Новый Мир ( № 8 2006) - Новый Мир Новый Мир

То есть журнал, на обложке которого написано «Новый мир русской фантастики», не хочет быть журналом жанра.

Но оценивать и отбирать произведения не по законам жанра, а по законам прозы — совсем иное дело. Здесь вопрос не в том, нова или нет идея, лежащая в основе сюжета. Радикально новую фантастическую идею изобрести не так уж просто, но для прозы это и не нужно. Нужно литературное качество. А семнадцать листов каждый месяц шедеврами фантастического метода не заполнишь. «Эвакуатор» Быкова, первоначально печатавшийся в «Полдне», вошел в номинации всех крупных литературных премий года, как общезначимых, так и сугубо фантастических, а, скажем, «Виниловый теремок» Дмитрия Сорокина открытием не стал.

Ловушка состоит в том, что выпекать «странную» прозу легче, чем прозу реалистичную, — не ограничивает «натура». И легче, чем жанровую, — не нужно изобретать новую фантастическую идею и выстраивать острый сюжет, удерживающий внимание читателя. Отсюда промежуточное положение журнала.

С одной стороны, «Полдень» — настоящий толстый журнал, «обкатывающий» крупные произведения перед тем, как они выйдут отдельной книгой, и время от времени печатающий прекрасные повести и рассказы. Но как журнал «фантастический» он практически не попадает в сферу внимания обозревателей толстых журналов; отчего далеко не всегда его тексты оцениваются по гамбургскому счету.

Кстати, вы заметили, пока я говорила о журналах жанровых, профильных, никакой речи о гамбургском счете не было?

В «жанре» превыше всего котируется выдумка, в случае фантастики даже не сюжет, а особые сюжетные обстоятельства. Придуманный автором мир. Вне жанра первенствуют «письмо» и «психология». Оценка «письма» и «психологии» всегда достаточно субъективна, потому я и заключаю эти слова в кавычки. Здесь-то и работает «гамбургский счет» — независимое мнение высоких профессионалов. Оценивая явления «жанра», мы вынуждены использовать совсем другие критерии. Недаром, обращаясь к эпопее Хольмаван Зайчика, Ирина Роднянская в первую очередь испытывает идею, смысл послания или, как сейчас говорят, «месседж» Игоря Алимова и Вячеслава Рыбакова.

Жанровое произведение может быть интересным, более того, знаковым, даже если оно плохо написано. «Туманность Андромеды» с точки зрения письма и психологии — произведение слабое, но придуманный Ефремовым мир оказал немалое воздействие на умы его молодых современников (к добру или худу — это другой вопрос).

«Странная проза» «Полдня» вроде бы взывает к эстетической критике, но далеко не всегда соответствует ее критериям, как бы размыты они ни были. А с точки зрения жанровой критики это зачастую просто «не фантастика». «Открытие Индии» Александра Сивинских, например, — о полете «сталинских соколов» в некую Индию Духа — вещь сложно и крепко написанная, загадочная и по-пелевински «страшненькая», но фантастикой ее можно назвать с очень большой натяжкой.

Словом, «Полдень» безусловно удерживает первое место — не по среднему своему уровню, а по амплитуде взлетов и провалов, а заодно и по числу чисто литературных проблем, которые он поднимает уже одним своим существованием.

«Полдень» принципиально не печатает рецензий. Его критико-публицистический раздел сплошь составлен из больших проблемных статей, в том числе и по футурологии, социологии, политологии... Здесь можно найти интересные работы Кирилла Еськова, Самуила Лурье, Геннадия Прашкевича. Что же до статей, посвященных собственно фантастике, то это не критика, а именно фантастиковедение наподобие недавней статьи Алана Кубатиева «Что дали ему Византии орлы золотые?», посвященной «имперской теме» в фантастике.

Фантастика, один из самых чутких жанров, оперативно улавливающий настроения общества, естественно, не могла не откликнуться на «комплекс имперской неполноценности», поразивший россиян с распадом СССР. За последние десять лет фантасты выдали немало версий новой Российской империи — утопических (наподобие знаменитой Ордуси) и антиутопических (как «Марс, 1939» Василия Щепетнева или «Выбраковка» Олега Дивова). И все же, даже при апологетической разработке, говорит Кубатиев, импер­ская тема — полезная терапия для массового сознания; комплексы лучше изживать на бумаге, чем воплощать в реальную жизнь.

И в заключение.

«Бессильные мира сего» С. Витицкого завоевали премию им. Аполлона Григорьева. «Эвакуатор» Дмитрия Быкова — премию «Бронзовая улитка», присуждаемую персонально Борисом Стругацким, да вдобавок Студенческий Букер. Теперь вот в «Новом мире» выходит моя статья о журналах фантастики, а «Знамя», по слухам, готовит к выпуску номер «гиперфикшн». Значит ли это, что желанное воссоединение наконец произошло?

Увы, нет. А если оно произойдет, то многие самолюбия пострадают.

« Вполне логично, — пишет Олег Дивов в статье ЈПоследний трамвай в мейнстрим”, — что, конструируя миры, фантасты доигрались до собственного литературного государства в государстве, которое некоторые обиженные зовут Јгетто”. Фантастика живет в отдельном пространстве, копирующем структуру пространства современной прозы, с делением на все те же Јмасс­культ”, Јнеформат”, Јмаргиналии” и... Јмейнстрим”! У нас даже полноценная женская проза есть. И бабская тоже, в количестве изрядном, куда ж без нее. В мейнстриме фантастическом все как за забором гетто, только свое. Модные книги, резкие книги, никакие книги, Јкниги, о которых говорят”».

Такой вот замкнутый литературный микрокосм. Только это все-таки не гетто. Это «дом» — знаковая составляющая слова «фэндом». Иными словами, место безопасное и уютное. А забор выстроен на самом деле не только злобными «соседями», но и самими фантастами. Сейчас фантастам по свою сторону забора стало тесно.

А соседям — там, у себя — скучно.

(Ситуация на самом деле парадоксальная. То, что сами фантасты называют «гетто», по совокупным тиражам — и по числу выходящих за год новинок — в несколько раз превышает тиражи «большой литературы». Иными словами, есть все основания считать «мейнстримом» — то есть основным потоком — именно фантастику. Тем не менее и сами фантасты так не считают.)

Но, предположим, забор между соседями рухнет — и что? Вот, например, в последнее время фантасты все чаще вздыхают о необходимости «серьезной», «профессиональной» критики, при этом почти гласно отказывая критике, взращенной в фэндоме, в профессионализме. Но профессиональная критика судит тексты все-таки по литературным достоинствам, а не по законам жанра. И сколько любимцев фэндома, привыкших к благожелательной замкнутой среде, выдержат этот критерий?

Вот выйдет фантастика на простор, расправит плечи, заметят ее критики «большой литературы»...

...и полетят клочки по закоулочкам!

Хотя, вероятно, фантастике это все-таки пойдет на пользу. Рано или позд­но.

Хотя бы потому, что перестанут фантасты робеть перед авторитетами с другой стороны забора.

Потому что убедятся: там тоже всякого хватает. И перед литературоведами филфаковскими перестанут робеть, когда увидят, что для многих фантастика закончилась в лучшем случае на Стругацких. А то и на Беляеве — и такое было сказано во время конференции в МГУ.

С другой стороны, вольются фантасты в «большую литературу» — и какое разочарование постигнет кое-кого из мейнстримовских новаторов, так отважно решивших сыграть на чужом поле! Ибо выяснится, что их достижения, в общем, немногого стоят. Скажем, восторги «большой критики» по поводу романа «Кысь» Татьяны Толстой в фэндоме понимания не встречают. «Эта тема уже настолько избита, что даже и работать в ней неловко», — сказал мне один из безусловных авторитетов фэндома.

Ведь и «большая литература» тоже если и не в тупике, то на распутье. То Робски выдвинет на нацбест, то Денежкину, то Проханова, то спорят, плагиатор или не плагиатор уже увенчанный лаврами Шишкин. Скандал с прошлогодним Букером, вынесшим на гребень волны несколько посредственных произведений, хороших лишь тем, что они написаны «в реалистической традиции», это подтверждает.

А тем временем стенку между фантастикой и «большой литературой» долбят — и долбят ее с двух сторон. Остается только задуматься, как получше обустроить образовавшуюся общую камеру.

1Именно замкнутостью, герметичностью современного сообщества любителей фантастики и объясняется неудача столь широко разрекламированной в прессе конференции «Русская фантастика на перекрестье эпох и культур», организованной филфаком МГУ. Выяснилось, что ученые-докладчики, читающие, как это положено, академические журналы, за редкими и приятными исключениями имеют самые смутные представления не только о современном состоянии вопроса, но и собственно о предполагаемом предмете разговора. Одна из докладчиц, рассуждавшая о «мифологичности и архетипичности» русском фэнтези, на обсуждении призналась, что ничего такого она не читала, а о содержании книг составила представление... по обложкам!