Одержимый сводный брат (СИ) - Ирсс Ирина

— По крайней мере, хотя бы тебя втяну в семейный бизнес, раз мой сын предпочитает греть… — тут отчим осекается, вспоминая про Олесю и кидая на неё быстрый взгляд. И меня, признаться, это очень радует, что он в какой-то степени ещё не готов раскрыть ей все тайны семьи. — В общем, Эвелина, подумай. Руководить, конечно, я тебя не поставлю, но правом голоса наделю, так что, чувствовать себя неуютно ты точно там не будешь.

Мне кажется или до моей жизни таки наконец и добралась фортуна? Сложно поверить, что последние события действительно происходят со мной. Я бы вообще смогла её назвать почти идеальной, если бы сейчас напротив сидел Егор, а не продолжал с каждым часом своего отсутствия разрушать обратно всё то, что едва-едва начало налаживаться между нами.

Конечно, я принимаю предложение Эдуарда. По крайней мере, говорю, что буду рада поучаствовать в проекте, если ничего не изменится. Я всё ещё надеюсь, что Егор сегодня меня не просто услышал, а понял, что мне катастрофически важно выбраться из этого дома и увидеть жизнь. Просто с ним или без него — вот, в чем остаётся вопрос.

За этим разговором как-то незаметно заканчивается ужин, Эдуард пользуется моментом, продолжая рассказывать о планах на ребрендинг, и кажется его очень радует тот факт, что может с кем-то в семье поговорить о своём детище. Я знаю, что он не оставляет надежд втянуть Егора в бизнес. Даже нет, не так, он уверен, что рано или поздно этот момент настанет. Но он просто устал его ждать.

Олеся на этот раз сидит тихо, даже как-то чересчур пугающе тихо. Ненавидит ли она меня сейчас? Очень надеюсь, что да.

Мне не свойственно быть злорадной или какой-то мстительной, но эта девушка сегодня утром буквально умудрилась забраться под кожу.

Её тон, её взгляд… Она стояла в кухне и смотрела на меня так, будто я не просто ей омерзительна, а самая грязная и дешёвая вещь в мире. Кажется, даже Егор не мог вселить в меня подобного чувства ничтожности.

И пусть, логичнее было бы Эдуарду желать именно такой новой спутницы, которая выпьет из него всю кровь, в случае Олеси, мне было даже жаль его.

Я вышла из столовой раньше, чем это сделали Эдуард и Олеся, понимая, что так или иначе она вернётся к разговорам о завтрашнем вечере, которого надо ещё придумать как избежать. Вот у кого-кого, а у меня точно нет желания наблюдать, как всего через несколько недель, после избавления от мамы, Эдуард представляет своим друзьям новую невесту.

Кстати, развод…

Сейчас так много чего происходит, что у меня просто не хватает сил всё это обдумывать, но факт остаётся фактом.

Дима меня обманул. Мне не хочется верить, что я стала просто пешкой в каком-то непонятном для меня заговоре, но отделаться от этой мысли на так то просто. Можно, конечно, предположить, что у его отца не было шансов перед юристами Эдуарда, но все остальные мои догадки: клуб, Максим, ранение… — плохого слишком много, чтобы верить в совпадения.

Я не знаю, как мне выяснить правду. Телефон Димы валяется где-то в сумочке, которую даже не помню, куда забросила, находясь в непонятном состоянии, после признаний Егора. Но я бы даже не рискнула сейчас ему позвонить. Мыслей слишком много, доводы сумбурные, никаких доказательств — всё, чего добьюсь, насмешки в свой адрес.

Я могла бы поговорить об этом с Егором. Могла бы. Если бы он не был поглощён чем-то, во что даже не хочет посвящать меня. И это даже побольнее того, что меня использовали.

Медленно вдыхаю и прикрываю глаза, наслаждаясь запахом весны. Майские вечера имеют особый аромат: ярко цветочный, жаркий и щекочущий нос. Сама не поняла, как добралась до пруду, но точно знаю, что возвращаться в свою комнату у меня нет никакого желания. В моём возрасте самое то в это время бродить по набережной, залитой охровым светом, много смеяться и не думать ни о чём, что серьёзнее того, что не позвонил какой-то нравящийся мне парень, а не стоять в одиночестве, глядя на тихую рябь воды и не зная, с кем поговорить, чтобы решить все проблемы.

— Так и знала, что ты одна из тех ранимых, тонких натур, любящих порефлексировать.

Вот за что, а?..

Я не хочу разговаривать с Олесей, не хочу смотреть на неё или вообще делать вид, что она сейчас здесь, но кажется, выбора мне никто не предоставляет.

Медленно поворачиваю голову и наблюдаю, как она тихо приближается ко мне. Земля заглушает цокот её острых каблуков, под которые даже веточки не попадаются, будто она рождена с какой-то сверхспособностью, наделяющей её совершенством. Бежевое платье футляр сидит на ней идеально и выглядит абсолютно неуместно на фоне зарослей моего пруда. Да ни одна часть её безупречного облика не подходит к этому месту. Что говорить про её снисходительный взгляд и улыбку? Честное слово, создаётся впечатление, будто она какая-то тайного происхождения чистокровная принцесса, а не содержанка, решившая продать своё тело богатому мужчине.

У меня всё кипит от её появления здесь, на моём месте, но что-то мне подсказывает, что именно взрыва с моей стороны она и ожидает. Про то, что откровенно провоцирует, вообще сомнений не возникает, поэтому держусь максимально непоколебимого поведения.

— Я могу тебе чем-то помочь?

Олеся язвительно усмехается, ровняясь со мной.

— Не стоит, ты — не ангел, Эвелина, которого пытаешься из себя строить. Я лично стала свидетелем того, как ты продалась двадцать минут назад.

Я хмурюсь.

— Что, прости?

— Твоя мама, — отвечает она. — Скажи мне, каково это жить под одной крышей с человеком, который довёл твою собственную мать до такого плачевного состояния да ещё и выбросил её из-за кандидатуры покрасивее и помоложе?

Не знаю, почему, но у меня срабатывает рефлекс защитить Эдуарда. Возможно, саму себя.

— Это не он отправил мою мать в клинику.

На что взгляд Олеси приобретает лишь больше язвительного блеска.

— Ещё лучше.

Она не произносит эти слова, но мы обе знаем, что подразумевает её ответ. Каково это спать с ним. И что странно, но кроме жгучего гнева ничего другого она во мне не вызывает. Мне буквально с трудом удаётся оставлять дыхание ровным, а голос спокойным. Я всё ещё помню, чего именно она добивается.

— Что тебе нужно от меня?

Мы обе смотрим друг другу в глаза, только в отличие от меня, Олеся всё не перестаёт растягивать свои губы в этой снисходительной ухмылке.

— Понять, что в тебе особенного.

И вот теперь я остро чувствую всем нутром, что именно этим она и занимается. Изучает, провоцирует, буквально взглядом ковыряется в моей лобной доле.

— Ты знала, что Кайманов — это не просто фамилия? Они чёрствые, бессердечные, хладнокровные. И Эдуард — это ещё мини версия того, кем был его отец. Он оставил своего сына ни с чем, раздав всё своё состояние только для того, чтобы Эдуард сам добился всех высот. Егору ещё повезло, что папочка не выставил его лет так в четырнадцать на улицу, чтобы тот смог заслужить свою фамилию. А Егор? — выделяет Олеся мерным, ядовитым голосом. — Разве он не такой же? Ты видела хоть раз, что он делает с людьми на ринге? Видела, сколько в нём жестокости и жажды крови? О, я уверена, он ещё переплюнет Эдуарда в своей бесчеловечности. Не просто же так их состояние строится на крови и костях. Просто с каждым поколением увлечения всё более ожесточённей.

Пока она говорит, я не в силах отвести от неё взгляда. Есть что-то в её интонации голоса такое, что до могильного озноба пробирает. А ещё ей доставляет удовольствие наблюдать за моим выражением лица, когда она убеждается, что большую часть из того, что она говорит, я даже не знаю. Однако у меня не остаётся сомнений, что она говорит правду.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

Я знаю, что она ждала другого вопроса. «Откуда?». Но мне более важно понять, чего именно она добивается.

— Чтобы ты задумалась, на кого именно променяла свою мать. А ещё о том, что это на самом деле говорит о тебе, Эвелина.

У меня рефлекторно сжимается челюсть. Она не имеет права делать вид, будто знает меня лучше, чем я себя.