Детективная Игра. Сборник детективов - Елена Руденко

Борис усмехнулся, подходя к двери: главный редактор соблюдал принцип строгой секретности даже внутри редколлегии, не допуская пересечения информации. Только он один знал всё. В газетных коллективах тоже иногда случаются «чудеса» — раздоры и измены. Политика Ролана Сергеевича себя оправдала вполне: в «Московской газете» никакие увольнения, отставки не причинили газете ни малейшего ущерба.

Борис пришел к себе в кабинет, где Людмила работала над расшифровкой аудиозаписи.

— Заканчиваешь?

— Еще немного…

— Мне не к спеху. Поздно уже. Запрем дверь и будем устраиваться на ночь? — Она не ответила, ударяя по клавишам. Он открыл стол и достал из ящика две фотографии, не в первый раз стал их внимательно рассматривать. На обеих изображен был Харетунов в окружении своих генералов. Показалось странным, что — неполный состав; по имеющейся у него информации, отсутствовали по меньшей мере двое, если не считать главу «невидимок» Шмеля, который нигде и никогда не появлялся на людях: его не знал никто. — Кого-то нет… Бежевая шапочка мямлил невразумительное… Что-то затемнил… Стоп! Возможно, нет человека, кто послал его ко мне… и кто, скорей всего, делал этот снимок. Потому и нет его… Но — кто он? Ясно, теперь ясно, почему шапочка стушевался и не захотел открыть его.

— С кем ты разговариваешь?

— Погоди, Люда, — очень интересно…

Бежевая шапочка объявился внезапно — живой, радостный, так и выпирала из него радость, что он цел и невредим, недоумение, почему так получилось, отражалось на лице, он несколько суетился, рассказал о каждом из харетуновских генералов, обязанностях, характере, имени-фамилии — потрясающая откровенность. Выложил — и исчез. Сунув напоследок еще одну аудиокассету, при прослушивании которой Борис, запершись один в комнате, вел себя как сумасшедший — прыгал, бил ладонями по ляжкам, по бокам, по голове… с трудом брал себя в руки, успокаивался, возвращал запись назад — и снова безумствовал.

Было отчего.

Голоса легко узнавались, хотя не звучали никакие имена. Присутствовал и Кадомцев Алексей Иванович. Отлично совпадали обе записи — эта и та, что удалось получить Борису непосредственно в фирме недвижимости.

Распекали Кадомцева. Борис уже знал от шапочки, что после смерти Игоря Эдуардовича — Кассира — новый эрзац-босс не появился, так что управление хозяйственными фирмами легло на всех имеющихся там директоров и управляющих.

Хозяин руководил всем и всеми. Немудрено, что он раздражался и злился под бременем столь тяжкой ноши. А тут еще прокол с квартирой Аннушки, вмешательство сотрудника, проработавшего не один год и получающего превосходное вознаграждение… Что за люди, что за времена! — возмущался Хозяин. И — последняя капля: потешный клиент — хороша потеха! — знающий потаенные имена Прибой, Шмель, осведомленный об исчезновении пенсионера Стрельникова.

Найти и обезвредить! так в трех словах формулировался итог «заседания Ученого Совета» со всеми обсуждениями, выяснениями, конкретными заданиями.

Но его требовалось найти.

Как охотничья собака делает стойку, напряженно внюхиваясь и вытянув шею, перед смертельным гоном, — так Борис замер с загоревшимися охотничьим пламенем глазами, весь внимание, будто натянутая струна, прослушивая вновь и вновь следующий фрагмент. В отношении своего сотрудника — подразумевали недвусмысленно Владимира — вполне реально было постановлено так же недвусмысленно и внятно совершить некий акт, на языке судейских именуемый покушением на убийство.

Удивительным образом интуиция Бориса позволила угадать причину, по какой отсутствовал на снимках незнакомый ему Лобков, импозантный руководитель департамента внешних сношений, — подлинный его закулисный информатор.

Лобков на первое место в мотивах своего предательского поступка ставил желание мести за друга, убитого Хозяином, — не имело значения, что чужими руками. Убитого несмотря на то, что Игорь Эдуардович многое сделал для «хозяйства», в иерархии которого занимал вторую ступеньку, рискуя жизнью, умной, ответственной работой способствовал его процветанию. Здесь, видимо, сыграла пагубную роль сверхподозрительность Хозяина, отсюда вырастали ноги взятого им на вооружение метода — время от времени менять состав: он никому не доверял полностью. Лобков не мог простить, с какой легкостью и свирепостью Харетунов устраняет надежных и вчера еще близких людей. Он хотел отомстить, так он оценивал мысленно свои действия, переживая благородный гнев.

На самом же деле главная причина предательства заключалась в том, что для Лобкова наступил момент спасать себя — он оказался под подозрением, незаслуженным, но от этого не менее грозным. Он понимал хорошо — сам участвовал не единожды — живьем из «хозяйства» не отпустят. Стал искать и нашел выход в том, чтобы сынициировать серию крупных, серьезных провалов, отвлекающих внимание Хозяина и разведки хотя бы на время.

В разведке работал его приятель — выросли в одном дворе — так случайно совпало. Они сохраняли это в тайне, никого не посвятив. Обменивались между собой фактами, обсуждали, поворачивая с разных сторон, делали выводы.

Приятель предупредил его.

Он же и помог получить кассету с записью разговора Прибоя и Шмеля, поскольку начальник разведки именно ему доверил наблюдать за этой ветвью контактов Хозяина. Покушение на тайный орден «невидимок», выплыви оно наружу, было бы расценено как преступление, граничащее со святотатством.

Начальник разведки умел проявлять повышенную осторожность, держаться в тени — поэтому на фотографиях бесполезно было искать его.

Что касается Лобкова, затеяв опасную игру, он не представлял, куда она приведет. Сегодня надо было, по его разумению, так — он делал так. Привлек для роли посредника преданного подчиненного, почти интеллигента — Режиссера — бывшего студента института кинематографии.

Лобков знал, что рискует лишиться не только массивного золотого перстня, но и пальца, и всей руки, и вместе с головою.

Выбора не было.

ГЛАВА 19. НАТАША

Почему-то чаще всего женщин звали Наташами. Эта не была исключением.

Его с нею познакомил Головкин, который сам, будучи женатым человеком, не всегда мог предаваться свободным забавам.

Лобков был холост. Красив, молод.

Страстно любил игру. Иногда выигрывал.

Сегодня он просадил все, что принес, до рубля. Исключая, разумеется, заначку на расчет в ресторане — было бы смешно оказаться несостоятельным, особенно в присутствии Наташи.

С сожалением бросив последний взгляд на рулетку и сосредоточенно возбужденную толпу вокруг, направился в ресторанный зал.

Наташа сидела одна за столиком — но не скучала и не замечала никого, потому что перед нею обнаженный юноша выделывал эротические па. Он работал специально на нее — в притушенном цветном полусвете, под мягкую ритмическую музыку: звучало что- то заунывное, восточное, томное. Наташа глядела не отрываясь, ее возбуждение подстегивалось со всех концов зала направленными на юношу взглядами женщин и мужчин от других столиков: они концентрировались в непосредственной близости от нее, совпадая с ее интересом и заряжая хмельной энергией окружающее пространство.

Лобков подсел скромно за столик, с интересом глядя на тонкого юношу, гибкого и хрупкого, выставляющего мужские прелести, пританцовывающего в экстазе — словно безоглядно отдаваясь избранной зрительнице. Прочим женщинам позволено было с большего или меньшего расстояния следить завистливо за исполняемой сценой ирреального соития.

Зубы юноши были оскалены в улыбке. Глаза блестели неподдельно. Он был очень привлекателен — для женщин.

В ответ на его призывные движения Наташа тоже обнажила зубы, с блестящими глазами подалась вперед.

Мягкая заунывная музыка размягчала и одновременно подстегивала нервы, это действовало так гипнотически, что Лобков с недоверчивою усмешкой ощутил властный призыв плоти, сладкое напряжение в паху. Ему захотелось крепко, грубо схватить Наташу, повлечь за собой отсюда, от зрителей, от гипноза конкурирующих телодвижений — она принадлежала ему, только ему — хрупкий юноша, кто он? актер, марионетка. Их столик был уставлен шампанским, икрой, невиданными для зимней Москвы фруктами — к черту! бросить, повлечь за собой!.. Актеру спасибо — за одно- единственное — он сделал свое дело классно — она готова полностью.

Надо брать ее и уходить.

В профиль видно было ее лицо, вдохновенное страстью, притягательное.

Лобков наполнил фужер шампанским и с жадностью осушил, смягчив пересохшее горло.

Еще через минуту выпил рюмку «Армении».

Эротический танец длился.

Под утро, лежа в постели в своей холостяцкой и роскошной квартире, он ощущал дыхание уткнувшейся ему в бок, под мышку, женщины, красивой и страстной, а сейчас спящей безмятежным сном, доверчиво прильнув к нему, — и странные мысли и чувства наполнили его душу. О постоянстве, о покойном, надежном существовании — без перемен и разочарований, без неизменных поисков, подозрений, ревности и проклятий. Захотелось не рваться, не суетиться — жить в мире и добре и… радостной любви.