумеется. Ведь ты почти не изменился.

— Честно говоря, и ты не особенно. — Он взял ее за подбородок и уставился ей в лицо остекленевшими глазами. От него пахло подкисшим пивом. — Значит, это действительно ты. Нет, что мы с тобой когда-нибудь встретимся… Как тебе жилось все это время, Тереза?

Она все еще чувствовала застывшую на губах улыбку и никак не могла перестать улыбаться, хотя это уже ничего не значило.

— Не так-то просто рассказать, как мне жилось.

— Что правда, то правда, — согласился он. — Ведь мы с тобой не виделись целую вечность.

Она кивнула:

— Почти двадцать лет.

— Да уж, много воды утекло за двадцать-то лет. Ты, конечно, замужем… А дети есть?

— Сын.

— Вот оно что. А у меня четверо.

— Четверо?

— Да, два мальчика и две девочки. Может, пройдемся немного? А то стоя-то подмерзаешь.

Она кивнула. И только тут почувствовала, что ноги у нее совсем заледенели.

— А где твой спутник? — спросил он и тут же оборвал себя. Она недоуменно взглянула на него. — Ну не одна же ты сидела в зрительном зале? Наверное, с мужем?

— Нет. Мой муж, к сожалению, умер. Уже давно. Я пришла сюда со знакомыми, но им пришлось уйти раньше.

— Не слишком вежливые у тебя знакомые. Тогда, может быть, я провожу тебя до ближайшей трамвайной остановки?

Они пошли вниз по улице, Тереза Фабиани и Казимир Тобиш, как ходили по улицам вверх и вниз двадцать лет назад, а рассказывать друг другу им было почти нечего.

— Но это и впрямь сюрприз, — опять завел Казимир. — Значит, ты теперь замужняя дама, а вернее, вдова?

И она заметила, как он бросил оценивающий взгляд на ее пальто. Взгляд этот слегка потускнел, когда опустился ниже и остановился на ее туфлях. Она быстро сказала:

— А я и не знала, что ты умеешь играть на виолончели.

— Да ну тебя.

— Но ведь в прежние времена ты был художником?

— И художником, и музыкантом. Я и сейчас все еще работаю кистью, только больше малярной, если сказать правду. Приходится подрабатывать.

— Легко себе представить — с четырьмя-то детьми, наверно, нелегко приходится.

— Двое уже взрослые. Старший работает помощником зубного техника.

— Сколько же ему лет?

— В этом месяце будет двадцать два.

— Что?

Они уже стояли на трамвайной остановке.

— Двадцать два? Значит, ты был уже женат, когда мы познакомились. — Она звонко расхохоталась.

— Ох ты! — поперхнулся он и тоже рассмеялся. — Боюсь, я сболтнул лишнего.

— Ничего страшного, — ответила она. И в самом деле, его слова почти не задели ее. Просто ей подумалось: стало быть, тогда у него уже были жена и ребенок. Потому-то, видимо, и сбежал, и не своим именем назвался. Ибо теперь ей стало совершенно ясно, что «Казимир Тобиш» никогда не было его настоящим именем. Как же его звали, этого человека? Кем он, в сущности, был, этот человек, рядом с которым она только что шла и от которого у нее был сын, лежавший теперь в тюремной больнице… А она еще хотела их познакомить. Конечно, она могла бы и спросить, как его зовут по-настоящему, и он, вероятно, даже сказал бы ей правду, но ей было в высшей степени наплевать, как его зовут и кто он по профессии — художник, виолончелист или маляр, четверо у него детей или десяток. Во всяком случае, он был глупец и бедолага, и даже этого он не понимал. Так что ее положение в известной степени лучше.

— А вот и трамвай как раз идет, — заметил он с явным облегчением.

— Да, идет трамвай, — весело повторила она.

Но тут ее вдруг пронзило сожаление, что свидание закончилось и что Казимир Тобиш — или как его там зовут — вновь исчезнет для нее среди других безымянных, и теперь уже навсегда. Трамвай остановился, но она не вошла в него, хотя он взглядом приглашал ее это сделать. И сказала:

— Знаешь, мне бы хотелось подольше с тобой побеседовать. Не хочешь ли при случае меня навестить?

Он удивленно уставился на нее. О, он совсем не давал себе труда притвориться. В его взгляде ясно читалось: навестить? Да на кой ляд? Как женщина ты меня больше не интересуешь, и на твое шикарное пальто я не клюну. Но по-видимому, все же заметил в ее глазах сдержанный страх и поэтому вежливо ответил: «Охотно. С твоего позволения…» Она дала ему свой адрес.

— А имя мое ты, я надеюсь, еще помнишь? — спросила она, грустно улыбнулась и шепнула: — Меня зовут Тереза.

— Конечно же я помню, — ответил он. — А по фамилии?

— Фамилию ты забыл?

— Придумаешь тоже. Но извини, фамилия-то теперь у тебя другая.

— Нет, меня по-прежнему зовут Тереза Фабиани.

— Значит, ты не была замужем? — Она только покачала головой. — Но ты же сказала, что у тебя есть сын.

— Да, сын у меня есть.

— Вон оно что, надо же!

Еще один трамвай подъехал. Тереза смотрела ему прямо в лицо. Теперь уже от него зависело — задавать еще вопросы или нет, теперь он имел право спрашивать, просто не мог не спросить. И в его глазах забрезжило что-то похожее на вопрос, даже, может быть, догадка. Да, конечно, в его глазах мелькнула догадка, и именно поэтому он так ничего и не спросил.

Трамвай остановился, и Тереза вошла в вагон. Стоя на задней площадке, она быстро сказала ему:

— Можешь мне и позвонить.

— Вот как, у тебя и телефон даже есть? Значит, тебе совсем неплохо живется. А мне приходится для этого бегать в молочную лавку… Ну, до свидания.

Трамвай тронулся. Казимир Тобиш постоял немного на остановке и помахал Терезе рукой. Ее улыбка вдруг исчезла. Не отвечая на его приветливый жест, серьезная и далекая, она пристально глядела на него и увидела, как он повернулся и зашагал обратно. Снег падал нежными пушистыми хлопьями, улицы были почти безлюдны. И человек, которого она так долго называла Казимиром Тобишем, отец ее ребенка, исчез из виду, безымянный среди безымянных, исчез навсегда…

Небольшая сумма, которую Тереза после визита Агнессы Лейтнер послала Францу, вернулась. «Адресат выбыл из больницы для подследственных и для почты недоступен». Значит, его и впрямь выпустили? У Терезы было не очень спокойно на душе при этой мысли. И уже не в первый раз она подумала, что ей стоит сменить квартиру. Только поможет ли? Он все равно отыщет ее. К сожалению, тут же возникал вопрос: в состоянии ли она вообще сохранять за собой эту квартиру? Арендная плата непомерно выросла, в феврале опять наступает срок оплаты, и она просто никак не могла сообразить, как ей собрать такую сумму. Группа учениц распалась, вероятно, потому, что родители девочек больше не были довольны их успехами. Ну что ж, насчет своего педагогического таланта она никогда не обманывалась и никогда не была о себе очень уж высокого мнения. Только ее добросовестность, ее дружелюбная манера обращения с ученицами помогали ей выдерживать конкуренцию с преподавателями более высокого класса. Она и сама чувствовала, как сдала за последние месяцы.

Однако незадолго до срока оплаты она получила от нотариуса сообщение, что для нее приготовлена небольшая сумма из материнского наследства, вырученная от продажи мебели. Так что до осени она могла худо-бедно продержаться. Это так подняло ее настроение, что она с новыми силами принялась за поиски работы и в марте в пригороде нашла два урока, хотя и очень плохо оплачиваемых.

И вновь пришло известие от Франца. Какая-то пожилая женщина принесла письмо: ему, мол, светит получить новое место работы, и он просит мать в последний раз выручить его с деньгами. Он называл и сумму: сто пятьдесят гульденов. Тереза пришла в ужас. Очевидно, Франц узнал, что она получила наследство. Она молча отослала ему пятую часть требуемой суммы и на следующий же день поспешила все оставшиеся деньги, примерно пятьсот гульденов, отнести в сберкассу. Закончив эту операцию, она перевела дух.