Кремлевское дело - Николай Иванов

А Соломенцев нервничал. И было отчего. 23 октября 1988 года Усманходжаев в заявлении Генеральному прокурору в числе своих московских взяткополучателей назвал и Соломенцева, которому передал 100 000 рублей. На последующих допросах Усманходжаев уточнил обстоятельства дачи взяток. Первый случай имел место в ноябре 1983 года после его утверждения первым секретарём ЦК КП Узбекистана. Он подготовил портфель-дипломат, куда положил 50 000 руб., книги и альбомы об Узбекистане. Дипломат вручил Соломенцеву в его кабинете. В 1984 году он передал Соломенцеву аналогичный дипломат с 50 000 руб., книгами, программой торжества в связи с 60-летием Узбекской ССР и приглашением посетить республику.

О мотивах дачи этих взяток Усманходжаев рассказал на допросе 1 ноября 1988 году заместителю Генерального прокурора Васильеву: «…Соломенцеву М. С. я передал две суммы по 50 000 руб. каждая. Я знал, что в КПК много материалов по нашим делам, поэтому, передавая деньги Соломенцеву, рассчитывал на поддержку нас в КПК… И эту поддержку я чувствовал. Однажды проверяли Кашкадарьинскую область и, по-моему, это было при Гаипове Р. Было много недостатков в работе, и этот вопрос хотели рассмотреть в ЦК КПСС, но я просил передать в республику, и материалы были переданы в ЦК КП Узбекистана. Потом проводилась проверка работы медицинских дошкольных учреждений, и тоже было много недостатков. По моей просьбе материалы также не были рассмотрены в ЦК КПСС, а переданы в республику… Последний раз меня пригласили Соломенцев и Густов по записке Прокуратуры СССР и беседовали со мной. Я отказался, что фактов взяточничества не было, и написал объяснение…»

Кстати, эти встречи с Усманходжаевым и другими лицами, подлежащими привлечению к уголовной ответственности, убедили Соломенцева лишь в одном: если их арестуют, то они долго не продержатся, выдав всех. Не было в них большевистской стойкости. От предчувствия беды на душе Соломенцева было муторно.

Где же выход?

Его нашёл Лукьянов, продемонстрировав, заметим, что по части лицемерия и коварства он даст сто очков старым партийным кадрам, вроде Соломенцева.

В Политбюро была направлена докладная записка, которую, помимо Лукьянова, подписали Соломенцев и Разумовский. В ней предлагалось дать согласие на привлечение к уголовной ответственности члена ЦК КПСС Усманходжаева, кандидатов в члены ЦК КПСС Смирнова, Салимова, Джаббарова, а также Раджабова. О Могильниченко, кстати, в этом документе даже не упоминалось, и вот почему: Константин Николаевич, как заместитель заведующего отделом оргпартработы ЦК КПСС, был «ключом» к самому Лигачёву, тогда ещё весьма могущественному. Одновременно предлагалось отстранить нашу группу от расследования: дескать, раз Гдлян и Иванов так настойчиво требовали привлечения этих лиц к уголовной ответственности, значит, они и их группа не смогут объективно провести расследование. А потому, нужно создать самостоятельную следственную группу, в основном из работников КГБ, частично подключив к ним специалистов Прокуратуры СССР и Главной военной прокуратуры. Ей и поручить расследование. О том, как согласуется само послание в Политбюро и содержащиеся в нём предложения с требованиями Уголовно-процессуального кодекса – естественно, и речи быть не могло: какой там ещё УПК, когда есть КПК.

Ай да Анатолий Иванович, каков ловкач – Соломенцев даже духом воспрянул. Ну, конечно же, главное ведь не доказательства по делу, а то, в чьих они руках, кто ведёт расследование. Передать дело офицерам КГБ и ГВП, людям послушным и покладистым – это же с гарантией развалить его. Предполагалось определить новой «независимой» – Соломенцеву очень уж понравилось это словечко у Лукьянова – группе дислокацию на Лубянке, ибо само место внушало некоторый трепет даже законникам со Старой площади. А согласие на привлечение Усманходжаева, Смирнова и других лиц к уголовной ответственности, при передаче дела другим,– так это для отвода глаз. Новая группа несколько месяцев будет только изучать материалы дела, потом потихоньку дезавуирует доказательства, поставит их под сомнение и доложит руководству. А там и общественность через полгода-год можно будет успокоить, мол, независимая группа тщательно, скрупулёзно во всём разобралась и пришла совсем к иным выводам. Потом за преследование честных партийных кадров можно будет привлечь к ответственности и не в меру ретивых следователей, чтобы другим неповадно было.

Политбюро одобрило докладную записку Лукьянова, Соломенцева и Разумовского. Теперь главный партийный судья мог быть спокоен.

И даже когда в 1988 году на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС Соломенцева тихо освободили от обязанностей председателя КПК и члена Политбюро, Михаил Сергеевич не корил судьбу. А за что, в самом деле? Ему назначили персональную пенсию, сохранили дачу, служебную автомашину и другие привилегии. Даже правительственной связью, так называемой «первой кремлёвкой», установленной у него дома, Соломенцев продолжал пользоваться ещё три года подряд, вплоть до приостановления деятельности КПСС. Конечно, хотелось бы местечко в кремлёвской стене, но раз уж пошли такие времена, выходит, не сподобился…

Чай с лимоном

Отставка Соломенцева вовсе не означала, что теперь вместо КПК начнёт действовать УПК. Взамен Михаила Сергеевича Председателем Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС был назначен, по кремлёвской терминологии – «избран», другой верный ленинец Пуго. Борис Карлович принадлежал к той плеяде политиков, на которых делал ставку Горбачёв. Относительно молодой (51 год), исполнительный, крайне осторожный, льстивый, с мягкими вкрадчивыми манерами. Биография типична для аппаратчика-коммуниста. Прошёл все ступени комсомольско-партийной лестницы, служил в «вооружённом отряде партии» – КГБ, союзном и латышском.

Пуго никогда не сомневался в законности бесцеремонного вмешательства партаппарата в правосудие, тем более, когда оно осуществлялось Генсеком, Политбюро, секретарями ЦК. Он был твёрдо убеждён, что их указания безусловно выше требований Закона. Характерен, скажем, такой пример. 15 ноября 1988 года на открытом заседании депутатской комиссии Роя Медведева Пуго давал пояснения по «делу следователей». К тому времени в обществе уже выработалась устойчивая аллергия к вмешательству партаппарата во все сферы жизни, особенно в дела правосудия. Даже Генеральный прокурор Сухарев клятвенно заверял с трибуны Съезда народных депутатов СССР: «Никаких препятствий со стороны ЦК КПСС в возбуждении дел, расследовании, аресте людей не было и нет…» Афишировать партийное руководство правосудием считалось ещё дурным тоном. Но главный партийный судья не высказал ни тени сомнения в обоснованности и законности вмешательства ЦК в расследование «узбекско-кремлёвского» дела. Более того, он даже огласил упоминавшуюся выше докладную записку, подписанную Лукьяновым, Соломенцевым, Разумовским, на основании которой Политбюро приняло решение по уголовному делу. Пуго считал это совершенно естественным. Вовсе не случайно из Председателя КПК при ЦК КПСС получился такой же исполнительный и гуттаперчевый Министр внутренних дел СССР, тоже при ЦК КПСС, а в августе 1991 года – член ГКЧП того же ЦК КПСС.