Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций - Владимир Трут

Интересно поведение в это время руководства и членов Совета Союза казачьих войск, которым командующий Петроградским военным округом сообщил о возникшем «...между Временным правительством и Верховным главнокомандующим конфликте» [243]. Сразу же состоялось экстренное заседание Совета Союза, на котором были обсуждены текущие события и принята резолюция, не содержавшая никаких конкретных заявлений. К А.Ф. Керенскому отправляется делегация, предложившая посредничество Совета Союза казачьих войск в «урегулировании отношений между правительством и главнокомандующим» [244]. Такой демарш преследовал две цели. Во-первых, члены Совета Союза хорошо понимали, что их открытое выступление в поддержку действий Корнилова не оказало бы существенного влияния на успешный исход дела, поскольку никакими реальными силами они не располагали. Привлечение к участию в выступлении 1-го, 4-го и 14-го Донских полков было весьма и весьма проблематично и значительных шансов на успех не имело. Да и открытое заявление о солидарности с корниловским движением полностью бы раскрыло крайне правую, а по терминологии того времени – реакционную и контрреволюционную, политическую направленность высшего органа Союза казачьих войск страны. Во-вторых, они до самого последнего момента рассчитывали на то, что Корнилов и Керенский все же смогут договориться и возникший конфликт будет исчерпан к обоюдному удовлетворению.

В такой ситуации Совет Союза казачьих войск счел за лучшее не выступать с каким-либо заявлением, а, приняв озабоченный вид и соблюдая внешний нейтралитет, дожидаться итогов развертывающихся событий. Но занятая им позиция не являлась пассивной. Пресса отмечала стремление членов Совета Союза «перекинуть мост» между Временным правительством и генералом Корниловым [245]. Об этом же позже, уже в эмиграции, начал писать и находившийся в рассматриваемый период времени в самой гуще событий генерал А.С. Лукомский. Он, в частности, отмечал, что «Совет Союза казачьих войск хотел выступить в качестве посредника между Керенским и Корниловым, но из этого ничего не вышло» [246]. На все вопросы журналистов, на чьей же стороне Совет Союза, его представители не давали четкого ответа [247]. Некоторые столичные газеты поспешили сообщить о поддержке ими Корнилова [248]. А один из бывших членов Совета Союза, П.И. Ковалев, впоследствии говорил, что эта организация «...приняла все меры, чтобы это мероприятие (т.е. корниловское выступление. – В. Т.) закончилось благополучно» [249]. Но ничего конкретного в данном плане он сделать не смог.

В период выступления и сразу же после него возник вопрос о позиции и действиях атамана Каледина. Но еще 24 августа он выехал на север Донской области в Хоперский и Усть-Медведицкий округа. Официально было объявлено, что атаман решил ознакомиться с ходом подготовки к выборам в Учредительное собрание, с возможными последствиями неурожая и другими хозяйственными вопросами. В ходе поездки А.М. Каледин разъяснял казакам содержание своих предложений, высказанных на Государственном совещании [250]. За один день он объезжал 3–4 станицы. Только за первые четыре дня он посетил 16 станиц Хоперского округа и 2 станицы Усть-Медведицкого округа [251].

В момент начала корниловского выступления донской атаман находился в районе станицы Нижне-Чирской. А известие о начале этого выступления получил только 28 августа из телеграммы М.П. Богаевского, полученной им в станице Усть-Хоперской. Данное сообщение явилось для него, по свидетельству очевидцев, полной неожиданностью [252].

Тем не менее 29 августа в столичной прессе появилось сообщение о том, что Каледин якобы направил телеграмму Временному правительству с ультиматумом в поддержку Корнилова. Это известие тут же было перепечатано практически всей центральной и местной прессой и стало известно всей стране и фронту. Утром 29 августа в редакцию официального органа войскового правительства газеты «Вольный Дон» пришла циркуляционная телеграмма Петроградского телеграфного агентства, являвшегося правительственным, о том, что атаман Каледин якобы присоединился к Корнилову. Она вызвала растерянность и замешательство, поскольку в редакции об этом ничего не знали [253]. Но, несмотря на все сомнения, 31 августа в газете «Вольный Дон» она была опубликована [254]. Более того, на следующий день в газете помещается более подробная информация с изложением «ультиматума Каледина правительству», в котором он, заявляя о полной солидарности с Корниловым, указывал правительству на необходимость согласиться с его требованиями, а в случае отказа грозился отрезать Москву и Петроград от юга страны [255]. Необходимо отметить, что факт посылки Калединым телеграммы правительству в рассматриваемый период ни тогда, ни позже в историографии документально подтвержден не был [256]. Ни сама эта телеграмма, ни другие документальные свидетельства ее существования, иные документы, проливающие свет на данное обстоятельство, не обнаружены.

Сам донской атаман в это время находился в районе ст. Обливской, где получил сведения о том, что его с целью ареста разыскивают отряды красногвардейцев из Царицына. Поэтому он с сопровождавшими лицами верхом на лошадях выехал в глубь 1-го Донского округа, где был встречен посланными за ним М.П. Богаевским новочеркасскими юнкерами на автомобилях [257].

Откуда же появились все эти газетные сообщения, послужившие основанием для начала расследования так называемого «дела Каледина»? Кому потребовалось широковещательное распространение версии о присоединении донского атамана к корниловскому выступлению и какие политические цели при этом преследовались? Данные вопросы в соответствующих изданиях не освещались, несмотря на то что представляют несомненный интерес и позволяют составить более полную картину политических событий конца августа 1917 года. Как известно, внутриполитическая ситуация в стране в тот период была очень сложной. Авторитет и влияние Временного правительства неуклонно снижались. Правительственные органы в центре и на местах с трудом справлялись с возложенными на них функциями. Все более очевидным становился кризис власти. Массы, разуверившись в способности правительства удовлетворить их чаяния, открыто начинали выражать недовольство существующей политикой, отказываясь от поддержки и подчинения органам государственной власти. Среди широких слоев населения увеличивалось влияние леворадикальных политических сил, и прежде всего большевистской партии. Провозглашаемые ею популистские лозунги оказывали все возрастающее влияние на настроения и позиции рабочих, крестьян, солдат. Особенно успешно большевистская пропаганда велась в крупных промышленных центрах среди рабочих и солдат гарнизона, а также на фронте. Воинские части «большевизировались», то есть выходили из подчинения командования, отказывались выполнять приказы и все громче заявляли о необходимости скорейшего окончания войны. Ситуация и в армии, и в тылу становилась трудноуправляемой для правительства.

Надо отметить, что всего за неделю до корниловского выступления лидер большевиков В.И. Ульянов-Ленин, говоря о «предательстве революции меньшевиками и эсерами» в период июльских событий, отмечал, что «...этот факт меньшевикам и эсерам хочется замять, затушевать, заставить забыть посредством „слухов“, будто казаки идут на Москву помимо Керенского, Церетели, Скобелева, Авксентьева, будто меньшевики и эсеры „защищают революцию“ и т.п. Дешевой ценой, состряпав глупенький „слух“: мы-де получим „доступ“ к большевистским воинским частям и подкрепим вообще доверие к Временному правительству» [258]. Ленин достаточно верно определил возможный политический маневр руководителей эсеровской и меньшевистской партий, стремящихся отмежеваться от правых политических сил во главе с кадетами и поддержать сильно пошатнувшийся авторитет Временного правительства. Еще до мятежа стали усиленно распространяться различные догадки, предположения и ничем не подтверждаемые сообщения о якобы готовящемся выступлении «контрреволюционеров». Появляются туманные сведения о передвижениях казачьих частей. К тому же политические взгляды казачьих лидеров, сложившиеся под влиянием речи А.М. Каледина на Государственном совещании, были хорошо известны. Поэтому постоянно муссируемые в печати слухи тревожили различные слои населения, включая и солдат тыловых гарнизонов. Эсеры и меньшевики «пугали казаками» для того, чтобы повести «самую решительную борьбу с контрреволюцией» на страницах газет и тем самым еще раз продемонстрировать свою революционность. Не последнее место занимали и судорожные попытки правительственных должностных лиц дезавуировать имевшие место тесные контакты с представителями буржуазных партий правого толка, корниловской Ставкой и генералитетом.

Началось корниловское выступление. Испугавшись, что в случае успеха Корнилов может разогнать не только большевиков и другие крайне левые политические организации, но и вообще все социалистические партии, эсеро-меньшевистские деятели призывают мелкобуржуазную демократию, рабочих и солдат к борьбе. Таким образом они надеялись разгромить становившееся опасным праворадикальное политическое движение и привлечь на свою сторону широкие слои населения и армейские подразделения. Керенский объявляет Корнилова мятежником и отстраняет от должности главнокомандующего армией. И именно в этот критический момент в столичных газетах появляется напугавшее многих сообщение о присоединении к мятежникам донского атамана. Кто был объективно заинтересован в искусственном раздувании масштабов начавшегося выступления? Конечно, лидеры социалистических партий – меньшевистской, эсеровской и большевистской. Причем большевики вполне резонно рассчитывали на то, что развернувшиеся события позволят окончательно преодолеть последствия июльских событий и официально легализовать свою деятельность. Меньшевики и эсеры же вовсю стремились показать свою революционность и решительность в борьбе с контрреволюцией, укрепить социальную базу.