Операция «Хамелеон» - Евгений Коршунов

Мулла с горечью покачал головой:

— Султан был велик и мудр. Но судьба была против нас. Атари не вернулся. Мы думали, что он погиб. Потом началась война. Неверные победили нас, они ворвались в Каруну.

Я знал, что глиняные стены не устоят перед пушками неверных. И чтобы спасти от поругания мысли моего повелителя, я унес из мечети все книги, все свитки, все, на чем записано было мною хоть одно слово султана. Я поклялся, что, когда моя страна снова станет свободной, я верну все это из тайника и отдам тому, кто возьмется написать правдивую историю наших горестных дней.

Прошло много-много лет. И вдруг ко мне пришел белый малам и спросил, не сохранил ли я бумаги султана. Кто, как не аллах, послал его ко мне? Ведь никто, кроме аллаха и меня, ничего не знал о моем тайнике. Но этот человек был белый, и мою душу охватили сомнения. Я ничего не сказал ему.

Потом ко мне пришла белая мадам, и она тоже спрашивала про бумаги султана. А потом... пришли ко мне сразу двое — вот этот батуре, — старик кивнул на Роберта, — и южанин, — старик указал скрюченным пальцем на Стива, сидевшего теперь рядом с Бора в группе профсоюзников. — Они рассказали, что Атари не погиб много-много лет назад и что только теперь какой-то подлый шакал убил моего друга. И еще они просили помочь белому маламу, приехавшему из далекой-далекой страны, чтобы написать правдивую историю моего города. Они сказали, что Атари помогал ему и за это по наущению тех, чьи отцы разрушили Каруну, тех, кто боялся, что мир узнает правду, он и был убит.

Мулла опять замолк, пальцы его заскользили по четкам... Он перевел дыхание — наверное, никогда в жизни он не говорил так долго.

— Неверные хотели убить его еще много лет назад, когда он, принеся от султана письмо с просьбой о мире батуре Дункану, возвращался в Каруну. Люди Дункана заплатили убийцам хорошие деньги, чтобы они схватили Атари в саванне. Но один из них видел Атари в Бинде и знал, что он из рода старшин чеканщиков и что рано или поздно сам станет во главе мастеров Бинды.

«Белые уже заплатили нам деньги. Но мы перехитрим их. Зачем убивать курицу, которая будет нести нам золотые яйца? — сказал он. — Отпустим этого человека, и пусть он платит нам до конца жизни — каждый год, в средние дни поста — выкуп за сохраненную ему жизнь. Только пусть он поклянется в этом на святом коране...»

Атари вернулся в Бинду и заперся у себя в доме. Несколько лет он не показывался в городе, работая днем и ночью, и достиг удивительного мастерства чеканки. Он стал главой чеканщиков, но каждый год — в средние дни поста — тот человек, что спас ему жизнь, приходил за выкупом.

Мулла вздохнул.

— Обо всем этом я узнал только вчера, когда мои новые друзья, — старик опять кивнул на Роберта и Стива, — уговорили меня прилететь в Бинду на маленьком самолете, таком же, какой есть у нынешнего султана Каруны.

В ту ночь, когда Атари умер, вместе с ним был и человек, спасший ему жизнь в саванне. Он пришел ночью в средний день поста, как делал это много-много лет.

Когда они разговаривали, пришел южанин, тот самый, который сейчас, как трусливый пес, бежал отсюда. Он хотел поговорить с Атари о каком-то важном деле. — Мулла презрительно кивнул на дверь за своей спиной. — Старик взял деньги и попрощался с Атари. Но к старости многие становятся очень любопытными. И он стал подслушивать за дверью. Южанин ругал Атари за то, что он рассказал о смерти Мак-Грегора Стиву Коладе, который помогает белому маламу. Он говорил, что все белые — презренные собаки. Что нельзя верить никому из них. И если белый малам что-то вынюхивает в нашей стране, пусть он делает это без нашей помощи.

Атари рассердился и сказал, что человек так говорить не может, что Гоке дьявол. Он велел ему уходить и пригрозил, что утром расскажет белому маламу, как найти в Каруне человека, больше всех знающего о падении Каруны. Атари знал, что я хранил списки таких писем, и знал, что я жив.

Мулла помолчал:

— Потом был шум... и южанин ушел. А старого Атари нашли мертвым...

Старик опять замолчал. В зале стояла жуткая тишина. Потом мулла вскинул руки:

— Все, что я рассказал, чистая правда. Аллах свидетель, что я был вчера в Бинде и человек, которому Атари много лет платил за свою жизнь, рассказал мне о смерти моего бедного друга.

Голос его зазвенел ненавистью:

— О аллах! Покарай тех, кто направлял руку убийцы!

Звонок телефона на столике прозвучал как взрыв.

Чиновник, с опущенной головой сидевший в кресле, поспешно схватил трубку. И по мере того как он слушал, на лице его появлялось все более злорадное выражение.

— Йес, сэр! — почти выкрикнул он, кладя трубку на аппарат и вскакивая. — Леди и джентльмены! Распоряжением президента пресс-конференция закрывается!

Глава 37

Самолет садился в Шереметьеве. И Петр, не отрываясь смотрел в иллюминатор. Внизу плыли снежные равнины, темнели расплывчатые пятна лесов, бежали тонюсенькие ниточки дорог. Это была Россия, Раша, как говорили гвианийцы.

— Раша, — вслух произнес Петр и устало закрыл глаза.

А ведь еще ровно сутки назад он сидел в просторном стеклянном зале международного аэропорта в Луисе и в последний раз пил холодное гвианийское пиво.

И теперь память, как неопытный киномеханик, прокручивала ленту-фильм, в котором части были безнадежно перепутаны. Но у Петра не было сил, чтобы найти нить логической последовательности и ухватиться за нее, выстроить события по порядку.

...На следующий день после пресс-конференции министерство внутренних дел объявило, что снимает с мистера Николаева обвинения в подрывной деятельности.

Об этом было передано по радио и сообщено в вечерних газетах. Так распорядился Старый Симба. В тот же день полковник Роджерс срочно был вызван к нему во дворец. Беседа продолжалась около часа, и никто, кроме Старого Симбы и Роджерса, не знает ее содержания.

Разъяренный полковник прямо из президентского дворца кинулся было к верховному комиссару Великобритании сэру Хью, в посольство. Он был готов драться до конца в этой уже проигранной игре! Впрочем, он знал, что сэр Хью не поддержит его. И, развернув машину у самого посольства, Роджерс погнал ее по дороге в Дикойи. Сегодня он действительно хотел полного одиночества: проигравший разведчик не нуждается в утешении и сочувствии.

А через неделю было объявлено, что полковник Роджерс уезжает в годичный отпуск «для поправки здоровья». На его место — шефа разведки Гвиании — назначается гвианиец бригадир Нжоку.

Это было последним сообщением правительственной радиостанции. Ее сотрудники присоединились к всеобщей забастовке, уже охватившей всю страну.

Затем в советское посольство поступила официальная бумага, в которой приносились извинения за «прискорбный инцидент и выражалась надежда, что мистер Николаев внесет достойный вклад в дело изучения истории Гвиании». Бумагу эту привез сам Прайс.

Прайс заявил, что ему поручено, кроме всего прочего, довести ее содержание до сведения самого мистера Николаева.

И вот они встретились в приемной посольства.

Сегодня Прайс был трезв и торжественен. Его полицейская форма, как всегда, была в безукоризненном порядке. Сухо поздоровавшись, он торжественно изложил цель своего визита, пересыпая речь архаическими выспренними оборотами и выражениями, половину которых Петр так и не понял.

После того как формальная часть визита была закончена, Прайс удовлетворенно улыбнулся.

— Ну вот, мистер Николаев, — проговорил он. — Считайте, что вам повезло.

— С вашей помощью, — шутливо согласился Петр.

Прайс стоял перед ним — высокий, нескладный старик.

— Да, вам действительно повезло. Обычно я никогда не оставляю ключей в машине!

Он подмигнул, и, глядя на его довольное лицо, Петр улыбнулся в ответ.

Это привело Прайса в еще более приятное расположение духа:

— Вы мне не верите? А между тем вас можно было бы выслать хотя бы... хотя бы за похищение полицейского автомобиля.

Он довольно осклабился:

— Да, да, я старая полицейская лиса, и не вы первый попадаетесь на мои маленькие хитрости. Кстати, позвольте мне дать вам еще один дружеский совет: в университете скоро кончается семестр. И всем будет понятно ваше желание провести каникулы на родине.

Он козырнул:

— Желаю успеха, сынок!

...Петр открыл глаза. Самолет снижался. И опять мысли унеслись назад. На этот раз к тому, о чем рассказал ему Роберт, на другой день после пресс-конференции пришедший в советское посольство. Это был долгий разговор. И шаг за шагом перед Петром развертывалась операция «Хамелеон» так, как готовил ее полковник Роджерс. Это была нелегкая задача.

Сначала выждать, пока ЮНЕСКО выделит место в Луисском университете для аспиранта из России. Потом преодолеть одну за другой трудности: например, профессор Нортон решительно отказался повлиять на своего ученика Роберта Рекорда, с которым должен был поселиться русский. Но австралиец был без ума от мисс Карлисл, помешанной на идее служения Добру. Отлично! А что, если она узнает, что мистер Рекорд допрашивал пленных во Вьетнаме и за это получил правительственную стипендию? Неважно, что он участвовал в допросах лишь в качестве стенографа. Мисс Карлисл не будет разбираться в таких тонкостях. Но она может ничего и не узнать. Что требуется за это от мистера Рекорда? Сущие пустяки: по пути с аэродрома вместе с русским помочь человеку, которого будут избивать у них на глазах. Всем известному Стиву Коладе.