Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден

Пять дней спустя Герберт Генри Асквит (теперь уже, как и ожидалось, — новый премьер-министр) предложил Черчиллю возглавить министерство торговли — департамент, связанный с индустрией, транспортом и рабочим классом. Не самая эффектная должность, требующая тяжкого труда и принятия на себя большой ответственности. Уинстон, не колеблясь, согласился и поблагодарил Асквита за оказанное ему доверие. Наконец-то в тридцать три года он занял место в кабинете и стал самым молодым министром. Джон Морли — всегда осмотрительный — советовал молодому другу не придавать слишком большого значения этому достижению. «На этой ступеньке, — писал Морли, — департамент почти ничего значит. Там происходит только сбор сведений. Вся власть и авторитет находятся в руках кабинета министров».

Благодаря тому, что Вайолет не было в Лондоне, Марго предприняла попытку выяснить, насколько Уинстон может быть ей полезен. Одна из его обязанностей, как она дала ему понять, будет состоять в том, чтобы защищать Генри от удара в спину со стороны коллег. В особенности ее беспокоил Ллойд-Джордж, которого выдвигали на место министра финансов [30], — как бы он не сыграл роль Брута по отношению к Цезарю-Асквиту. Марго надеялась, что Уинстон будет наблюдать за действиями Ллойд-Джорджа, но сначала ей хотелось прощупать Уинстона, проверить его верность, а также убедиться, станет ли он ее осведомителем.

Предложение Марго прогуляться с ней в Ричмонд-парк прозвучало для Уинстона как гром среди ясного неба. Список новых членов кабинета еще не был выпущен, но каким-то образом газета «Дейли Кроникл» выяснила подробности и напечатала этот список. Марго считала, что утечку допустил Ллойд-Джордж. Знал ли что-нибудь об этом Уинстон?

Сказать, что-то по этому поводу он не мог, но когда Марго обвинила Ллойд-Джорджа, вступился за коллегу. Этим же вечером Марго отправила записку Уинстону, в которой сообщала, что провела небольшое расследование, и теперь все явно указывает именно на Ллойд-Джорджа. Она написала, что Генри «в гневе». И спрашивала, готов ли Уинстон теперь, когда у нее на руках есть факты и свидетельства, выступить против Ллойд-Джорджа?

«Дражайший Уинстон, — писала она. — Я пригласила Ллойд-Джорджа поужинать с тобой сегодня. И мне бы хотелось, чтобы ты прямо сказал ему, что три сотрудника «Дейли Кроникл», независимо друг от друга, назвали именно его. Надеюсь, что Ллойд-Джордж не станет это отрицать и признается Вам… Думаю, что Вы могли бы помочь Генри и кабинету, если возьмете на себя храбрость». Подчеркивая важность миссии и то доверие, которое она ему оказывает, Марго мелодраматическим тоном добавила в конце: «Сожгите письмо». Он его не уничтожил.

Черчилль оказался меж двух огней. Если он выступит подручным Марго, это оскорбит Ллойд-Джорджа. Если будет хранить молчание, оскорбится Марго. Ночью он отправил записку, но не Марго, а прямо Асквиту, в ней он писал, что поговорил с Ллойд-Джорджем, но тот отрицал свою причастность к утечке информации. Чтобы вывести себя из-под огня, он посоветовал Асквиту поговорить напрямую с новым министром финансов.

Не в первый раз Асквит оказывался в неловком положении из-за склонности Марго к интригам. Хотя Ллойд-Джордж был, скорее всего, виновен в утечке информации, Марго, выставляя его первым подозреваемым, вызвала недовольство премьер-министра, считавшего, что она сует нос не в свое дело. Начинать новые перестановки Асквит не хотел и предпочел замять дело, а не раздувать его. «Принимаю без оговорок Ваше утверждение о непричастности, — написал глава кабинета министров своему коллеге, полагая, что будет разумнее обвинить журналистов и их способность выуживать сведения. — Вездесущая пресса в настоящее время такова, что их невозможно удержать, и они умеют анализировать и делать выводы как из умолчания, так и из высказываний».

Марго гордилась тем, что «предупредила» Генри насчет Ллойд-Джорджа, благодаря чему теперь ее муж будет намного пристальнее следить за возможным противником. Но и Генри, и Уинстон дали понять Марго, что вмешиваться в дела кабинета ей бы не следовало. Она приняла это как унижение. Марго не волновало то, что им не хотелось затевать недостойную возню в самое неподходящее время. От переживаний она слегла, ссылаясь на то, что ее одолевает дурнота, что она страшно похудела и ослабела, и какое-то время оставалась в постели, предаваясь печали. Удачная возможность провести две недели за городом при таких непростых обстоятельствах — показалась ей лучшим выходом.

Войдя в новый кабинет, премьер-министр сообщил о предстоящих выборах. Значительная победа 1906 года внушала Уинстону оптимизм, что и на этих выборах он получит большинство голосов. Он не замедлил поделиться своими надеждами с Клементиной Хозиер. Они уже несколько раз встречались в доме его матери, и беседы доставляли удовольствие им обоим.

«Должен признаться, — писал он 16 апреля, — что я ни на минуту не сомневаюсь в успехе». Речь шла о выборах, но теми же самыми словами он мог описать свои чувства к ней. Уинстон был полон надежды, что они вскоре «смогут подружиться».

XV. Большие надежды

Ничего похожего раньше не видели. Политики, проезжая по улицам, вставали в автомобиле и махали приветственно рукой, но воспользоваться лимузином, чтобы произносить речь, — это что-то небывалое. Это было ниже их достоинства, не говоря уже о безопасности — взобраться на водительскую кабину и стоять на крыше, как на гигантском куске мыла! Тем не менее, вот он — Уинстон Черчилль — посреди улицы в Манчестере, обращается к толпе, стоя на автомобиле. И при этом размахивает кулаком точно так, как он это делал в палате общин. Толпа собирается очень быстро. Вот уже люди заполнили улицу с одного конца до другого. И возникает ощущение, что автомобиль Черчилля бросил якорь в море из шляп. Расслышать, что именно он говорит, — трудно. Но суть таких импровизированных выступлений заключалась в другом. Люди должны были запомнить произведенный эффект, его решительную фигуру, а не голос. Черчилль был неистощим на всякого рода выдумки, находки, где он использовал любую возможность пустить в дело с пользой для себя современные технические новшества.

Его критиков это уже не удивляло. Для них это служило еще одним доказательством того, что Черчилль бессовестным образом устраивает из жизни некое представление. И что отвратительнее всего, — возмущался один из враждебно настроенных журналистов, — он оскверняет британскую политику, привнося «вульгарные способы американцев, которые они используют во время предвыборных кампаний». На самом деле даже американцы удивились, увидев фотографию Черчилля, выступавшего на крыше автомобиля. «Случалось, что представители той или иной партии обращались к избирателям из машины, — отметили в автомобильном нью-йоркском журнале, — но благодаря Уинстону Черчиллю стало ясно, что крышу лимузина можно превратить в импровизированную трибуну для выступлений».