В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большую роль играл куратор каждого заседания по определенной проблеме. Он же и приглашал докладчиков и направлял дискуссию. На вечерних заседаниях с лекциями выступали лидирующие в данной выбранной области ученые. Организовывались также и круглые столы, где участники могли обсудить свои экспериментальные данные.
Впоследствии возникла и секция «Новости науки». Помню, что в последующие годы, когда Лёня уже работал в НИИ по БИХС, он курировал заседание по проблемам генетической безопасности. Себя помню только как постоянного и благодарного слушателя этих школ. В течение многих лет на школах обсуждаются ключевые проблемы генетики микроорганизмов: репликация, репарация, рекомбинация ДНК, мутагенез, транскрипция и трансляция генетической информации, лавина данных о плазмидах, транспозонах, перспективы использования генетических методов в селекции промышленных продуцентов, а впоследствии, и открытий в области генной инженерии.
Все участники школ всегда ждали их с нетерпением. Это были и своего рода зимние каникулы на прекрасной природе подмосковья. Можно было урвать часок для лыжной прогулки, да и послушать интересные доклады тоже доставляло удовольствие. Конечно, не все докладчики были опытными лекторами. В. Мозжинке школа размещалась на дачах, принадлежащим когда-то академикам, не оставившим наследников. Летом там был академический дом отдыха. В центре поселка высилось большое здание с колоннами — Дом Ученых с хорошей столовой, помещением для заседаний, биллиардной, где в шкафах стояли персональные кии академиков. Вечером крутили кино, но я помню только вечерние прогулки и посиделки. Все были молодыми и хорошо веселились. Однажды двум уже известным ученым поздно вечером захотелось поиграть на рояле. Дом Ученых уже был закрыт. Остается тайной, как им удалось снять с петель тяжелую дубовую дверь массивного дома. Проишествие замяли. Жители поселка, в основном, приезжали на дачи летом или по выходным, так что веселые компании по вечерам никого не беспокоили. Как-то в одну из школ вклинился посередине Международный день 8 марта. Утром следующего дня на первый доклад пришло всего несколько человек. Докладчик хладнокровно заметил, что слушатели, которые пришли на его доклад, обладают активной алкогольдегидрогеназой, в отличие от остальных участников школы. Этот список происшествий можно было бы продолжить, эти истории запоминаются легко и надолго, как охотничьи рассказы, но я оставляю их за кадром.
В мае 1968 года С. И. Алиханян и С. З. Миндлин участвуют в международной конференции по генетике и селекции стрептомицетов — актиномицетов рода Streptomyces в Югославии. Там Сос Исаакович впервые лично знакомится с Дэвидом Хопвудом и его семьей. Д. Хопвуд в то время уже является признанным лидером в генетическом изучении стрептомицетов на ставшем уже модельном штамме Streptomyces coelicolor A3(2). Там же Сос Исаакович обмолвился Хопвуду, что собирается в новом институте организовать лабораторию по генетике актинофагов и упомянул мою фамилию. На этой конференции по инициативе ученых из Чехословакии было решено основать международный симпозиум по генетике промышленных микроорганизмов (GIM) с периодичностью один раз в 4 года. Доктор З. Ванек и его чешские коллеги в это время лидируют в области изучения биосинтеза антибиотиков. 1-ый GIM симпозиум состоялся в Праге в 1970 году. С тех пор эта традиция сохраняется вот уже сорок лет. Примерно в эти же годы был организован международный симпозиум по биологиии актиномицетов (ISBA), правда, сейчас в его тематике превалируют микроорганизмы, не принадлежащие к роду Streptomyces.
В 70-х годах изучение генетики актиномицетов рода Streptomyces, продуцентов большинства антибиотиков, было сосредоточено в странах Европы — Англии, Италии, Югославии, Польше, ГДР, ФРГ, Чехословакии и СССР. В каждой стране — в одной или нескольких лабораториях. Ученые этих лабораторий общались и на других конференциях и хорошо знали друг друга. В. Америке с актиномицетами в то время работали фармацевтические фирмы, предпочитающие не публиковать и не обнародовать имеющиеся результаты. Вацлав Шибальский, организовавший симпозиум по генетике актиномицетов в Нью-Йорке в 1959 году (хорошо помню тоненький сборник докладов этого симпозиума), похоже, всерьез ими не интересовался. Это была крепость, требующая длительной осады. Уже в Америке, работая в Висконсинском университете в Мадисоне, мы с Лёней часто встречались с В. Шибальским на семинарах и лыжных прогулках. Он был уже совсем пожилым человеком, но еще оставался на высокой должности главного редактора журнала Gene. Он вспоминал свои встречи с Алиханяном.
Помню, как, наверное, в 70-м году Лёня единственный раз в жизни попался на первоапрельскую шутку. Юра Винецкий принес Лёне сфабрикованное письмо — приглашение от В. Шибальского участвовать в конференции в Австралии. Якобы, В. Шибальский проявил интерес к его статье, недавно опубликованной в немецком журнале. Лёня поверил, но до дирекции все-таки не дошел, остановили. Другая первоапрельская шутка, на которую попался сам Юра, обошлась ему значительно дороже.
События конца 60-х и 70-х годов были невероятно спрессованы. Наверное, это были самые активные годы в нашей с Леней научной карьере. Несмотря на научные успехи, рассчитывать на получение даже должности старшего научного сотрудника Лёне в академии наук не приходилось. Правда, почти в таком же положении были и многие сотрудники академических институтов, имеющих в анкете «плохой» пятый пункт.
В 1972 году в Москве открылся новый институт по биологическим испытаниям химических соединений (НИИ по БИХС). Моя подруга и коллега Элеонора Пирузян была женой директора вновь организованного института Льва Арамовича Пирузяна. Я её попросила о встрече Лёни с Львом Арамовичем. Встреча состоялось. Лёню зачислили в институт старшим научным сотрудником-генетиком, а через полгода он стал заведующим генетической лабораторией, в которой поступающие в институт химические соединения, в том числе, и с уже выявленной биологической активностью должны были быть проверены на мутагенную активность. Лёня сменил специальность в третий раз и через два года стал заведующим крупным отделом безопасности лекарств из 8 лабораторий и 100 сотрудников. В это время в число проверяемых на безопасность химических веществ стали входить и новые лекарства, которые предполагалось вводить в медицинскую практику. Теперь без тщательной и многосторонней оценки в отделе
