Шпионаж под сакурой - Борис Сапожников

— Вот за это и ценю Дмитренку, — повернувшись к Бокию, сообщил следователь Гайдин. — Если надо кого-то «закопать» или «утопить», лучше человека не найти.

— И от чего же будет зависеть, найдёте вы факты противоправного поведения Дитриха или нет? — уже серьёзней спросил фон Кемпфер.

— Мне нужна всего лишь копия результатов ваших исследований, — наклонился к нему через стол Бокий, — а, кроме того, ни вы, ни Дитрих фон Лоэнгрин, больше ни разу не пересечёте границу Советской России.

— Вполне приемлемые условия, — кивнул фон Кемпфер, — и Дитриха вы мне не вернёте, пока не будут выполнены.

— Практика брать заложников для обеспечения верности нужных людей была распространена у нас не так давно, — высказался начистоту Бокий. — Так что Дитриха вы получите только в обмен на всю собранную информацию о рыцарях, утонувших в Чудском озере.

— Я всегда считал, что у вас государство сугубых материалистов, — произнёс фон Кемпфер, — которому ни к чему оккультные вещи.

— Может, кому и не нужны, — развёл руками Бокий, — а вот мне так очень интересны. Меня давно уже за глаза оккультным чекистом зовут.

— Тогда, может быть, мы наладим некоторые взаимоотношения на, так сказать, оккультной почве, — также перегнулся через стол Кемпфер, максимально приблизив своё лицо к лицу Бокия.

— До войны и Революции это было бы возможно, — откинулся на спинку стула Бокий, — но не теперь. Война всё изменила. Сейчас меня за один этот разговор могут под ревтрибунал отдать, что бы я вам, гражданин фон Кемпфер, не ответил.

— Очень жаль, — протянул немец, поднимаясь на ноги, — что она слишком многое изменила. — Он потянулся за оружием, но следователь Гайдин накрыл небольшой пистолет большой ладонью и отрицательно покачал головой.

— С оружием к нам можно войти, — сказал он, — но выйти, уже нет.

Кемпфер снова усмехнулся, запахнул поплотнее плащ и вышел из кабинета быстрым шагом.

Они простояли на улице не меньше минуты, глядя друг другу в глаза. Глеб Иванович, конечно, не знал, какие мысли бродили в голове у молодого немца, сам же он вспоминал март двадцать первого года и щеголеватого чекиста с подковками на каблуках.

— Ты не изменился с тех пор, Дитрих фон Лоэнгрин, — произнёс, наконец, Бокий. — Как был юнцом, так и остался.

— А вас узнать мне стоило определённого труда, — ответил Дитрих. — Вы умеете изменять внешность, товарищ член комиссии ВЧК.

— Здесь, товарищ член общества Тулле, — усмехнулся Бокий, — я более известен, как Ви Мин Цой, корейский эмигрант.

— Насчёт филёров, которые обычно следят за мастерской, можете не беспокоиться, Ви Мин Цой, — произнёс Дитрих. — Им отвели глаза и глядят они куда угодно, только не в нашу с вами сторону.

— Но, всё же, лучше пройтись, — предложил Глеб Иванович, — тем более, мне в театр надо по делам.

— Идёмте, конечно, — кивнул Дитрих. — Можно сесть в моё авто, в вашем возрасте не слишком полезны долгие пешие прогулки, особенно в декабре.

— Здешняя сырость, и правда, скверно сказывается на моих суставах, — сказал Бокий, — Вот только скольким ещё филёрам придётся глаза отводить, когда твой автомобиль к театру подъедет. Для меня это слишком большой риск. И вообще, хотелось бы узнать, как тебе удалось выйти на меня?

— Сначала мы заинтересовались Европейским театром, — легко объяснил Дитрих, — и герр Исаак поручил мне заняться им вплотную. Из всей труппы меня заинтересовал русский эмигрант Руднев, я проследил за ним. И уже в мастерской заметил что-то знакомое в одном из работников. Вы хорошо сумели изменить внешность, но я-то видел вас уже однажды.

— Это было довольно давно, Дитрих, — усомнился в его искренности Бокий, — и в отличие от тебя, я довольно сильно изменился. А видел ты меня дважды, и не больше пары минут. В первый раз, к тому же, через окошко в тюремной двери.

— И всё же, мне удалось узнать вас, Ви Мин, — развёл руками Дитрих, — а как уж мне это удалось, какая разница.

— Да, в общем-то, никакой, — согласился Бокий. — Я так понимаю, что ты всё ещё работаешь с фон Кемпфером. Я хотел поговорить с ним, насчёт одного предложения, что он сделал ещё в Новгороде, в двадцать первом. Он поймёт. Да и оружие ему верну, раз такая оказия выпала.

— Со мной вы разговаривать не желаете? — поинтересовался напоследок явно уязвлённый Дитрих.

— В любом случае, решение будет принимать фон Кемпфер, — развёл руками Бокий, — лучше уж поговорить сразу с ним.

И он ускорил шаг, повернувшись к юноше спиной. Тот понимал, что дальше разговора не будет в любом случае, оставалось только вернуться к Исааку с тем, что есть.

Риббентроп хоть и не был профессиональным дипломатом, однако главное правило дипломатии знал. И правило это гласило — всегда сохраняй спокойствие, делай лучшую мину при худшей игре. Он старался следовать ему всегда, но иногда — очень редко — бывали ситуации, когда позволял себе забыть о нём. Почти всегда он делал это намерено, преследуя какие-то цели. Но в тот раз, чрезвычайный и полномочный посол Третьего Рейха в Японской империи попросту вышел из себя.

— Что себе позволяют ваши люди, герр фон Кемпфер?! — Риббентроп надсаживал горло, крича прямо в лицо Исааку, как будто они находились не в одной не слишком большой комнате, а на расстоянии метров пятидесяти друг от друга. — Я веду переговоры день и ночь, у меня уже язык заплетается, и уши сворачиваются от японской речи. Вы бы слышали, как они коверкают великий немецкий язык! Слушать противно! И вот пока я вынуждено имею дело с японцами, пытаясь выторговать у них как можно более выгодные условия нашего будущего союза, вы раз за разом устраиваете чёрт знает что! Мало вам было одной провокации у этого чёртова театра, так ваши люди тут же напали на этого русского эмигранта прямо у дверей того же театра. А вы знаете, что у военного министра имеются на него какие-то свои планы. Он даже из Манчжурии вытащил этого русского фашиста Родзаевского. Тот присутствовал при наших переговорах пару раз. Так что русского эмигранта я приказываю вам оставить в покое. И не приближайтесь к чёртову театру ближе чем на километр!

— Герр Риббентроп, — в противоположность послу Исаак говорил тихо и спокойно, — вы не можете мне приказывать. Мы тут практически с частным визитом по делам Аненербе, и к министерству иностранных дел никакого отношения не имеем. Мы просто были попутчиками на борту «Графа Цеппелина», и я терплю ваши крики только из уважения к вашему статусу и партийному стажу.