ОНО - Стивен Кинг

И тут над ним раздался пронзительный крик. Он снова посмотрел вверх и увидел, что Генри Бауэрc летит над склоном с ножом, зажатым в зубах. Генри прыгнул на обе ноги, чуть отклонившись назад, и потому не потерял равновесие и не упал. Затем заскользил к гигантскому узору из отпечатков ног и бросился вниз по насыпи длинными кенгуриными прыжками.

— Я бьюююю бяяяя, Итьки! — кричал Генри с ножом во рту, и Бену не нужен был переводчик Организации Объединенных наций, чтобы понять, что Генри кричит: «Я убью тебя. Титьки!»

Теперь с хладнокровием, которое появляется в наиболее стрессовых ситуациях, Бен осознал, что он должен делать. Он сумел встать на ноги до того, как Генри настиг его. Бен сознавал, что левая штанина его джинсов распорота, и из ноги кровь течет сильнее, чем из живота… но это поддерживало его, ибо означало, что он ее не сломал. Во всяком случае, он надеялся, что так оно и есть.

Бен слегка присел, чтобы удержать ненадежное равновесие, и когда Генри, державший теперь нож в руке прямо, как штык, схватил его одной рукой и занес нож другой, Бен отступил в сторону. Он потерял равновесие, но падая, выставил вперед раненую левую ногу. Генри ударился о нее голенями, и его ноги взмыли вверх. На какое-то мгновение Бен широко раскрыл рот, его ужас сменился смесью благоговейного страха и восторга. Генри Бауэрc, казалось, плыл, прямо как Супермен, над упавшим деревом, которое только что остановило Бена. Его руки были вытянуты прямо перед собой — Джордж Ривс так держал руки на телевизионных шоу. Да только то, что Джордж Ривс всегда казался летящим, было так же естественно, как принять ванну или пообедать на балконе. А Генри выглядел так, будто кто-то врезал ему горячей кочергой по заду. Его рот открывался и закрывался. Слюна ниточкой текла из уголков рта и скоро растянулась до мочки его уха.

Вслед за этим Генри с шумом рухнул на землю. Нож вылетел у него из руки. Он перевернулся через плечо, упал на спину и покатился в кусты с ногами враскорячку. Раздался пронзительный крик. Глухой звук. И затем тишина.

Бен сидел ошеломленный, глядя на то место в густых зарослях, где исчез Генри. Вдруг камни и галька запрыгали вокруг. Он посмотрел вверх. По насыпи спускались Виктор и Белч. Они двигались осторожнее, чем Генри, и поэтому медленнее, но добрались бы до него секунд за тридцать и даже меньше, если бы он ничего не предпринял.

Он застонал. Кончится ли когда-нибудь это сумасшествие?

Не отрывая от них глаз, Бен вскарабкался на сваленное дерево и пополз по насыпи, тяжело дыша. У него была острая боль в боку. Адски болел его язык. Кусты теперь были высотой с него. Резкий запах какой-то дикорастущей зелени ударил ему в нос. Где-то поблизости резвилась меж камней вода.

Его ноги заскользили, и он снова пошел, шатаясь, ударяясь руками о выступавшие камни, отбиваясь от шипов, которые цеплялись за его свитер, вырывая куски материи и раздирая руки и щеки.

Потом он сидел с ногами в воде. Здесь вился маленький искривленный ручей, который справа от Бена перегораживал мощный заслон из деревьев. Там было темно, как в пещере. Он посмотрел и увидел, что Генри Бауэрc лежит на спине посредине потока. В полуоткрытых глазах были видны только белки. Кровь сочилась из уха и бежала тонкими струйками.

О, Боже мой! Я убил его! Я убийца. Боже мой!

Забыв, что Белч и Виктор позади него (или, возможно, понимая, что они потеряли интерес к тому, чтобы вышибить из него говно, когда обнаружили, что их Бесстрашный Вождь мертв), Бен прошел, брызгаясь, двадцать футов вверх по течению к тому месту, где лежал Генри — рубашка в клочья, джинсы промокли дочерна, одного ботинка нет. Бен смутно сознавал, что от его собственной одежды мало что оставалось и что тело его, покрытое болячками и ранами, превратилось в одну большую развалину. Хуже всего было с левой лодыжкой — она уже распухла в его промокшем ботинке, и, щадя ее, он ступал с большой осторожностью, как моряк, оказавшийся на берегу впервые после длительного плавания.

Он наклонился над Генри Бауэрсом. Глаза Генри широко раскрылись. Он схватил Бена за икру исцарапанной и окровавленной рукой. Рот его двигался, и хотя ничего, кроме серии свистящих вдохов оттуда не выходило, Бен мог все-таки различить, что он говорит: «Убью тебя, жирное дерьмо».

Генри пытался привстать, используя как опору ногу Бена. Бен резко отпрянул. Рука Генри скользнула, затем упала. Бен отлетел, хватаясь руками за воздух, и за последние четыре минуты третий раз упал на задницу. И снова прикусил язык. Вокруг него взмыли водяные брызги. Круги пошли перед его глазами, но это ему было по фигу, — ему по фигу было бы, если бы он нашел горшок золота. Он страшился за свою несчастную жирную жизнь.

Генри перевернулся. Попытался встать. Упал. Сумел приподняться на четвереньки. И, наконец, шатаясь, встал на ноги. Темным взглядом уставился на Бена. Его туловище качалось из стороны в сторону, как обертка кукурузного початка на сильном ветру.

Бен вдруг разозлился. Больше, чем разозлился. Он был взбешен. Он шел с библиотечными книгами под мышкой, мечтал о невинном поцелуе Беверли Марш, никому не мешая. И посмотрите. Только посмотрите! Штаны порваны. Левая лодыжка, может быть, разбита, но уж наверняка растянута. Нога вся в болячках, язык поцарапан, на животе монограмма Генри черт возьми! — Бауэрса. Но, вероятно, именно мысль о книгах, за которые он в ответе, взывала к мщению.

Он потерял библиотечные книги, в голове у него возникла картина: укоризненные глаза миссис Старретт, когда он расскажет ей об этом. Какой бы ни была причина — порезы ли, растяжение, библиотечные книги или даже мысль о насквозь промокшем и, возможно, нечитабельном экзаменационном листе в его заднем кармане, — этого было достаточно, чтобы начать действовать. Он подошел к Генри и ударил его прямо по яйцам.

Генри издал страшный крик, который вспугнул птиц с деревьев. В течение минуты он стоял с широко расставленными ногами, руки его закрывали промежность, и он, не веря глазам своим, смотрел на Бена.

— Ой! — сказал он слабо.

— Хорошо, — сказал Бен.

— Ой, — сказал Генри еще более слабым голосом.

— Хорошо, — снова сказал Бен.

Генри медленно опустился на колени, как бы даже не падая, а складываясь. Он все еще смотрел на Бена неверящим темным взглядом.

— Ой.

— Хорошо, черт возьми, — сказал Бен.

Генри упал на бок, все еще хватаясь за яички, и начал медленно перекатываться с боку на бок.

— Ой! — стонал он. — Мои яйца. Ой! Ты разбил мне яйца. Ой-ой!

У Генри стала появляться сила, и Бен отошел на шаг. Ему было не по себе от того, что он сделал, но его наполняло и чувство праведности своего деяния.