Адмирал Колчак. Протоколы допроса. - Александр Колчак

Тогда я увидел, что разговаривать не о чем, я дал согласие, сказав, что я принимаю на себя эту власть и сейчас же еду в ставку, для того чтобы сделать распоряжение по войскам, и прошу совет министров уже детально разработать вопрос о моих взаимоотношениях с советом министров, и затем назначить сегодня же днем заседание, для того, чтобы можно было обсудить целый ряд вытекающих из этого вопросов. Я должен был уехать в ставку и оттуда телеграфировать по войскам о случившемся.

Денике. Прежде чем перейти к дальнейшему, разрешите предложить вам такой вопрос: были ли указания о том, каким образом подготовлялся этот переворот? Вы осведомлены не были и личного участия не принимали; но впоследствии стало ли вам известно, кем и как этот переворот был организован? Кто из политических деятелей и военных кругов принимал в нем участие?

Колчак. Вскоре, в ближайшие дни, я узнал только тех лиц, которые активно участвовали в этом перевороте. Это были три лица. Я знаю, и мне говорил Лебедев, что в этом принимала участие почти вся ставка, часть офицеров гарнизона, штаб главнокомандующего и некоторые члены правительства. Он говорил, что несколько раз во время моего отсутствия были заседания по этому поводу в ставке. Я ему на это сказал одно: «Вы не должны мне сообщать фамилии тех лиц, которые в этом участвовали, потому что мое положение в отношении этих лиц становится тогда совершенно невозможным, так как когда эти лица будут мне известны, они станут в отношении меня в чрезвычайно ложное положение, и будут считать возможным тем или иным путем влиять на меня. Виновники этого переворота, выдвинувшего меня, будут постоянно оказывать на меня какое- нибудь давление, между тем как я считаю для меня совершенно безразличным это, и я не считаю возможным давать или не давать те или иные преимущества». Фактически это Лебедев и выполнил.

Я могу сказать, что почти вся ставка, по крайней мере все начальники отделов принимали в этом участие и часть офицеров гарнизона, главным образом казачьи части. Я считал неудобным спрашивать о лицах. Что касается политических деятелей, то там, несомненно, были лица из состава совета министров.

Председатель. В самый момент переворота вы не знали, кто был инициатором и кто был фактическим выполнителем?

Колчак. Нет, я знал: Волков, начальник гарнизона, Катанаев, Красильников и несколько офицеров казачьих частей. Я Лебедева спросил: «Кто же был главным участником переворота, — казачьи части?» — Он ответил, что вся ставка, штаб главнокомандующего, при участии некоторых членов совета министров. Но до сих пор мне неизвестно, кто был из членов совета министров. Я никогда к этому вопросу не возвращался и никогда ни с кем из министров об этом не говорил. У меня создалось такое впечатление, что Матковский был не в курсе этих дел. Судя по его словам, он никакого участия не принимал. После заседания совета министров я поехал прямо в ставку. На вопрос Розанова о его положении, я сказал: «Мне кажется, лучше вам некоторое время не выступать, потому что ваше положенно будет неудобное. Вы являетесь помощником Болдырева, и в отношении его самого будет неудобно, если вы останетесь в своей должности, поэтому я прошу вас на некоторое время пока не принимать участия в делах ставки, а вместо вас будет полковник Сыромятников (он тогда был квартирмейстером) вести доклады и исполнять обязанности начальника штаба».

Когда Сыромятников явился, я прежде всего спросил его, какие части произвели сегодня ночью эти события? Он мне назвал. Тогда я спросил его, где находятся члены Директории. Он мне отметил, что они находятся в отряде Красильникова, в здании сельско-хозяйственного института. Я спросил, были ли сделаны какие-нибудь убийства и насилия в течение ночи. Он сказал, что ничего такого не было, что разоружение милиции Роговского не вызвало никаких столкновений и недоразумений. Тогда я просил вызвать к себе Волкова и сделать распоряжение, чтобы доставили в город арестованных, поместить их на их квартиру, квартиру усиленно охранять, но не держать их там. Затем я вместе с ним и с прибывшим генералом Андогским выработали целый ряд телеграмм по частям и по армии, главным образом на фронте, по гарнизонам различных городов, — все гражданские власти должен был осведомить об этом совет министров, а осведомление военных была моя обязанность, — о том, что я вступил в верховное командование и в верховное управление в качестве верховного правителя.

Затем мне в 4 часа дали знать, что совет министров снова собрался после перерыва, и что просит меня прибыть туда. Я приехал на это заседание и сообщил им те подробности, какие я знаю, какие распоряжения мною сделаны. Кажется, к этому времени арестованные были уже на своих квартирах. Я послал уже одного из своих ординарцев удостовериться, в каком они положении и состояния. Они оказались все живы и водворены на свои квартиры. Затем на этом же заседании совета министров был обсужден вопрос относительно выработки краткой конституции о моих взаимоотношениях с советом министров. Была принята форма, которую я признал совершенно отвечающей тому, что нужно, указавши на то, что я считаю необходимым работать в полном контакте и в полном единении с советом министров. Затем тут же был намечен план относительно такого совета, который был бы при мне для экстренных вопросов и главным образом для решения вопросов иностранной политики, так называемого совета верховного правителя, состоящего из пяти членов, в который могли вызываться ответственные лица.

Затем поднялся вопрос о том, что же делать сейчас. Я сказал, что в городе ходит масса самых фантастических слухов, поэтому надо самому факту переворота придать гласность. Я считал самым правильным судебное разбирательство в открытом заседании, для того, чтобы, во-первых, снять нарекания на лиц, совершивших этот переворот, а во-вторых, потому, что это лучший способ осведомления. Я сказал, что никогда не допущу кары над этими лицами, так как за то, что они — это сделали, я принял уже все последствия на себя. Но это один из способов придать гласность самому обстоятельству совершившегося переворота.

Денике. Так что инициатива этого суда принадлежала лично вам?

Колчак. Я не помню, я ли первый высказал эту мысль, или Вологодский, — но такая точка зрения была высказана. Тогда было решено образовать специальный чрезвычайный суд, для того, чтобы разобрать все это дело. Затем я вызвал Волкова и сказал ему, что я считаю необходимым гласное расследование всех его действий не с целью его наказывать или карать, а с целью предать гласности, и поэтому я его отдаю под суд чрезвычайного суда. На суде он должен был дать показания, касающиеся этого дела. Этот суд вам, вероятно, известен?