Арабский кошмар - Роберт Ирвин

Бульбуль зарыдал, но Йолл ответил:

– Ах да, «Приключения девушки из леса и сына, ею рожденного». История немного запутанная, но я должен ее вам рассказать.

Что он и сделал. Чудо за чудом свершалось перед ними – то была повесть о летающих конях, замках с привидениями, принцессах, содержащихся в неволе, зловещих бескрылых птицах, пьянящих эликсирах и обезьянах – сметливых обезьянах, кровожадных обезьянах, обезьянах-призраках, коронованных обезьянах и обезьянах, пожирающих самих себя, – но, Боже, как хотелось Бэльяну спать!

Наконец он все-таки уснул. Ему приснилось, что над ним склоняется лицо из морщинистой и распадающейся плоти. Вздрогнув, он осознал, что это Зулейка, загримировавшаяся под дряхлую старуху, и что она ждет, когда он встанет.

– Идем, – сказала она.– Немного позабавимся.

Они вышли из Зулейкиной беседки, и он с удивлением заметил, что день уже в разгаре, в торговле перерыв и лавочники, дабы прибить пыль, разбрызгивают на улицах воду. Из торгового района они поспешили в сторону особняков и увеселительных дворцов, раскинувшихся вокруг Слоновьего озера.

– Подсади меня, – сказала Зулейка.

Бэльян подтолкнул ее под зад. Она вползла наверх, потом протянула ему руку, и в следующий миг они уже сидели на стене, которая окружала сад одного из этих дворцов. Было восхитительно вновь превратиться в маленьких озорников. Ему стало интересно, будут ли они воровать фрукты в саду. Бесшумно спустились они в кусты. Пока они ползком пробирались по туннелям, образованным изогнутыми ветками, пошел дождь. Посреди сада лежал, растянувшись на подушках, человек. Бэльян узнал бесполую фигуру давадара.

Дождик был такой слабый, что давадару, который лежал, погрузившись в смутные грезы, он не причинял никакого беспокойства. В кустах появились призрачные радужные паутинки. Из медной курильницы, которая сохраняла опиум теплым и влажным, подымался пар.

С деревьев над головой Бэльяна послышались звуки невнятной трескотни. Подняв голову, он увидел мартышку, а рядом с ней, на той же ветке, – человека в халате и грязном белом тюрбане. Человек спустился к ним. Они с Зулейкой принялись шушукаться. С другой стороны сада донесся смех, потом он затих, и из-за решетчатой беседки вышли на цыпочках две девушки.

Зулейка показала на них.

– Хатун и Замора, – прошептала она.

Девушки подкрались к миске с опиумом и, схватив по пригоршне, так же крадучись удалились в сад, где и съели опиум. На краю сада произошла непродолжительная схватка за гамак, после чего Замора расположилась в нем и, вяло поворочавшись, уснула. Хатун вновь вернулась в цветник и принялась в одиночестве прогуливаться вдоль его ручейков. На слиянии ручейков был рыбный садок. Хатун остановилась, отразившись на его поверхности, и стала разглядывать рыб.

Зулейка повернулась к Бэльяну:

– Смотри и жди. Настанет и твой черед.

Потом, выйдя из кустов, она, неловко припадая на одну ногу, поковыляла к девушке. Хатун плакала, и слезы ее капали в пруд. Зулейка остановилась у девушки за спиной и, нагнувшись, заглянула из-за ее плеча в водоем.

Хатун, не оборачиваясь, заговорила прямо с отражением:

– Что ты здесь делаешь, старуха?

– Ищу тебя или твою сестру. Я пришла исполнить все твои желания.

– По тебе не скажешь, что ты способна исполнить все мои желания, – сказала Хатун, многозначительным взглядом смерив приземистую, закрытую чадрой фигуру.

– Я хотела сказать, что могу дать тебе возможность исполнить все твои желания, – последовал поспешный ответ.

– Это совсем другое дело. Ты – опиумное видение?

– Как тебе будет угодно. Почему ты плачешь?

– В этом саду отец содержит нас в неволе. Он никогда не разрешит нам выйти замуж.

– Правду люди говорят: «Когда у девушки начнутся менструации, либо выдай ее замуж, либо схорони».– Хриплым, каркающим голосом продекламировав пословицу, Зулейка непристойно пошевелила пальцами.

– Это верно. Время и мужчины проходят мимо сада.– Хатун ненадолго погрузилась в грустные раздумья, потом повернулась к Зулейке: – Что именно хочешь ты мне продать или предложить?

– Я предлагаю то, чего ты желаешь, – мужчин.

– Неужели старая карга вроде тебя может раздавать мужчин, как раздают нуждающимся и достойным корки хлеба?

– Я предлагаю тебе семерых мужчин. Любого, на кого ты укажешь в пределах этого числа, я очарую ради тебя и приведу в сад, пока спит твой отец. Это место я сумею превратить в сущую западню для мужчин.

– И ты, старуха, все это мне сулишь? Почему?

– У меня есть друг.– Тут Зулейка свистнула, и человек в тюрбане вышел из кустов. Хатун подозрительно посмотрела на него.– И у него есть друг. Друг у него очень некрасив, волосат, с неровными зубами.

Человек в тюрбане оглянулся и бросил хитрый взгляд в кусты. Бэльян поднял голову и с отвращением посмотрел на обезьяну. Обезьяна скромно потупила взор.

– И в уплату за то, что пересплю с семерыми, которых пожелаю, я должна буду переспать с тем, кого не желает никто?

– Нет, мы предлагаем поступить по-другому. Сыграем в фанты. Если все семеро согласятся и если ты сумеешь одного за другим довести их до оргазма, значит, мы трудились для тебя бесплатно. Если же потерпишь неудачу, тогда переспишь с нашим другом.

– Но это же смешно. Все они будут спать со мной, ведь я красива.

– Спору нет.

– По-моему, ты джинн. Джинны склонны к такого рода играм.

– Как тебе будет угодно.

– Любой мужчина, какого захочу! – Она захлопала в ладоши.– Вон там есть решетка, сквозь которую видна улица. Там я и сделаю свой выбор.

Человек в тюрбане уселся на ступеньки, а Зулейка поспешила вслед за Хатун, крикнув ей при этом:

– И еще одно! Что бы ты ни делала, ничего этим мужчинам не говори, иначе чары рассеются. И помни: выбирай лишь семерых. Не торопись.

Давадар беспокойно пошевелился во сне. Решетка находилась довольно далеко, и с того момента до Бэльяна доносились лишь случайные обрывки их оживленной дискуссии.

– Самое главное – одно. У него не должно быть большого зада.

– Мне всегда казалось, что самое важное – это руки.

– Невозможно заранее сказать, волосатая ли у него грудь.

– Постараюсь производить осмотр и тщательный отбор.

Испытывая головокружение, он сидел в кустах и слушал. Солнце уже скрылось за домами, но с нагретой земли поднималось дневное тепло. Обезьяна флегматично чавкала на дереве бананом. Прошло время, сгустились сумерки, и розы уже струили под сенью сада свой аромат. Наконец…

– Как насчет вот этого? Если я пропущу его, найдется ли другой, не хуже? Этот.– Хатун сделала свой первый выбор.