Одинокая звезда - Ирина Касаткина

– Тетя Юля меня тоже об этом когда-то спрашивала. Любить очень хочется. Но – не получается. А без любви я не могу быть с мужчиной. Всему виной моя несчастная память. Тогда, в те самые счастливые для меня дни, я велела себе крепко-накрепко запомнить все минуты, проведенные с твоим папой, все-все, что было между нами.

И я запомнила. Так запомнила, что до сих пор вижу его, как живого. Слышу его голос, чувствую прикосновение его губ к своим губам, запах его волос, его объятья. Во всех его движениях была такая грация! В сочетании с необычайной ловкостью и силой. Как у молодого, очень доброго льва.

Он был бесконечно добрым – твой папа. Всегда считал, что оружие следует применять в последнюю очередь. Ведь и тех бандитов он почти уговорил вернуть ребенка и сдаться. Сказал, что они окружены, а жизнь прекрасна. Что им рано умирать, ведь они еще так молоды! Что все еще можно исправить – они же не совершили непоправимого. И они отдали мальчика. А когда папа уже шел с ним обратно, у самого молодого из них нервы не выдержали. И он спустил курок. Обкуренный был.

– Их расстреляли?

– Гд е там! Их просто растерзали. Зарезали. Дядя Отар – в нем доброта сочетается с такой жестокостью! – никому из них не дал шанса остаться в живых. Если бы это происходило в России, его бы точно посадили. А там свои порядки. Уничтожены при попытке оказать сопротивление – и весь сказ.

– Мамочка, а ты не пробовала просто встречаться с кем-нибудь? Может, постепенно привыкла бы к человеку? А потом, может, и полюбила бы?

– Пыталась. Но это бесполезно. Рядом с любым мужчиной я вижу твоего папу, и в сравнении с ним они безнадежно проигрывают. Но ты не думай – я не чувствую себя несчастной. Я очень счастлива! Во-первых, что встретила его и он ответил на мою любовь. Во-вторых, что у меня есть ты – его копия. Лишь об одном я сожалею – что мы так чудовищно мало были вместе.

Ведь не зря первый месяц совместной жизни называют медовым. Людям нужен месяц, чтобы насладиться друг другом, чтобы прошла первая острота в отношениях и они стали более спокойными. А у нас было всего одиннадцать дней. Я ведь так и не насмотрелась на него за эти дни. А как я любила на него смотреть! На его походку, на его бесподобное лицо.

Но он никогда не давал мне вдоволь насмотреться на себя. Только загляжусь, как он быстро так бросит на меня хитрый взгляд из-под ресниц – и в следующее мгновение я в его объятиях. А там я уже переставала быть отдельной личностью. Я просто сливалась с ним, растворялась в нем. Мы были невероятно счастливы. И сияние тех дней до сих пор озаряет мою жизнь. Поэтому не надо меня жалеть, дочка.

Жалеть надо тех, кому не довелось испытать такую любовь. Я очень хотела бы, чтобы и ты ее испытала, только без такого страшного конца. Чтобы она у тебя была долгой-долгой.

– Да, мамочка, я тоже мечтаю так полюбить. Знаешь, я завидую тебе. А вдруг мне не встретится такая любовь, не испытаю этого чувства? Вот будет обидно!

– Погоди, еще встретится. Тебе же всего шестнадцать лет. И в тебе течет папина кровь – кровь грузина. А грузины умеют любить. Еще полюбишь. И я не представляю себе мужчину, который тебе – такой красавице! – не ответил бы взаимностью. Верю, твое счастье впереди. Жди его, девочка, и оно обязательно придет.

Часть 3. Одинокая звезда

Глава 25. Дыхание близкой любви

Воскресным сентябрьским утром Маринка Башкатова проснулась с предчувствием счастья. Едва открыв глаза, она почувствовала, что сегодня с ней случится что-то совершенно потрясающее. Такое состояние ей уже было знакомо. Однажды в ее душе зародилось подобное лихорадочное ожидание чуда. И оно произошло – ей позвонили из редакции местной газеты и сообщили, что в ближайшем номере будет напечатано ее стихотворение про собаку. Она была тогда на седьмом небе от счастья.

Трижды за ночь Маринка просыпалась с мыслью, что завтра сможет купить в ларьке «Союзпечати» газету со своим стихотворением. Утром она скупила все экземпляры той газеты и, притащив их в школу, произвела там настоящий фурор, воспоминание о котором долго грело ей душу.

Еще не открыв глаза, Маринка стала прокручивать в уме предстоящий день. С утра надо выучить английский и решить десяток задач по алгебре – завтра предстояла контрольная. Математичка надумала проверить у них остаточные знания – что они успели растрясти за лето, а что осталось в голове. Еще надо подготовиться к семинару по истории. Никакой радости во всем этом, определенно, не было.

Что еще? Убрать квартиру, приготовить обед – родители приедут вечером с дачи. Не будет обеда, съедят ее, Маринку. Тоже мало радости.

А вот здесь теплее – в три часа очередной музыкально-поэтический салон «Пушкинский бульвар».

Дважды в месяц местные поэты и музыканты собирались во Дворце народного творчества на улице Пушкинской. Там можно было почитать свои стихи, послушать новые песни, попеть под гитару, а то и просто потрепаться за жизнь. Счастливчики, умудрившиеся напечататься в какой-нибудь газетке, а то и издавшие за счет спонсоров или собственный тоненькие книжечки стихов, хвастались своими достижениями и щедро их раздаривали.

Как раз к сегодняшнему салону Маринка написала пять новых стихотворений, которые ей самой очень нравились. Она надеялась, что они понравятся и кому-нибудь из издателей, частенько захаживавших на их встречи.

Определенно сегодня повезет, думала Маринка, одеваясь, вот бы все пять напечатали. Марь Петровна меня тогда на руках носила бы, и «пятак» по литературе был обеспечен.

Она стала копить в душе предвкушение счастья, убеждая себя, что оно случится, обязательно случится, не может быть, чтобы не случилось.

Выскочив в магазин за хлебом, Маринка поразилась ослепительной яркости этого дня. Осень еще совсем не чувствовалась. Небо было синим-синим, лаковые листья тополей блестели на солнце и стайки воробьев весело щебетали, перелетая с одного куста сирени на другой под умильным взглядом большого серого кота, примостившегося на ветке жерделы. Да, в такой замечательный день непременно должно было случиться что-то из ряда вон выходящее.

От этой мысли ожидание чуда более усилилось. Маринка даже подумала, что, может, простой публикацией дело не обойдется, – может, ей, наконец, повезет и удастся выпустить целую книжечку стихов. Вдруг какому-нибудь богатенькому Буратино, случайно забредшему к ним в салон, так понравятся ее стихи или она сама, что он предложит взять на себя расходы по изданию книжки. Ведь повезло одной местной поэтессе подобным образом, а ее стихи ничуть не лучше Маринкиных.

Держать в руках книжечку своих стихов, перелистывать ее страницы, любуясь своей физиономией на обложке, подписывать, раздаривая знакомым, – это была хрустальная Маринкина мечта. Она представила, как приносит стопку книжечек в класс, дарит одноклассникам и учителям, преподносит Никите Сергеевичу и завучу. Как изумленно они смотрят на нее, поражаясь ее таланту. И от этих прекрасных грез ей захотелось, как в детстве, попрыгать на одной ножке.

Стихов Маринка за свою жизнь успела написать великое множество. У Лены на лоджии лежало около десятка тетрадок с Маринкиными стихами. Лена с Геной были ее первыми слушателями и верными поклонниками.

Маринке очень нравилось облекать мысли в рифмованные фразы, где много воздуха и красивых звуков. И еще она давно заметила, что мысль рифмованная доходит до ума и сердца слушателей гораздо быстрее и вызывает больше эмоций, чем высказанная в прозе. Любая банальность, сказанная языком прозы, так и остается банальностью, – тогда как облеченная в рифму она порой делается откровением.

Маринка не любила литературу как предмет, но любила русский язык за красоту, звучность и меткость выражений. Стихи она писала давно, еще с детсадовского возраста. Ей собственные стихи нравились все больше и больше – а это верный признак, что они чего-нибудь да стоят. Ведь помните, как у Булгакова Мастер спрашивает поэта Бездомного, хороши ли его стихи. И как тот отвечает: «Они ужасны!» А вот если бы Мастер спросил об этом ее, Маринку, она бы ответила: «Они прекрасны!». Потому что никто лучше самого поэта не чувствует, хороши ли его стихи или нет.

Училась Маринка неплохо, хотя изредка, задумавшись на уроке над поиском красивой рифмы, могла схватить трояк, а то и пару за невнимание.

Кроме сочинения стихов, Маринка, как и Лена с Геной, увлекалась математикой. Впрочем, этот предмет любили большинство ребят их класса. Но, в отличие от Лены и Гены, твердо решивших поступать в Политехнический на информатику, Маринка еще не определилась с будущей специальностью. Может, она и последует их примеру, а может – нет. Еще успеет решить, ведь впереди целый одиннадцатый класс. Куда спешить?

Управившись к часу дня со всеми делами, Маринка стала готовиться к выступлению. Она надела любимое темно-зеленое, украшенное зелеными же стразами платье, так идущее к ее зеленым глазам, серьги и кольцо с бирюзой и обулась в зеленые лакированные лодочки. Сразу сделавшись похожей на Хозяйку Медной горы, Маринка достала косметичку и принялась прихорашиваться.