Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Когда мы опять оказались в крошечной бабушкиной квартирке, воспоминания обо всем, через что мне пришлось пройти за последний месяц, вдруг навалились на меня – я начала плакать и никак не могла остановиться. Я до сих пор не помню, как мы прожили следующие три дня. Кажется, мы с Аддином питались только молоком и тостами и мне все-таки удавалось как-то кормить Шахиру, но все остальное время я лежала и плакала. Я была так эмоционально истощена, а наше будущее – настолько неопределенно, что я инстинктивно поняла, что лучше сначала выплакать все слезы, а только потом посмотреть в глаза реальности.

Я смогла сделать это только через несколько дней, когда наконец пришла в себя и поняла, что настало время решать, как же нам жить дальше. От меня зависело будущее Аддина и Шахиры, и только его я должна была принимать в расчет.

Первым делом я позвонила своему старому другу Питеру Уоллесу и рассказала ему обо всем, что случилось со мной за последнее время. Питер посоветовал мне обратиться за консультацией к профессионалам и дал адреса нескольких юридических фирм, а сам тем временем загрузил бабушкин холодильник едой: я сама была еще не в состоянии сходить в супермаркет; всю немногую оставшуюся у меня энергию отнимала забота о детях. К тому времени я весила уже меньше пятидесяти килограммов и сильно ослабла физически, да и соображала с трудом, потому что регулярные приступы отчаяния и страха вконец измотали меня. Тогда я твердо знала, что сама уже никогда не буду счастлива и большее, на что я могу надеяться, – это счастливая и нормальная жизнь для моих детей.

Первая же встреча с юристами из фирмы «Стэдман, Камерон, Миарс и Холл», располагавшейся в сером солидном здании в деловом центре города, вселила в меня уверенность, которой я не чувствовала уже очень давно. Мне сразу понравилась Лилиан Уэбб – юрист, которая консультировала меня, миниатюрная, привлекательная брюнетка с низким грудным смехом и острым как бритва умом. Она очень внимательно меня слушала, прищурившись, записывала что-то в блокнот и задавала острые, четко сформулированные вопросы, требующие точных ответов. Не менее важным было и то, что она, войдя в мое положение, нисколько не возражала против присутствия в ее кабинете Аддина и Шахиры. В конце встречи Лилиан в общих чертах рассказала, к чему мне надо готовиться, если я решусь привести в действие колесо правосудия, и описала примерный ход процесса, а потом объявила, что, по ее мнению, у меня есть неплохой шанс добиться не только права опеки над детьми, но и права не возвращаться в Тренгану и навсегда остаться с ними в Австралии, если, конечно, я хочу именно этого.

Мне предстояло принять важное и очень непростое решение, поэтому я решила вернуться в бабушкину квартиру и ночью последний раз обдумать все «за» и «против». Я была далеко не уверена, что роль одинокой матери мне по силам; мне еще никогда не приходилось вести хозяйство самостоятельно, без помощи прислуги и свекрови. Зато я точно знала, что не хочу, чтобы мои дети росли в атмосфере жестокости и насилия; не хочу, чтобы когда-нибудь Бахрин выполнил свою угрозу и забрал их у меня; не хочу, чтобы моя дочь, когда вырастет, считалась существом второго сорта только потому, что она женщина. Я хочу всегда быть рядом с ними, хочу видеть, как они растут, и отдавать им всю свою любовь. Я хочу, чтобы они стали независимыми, уверенными в себе и толерантными людьми. И еще я точно знала, что не выживу, если вернусь в Малайзию, а когда умру, уже ничем не смогу помочь Аддину и Шахире.

Утром я позвонила Лилиан Уэбб и сказала, что готова бороться в суде за своих детей – мы приехали домой, чтобы остаться здесь навсегда.

Двадцатого ноября я позвонила Бахрину, чтобы уговорить его приехать в Мельбурн и попробовать уладить все мирным путем, но Мак сказала мне, что он уехал из Тренгану и сейчас живет с Элми. Потом она поинтересовалась, удалось ли мне забыть обо всех своих неприятностях и хорошо ли я провожу время в Австралии.

Теперь я знала, что мне надо делать. Двадцать седьмого ноября 1985 года я в ответ на свое заявление получила судебное постановление о временной исключительной опеке над детьми и о праве остаться с ними в Австралии. Благодарить за это надо было Бахрина, который в свое время настоял, чтобы и Аддин, и Шах получили австралийское гражданство. Ноэль Акман, адвокат, который представлял мое дело в суде, шутливо называл меня принцессой, а я вздрагивала каждый раз, когда слышала это слово, потому что слишком хорошо знала, какая неприглядная реальность скрывается за этим титулом.

Лилиан и Ноэль были прекрасной, сработанной командой. Они поддерживали и ободряли меня каждый раз, когда в суде возникали напряженные моменты. Именно Ноэль с его спокойным взглядом и чувством юмора помог мне сохранить уверенность и решимость в тот день. Должна признаться, в глубине души у меня еще оставалась призрачная надежда на то, что мы с Бахрином каким-то чудом сможем помириться, простить друг другу все ошибки и вместе с детьми жить нормальной жизнью в Австралии, хотя умом я, конечно, понимала, что просто обманываю себя и цепляюсь за последнюю призрачную соломинку.

Четвертого декабря 1985 года я послала свекрови телеграмму, в которой сообщала ей, что не вернусь в Малайзию, как планировала, и что со мной и детьми все в порядке. Я не стала посвящать ее в подробности принятого мною решения, поэтому телеграмма получилась совсем коротенькой.

Я не сомневалась: как только Бахрин узнает, что я не приеду в назначенный день, он, несмотря на ясно выраженное в аэропорту пожелание как можно дольше меня не видеть, придет в ярость и примчится за нами в Австралию. Он не простит мне того, что я поймала его на слове, а значит, нам с детьми лучше на какое-то время спрятаться. Из бабушкиной квартиры мы на пару недель переехали к моей старой подруге, а я тем временем начала поиски собственного жилья.

Самой главной моей задачей было сделать так, чтобы дети чувствовали себя в безопасности. Аддин практически никогда в жизни не знал покоя и стабильности, и я дала себе клятву, что ему больше никогда в жизни не придется видеть, как бьют его мать. Иногда я пыталась представить себе, как чудесно мы с детьми будем жить лет через десять, как я стану настоящей австралийской матерью, буду ездить на большой машине и принимать участие во всем, что делают мои дети, и эта мечта, хоть и наивная, давала мне силы в такие минуты, когда бывало особенно трудно. В то время у меня не было никакого желания еще раз выйти замуж или как-то выделяться из толпы – я просто хотела влиться в сообщество обычных людей и дать моим детям возможность сделать то же самое.

Возвращение к нормальной жизни далось мне нелегко. Я очень долго не могла привыкнуть даже к тому, что теперь мне можно в любой момент выйти из дома и для этого не надо спрашивать разрешения у Бахрина. С одеждой вначале тоже были некоторые проблемы. Из Малайзии я привезла с собой только несколько костюмов в мусульманском стиле, поэтому в конце концов мне пришлось отправиться за покупками. Я выбрала скромную и довольно длинную юбку, рубашку с короткими рукавами и мешковатые джинсы, но когда первый раз вышла в этой одежде из дома, то чувствовала себя будто голая. Мне казалось, все прохожие в ужасе оглядываются на меня. Только через несколько дней я заново привыкла к западной манере одеваться и уже не боялась открывать ноги.