Ответный удар 2 - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никто кроме него не мог заманить Красина в ловушку. К тому же — у них личное. Для Аль-Малика — война во многом личное дело. И вы знаете, чьи это слова.
— Тебе пора возвращаться в команду- подает голос Павел Константинович
— Так я ничего не сделаю. Команда уже существует. Я там не нужен.
Москвич — хочет что-то сказать, но благоразумно не говорит.
— Аль-Малика надо выманить из норы. До саммита несколько суток.
— У нас есть серьезный след. Аль-Малик — пустышка, дымовая завеса. Отвлекающий маневр.
— Так работайте по нему. Я то — зачем вам нужен?
Музыкант делает запрещающий знак рукой, пресекая высказывания
— Что ты предлагаешь?
— Все просто. Я вернусь в Багдад. Я и буду — ловушкой для Аль-Малика
— Если он и в самом деле жив и нацелен на саммит глав государств — неужели ты думаешь, что он рискнет основным заданием ради тебя?
— Думаю. Аль-Малик вышел и того возраста, чтобы подчиняться. Как впрочем, и я.
— Черт знает что! — не сдерживается москвич
— Мне немного надо. Я буду в Багдаде. Выполнять свою обычную работу. Все как обычно, от и до. Все что мне нужно — моя обычная машина, мое обычное сопровождение — лейтенант Пехтуров. А вы — наблюдайте, что произойдет, но не более. Нужен БПЛА для постоянного слежения. Двадцать четыре часа сопровождение. Так — мы можем его зацепить.
Музыкант хмыкает.
— Вы, уважаемый, совсем от грешной земли оторвались — язвительным тоном говорит он — для нас пару часов выбить — и то проблема, а вы про двадцать четыре говорите…[82]
— Разве под визит не выделили дополнительную технику — я выжидающе посмотрел на москвича
— Техника вся расписана — отрезал он — соизмеряйте свои потребности с реальной жизнью.
— Решим с техникой — сказал Музыкант — и со всем остальным решим. Поехали, нечего здесь стоять…
— На минуточку… — сделал просительный жест Павел Константинович
Музыкант — сделал разрешающий жест рукой и пошел к своему Гелендвагену…
Павел Константинович — сделал неопределенный, но понятный любому оперу жест головой, я отрицательно покачал своей. Нет, не пишут.
— Что с американцами?
— Все нормально.
— Что — нормально? Он готов к вербовке?
Эх, Павел Константинович, Павел Константинович. И все бы вам вербовки. Ну, завербовали вы Эймса — и много оно нам помогло?[83] К сожалению, Вы, как и все разведчики, начинавшие еще в КГБ — не уловили главного урока распада. А он таков — важно владеть не агентами, важно владеть умами.
Этот американец — а я все сделаю для того, чтобы он выжил в Ираке и отправился назад в свою страну — он не просто сломленный человек. Он — как чумная крыса в подполье — предвестник смертельной болезни. Он утратил главное — веру в праведность действий организации, которой он служит и веру в праведность действий страны, которой он служит. И вернувшись… его безверие, цинизм и скептицизм будет как источник радиации — разрушать все вокруг себя.
Я тоже ни во что не верю. Но мне это и не нужно. Я родом из девяностых. Из тех самых лет, когда над верой поглумились и втоптали ее в грязь. Но тем самым — те, кто убивал нас — на самом деле сделали нас сильнее. Потому что мы вдруг поняли: можно жить и без веры. Можно жить так, как есть — и под нами не провалится земля. Так мы с тех пор и живем.
Поступление информации о действиях и намерениях Аль-Каиды в регионе — я наверняка восстановлю, тем более — есть заинтересованные в этом и с той стороны, делать работу чужими руками. Но вне зависимости от того — станет ли Подольски нашим агентом формально или останется при своих — вред ЦРУ он причинит страшный.
А вот Обан — он уже пропал. Для него одно из двух — либо уходить из ЦРУ и из разведсообщества в целом, либо — к нам, дятлом. И мне его — ни капельки не жаль. В отличие от Подольски этот — карьерист и мразь.
— Пока нет. Нельзя давить, может сорваться.
Павел Константинович важно кивнул головой — мол, согласен.
— Все равно, работай в этом направлении.
— Есть.
— Он близко, кстати?
Я вместо ответа достал телефон, набрал номер. Гудки. Значит, сбежал. И правильно, друг. Я бы тоже — ходу дал.
— Не отвечает.
— Ладно, поехали…
Информация к размышлению
Документ подлинный
Мы живем в странное время, когда слово «демократия» стало многих пугать. Привести к общему знаменателю сто культур невозможно, но организовать мировой пожар оказалось реально. Отныне война — единственный порядок, единственно желаемое для демократической номенклатуры положение дел. И желаемый итог войны не победа над врагом, но неутихающая вражда
…
Условности абсолютизма (сражение армий по правилам) не соблюдаются давно. Наполеон вместо дуэли получил драку без правил, но цели войны оставались прежними — победить. Сегодня изменились цели. Желаемым итогом войны является не победа над врагом, но неутихающая вражда.
Это кажется парадоксальным, на деле же бесконечная распря есть разумный механизм в истории демократий. Не замирение на условиях противника, не принятие законов победителя, не подавление инакомыслия — но воцарение бесконечной вражды, в которой аргументы сторон не имеют смысла: договориться нельзя в принципе, у каждого своя правда. Так называемый третий мир состоит из стран, в которых тлеет распря: если проходит показательное вразумление далекой диктатуры, то не затем, чтобы бывшим узникам улучшить жизнь. Внутри раздавленных стран сознательно насаждают раздор — прогрессивно, когда инакомыслия много. Любая дипломатическая встреча убеждает: правд много, всякий имеет право на свою точку зрения. Вечно тлеющая вражда израильтян с палестинцами, взаимная ненависть внутри Афганистана, соревнование вооруженных партий Востока, все это нарочно зарезервированный ресурс войны, поддерживают огонь в очаге, чтобы огонь не гас. Боевиков снабжают оружием, противные партии финансируют не потому, что сочувствуют идеям сепаратизма или верят в местные культы. «Цивилизованные» люди понимают, что дают оружие бандитам, — но надо подбрасывать дрова, иначе огонь погаснет.
Носителей национальных/религиозных/клановых правд убеждают, что следует отстаивать свои позиции перед лицом возможной автократии и подавления прав меньшинств. Говорится так: лучше уж беспорядок, нежели тоталитаризм, — и все кивают, кто же сочувствует тирану?! Неудобства (локальный терроризм), которые приносит провокационная риторика, принимают как неизбежное зло свободы. Гражданина далекой варварской страны убеждают, что он должен принять посильное участие в гражданской войне, ведь он делается не просто солдатом, но потенциальным избирателем!
Речь идет не о партизанском движении, народном ополчении, террористах и т. д. Эти явления — неизбежные следствия, порожденные общим сценарием. Суть же процесса в том, что демократия теперь живет именно так, бесконечные гражданские войны есть питательная среда демократии, отождествившей себя с либеральным рынком.
…
Мира не наступит не потому, что коварство американской политики не допустит мира в конкретной стране. Замирения не произойдет по той элементарной причине, что в конфликте участвуют демократические силы, которые представлены многими партиями, соответственно, у них много резонов и выгод. Количество противоречий зашкаливает: нет и не может быть мирного договора, который обуздает стихию демократического выбора. То есть если бы выбирали между странами и обществами, выбор сделать было бы можно, но в том-то и дело, что такого предложения на рынке нет. Не существует страны, которая представляла бы ценность сама по себе, как место для жизни народа; нет общества, которое хотело бы зафиксировать свои договоренности на длительное время. Страна и общество стали переменными величинами, функциями от капитала и рынка. Капитал не знает границ: сейчас деньгам милее Америка, но если деньгам больше понравится в Китае, Индии или на Марсе, то трансакция произойдет незамедлительно. В сущности, так уже и происходит — движение идет по всем направлениям в зависимости от выгоды и более ни от чего. Подобно тому как Версальский договор и Брестский мир были не способны остановить передел мира, так и современные соглашения на пепелищах разбомбленных стран не гарантируют ничего. Стабильности не ждут, потому что стабильность отныне не является социальной ценностью. Еще сто лет назад создавали подмандатные территории, ставили наместников; сейчас это ни к чему — на пустырях войны не хотят застоя. Застой — это вообще синоним увядания. Пусть все всегда будет в движении. Оценивая иракские или афганские операции, говорят, что результаты войны не достигнуты — война продолжается, и это-де провал. Но искомые результаты именно достигнуты — результатом является перманентная гражданская распря, нестабильность, брожение.