Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров - Виктор Мережко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что нужно? — спросила девушка.
— Здравствуй, доченька.
— Что тебе нужно? Денег?
— Нет. Тебя увидеть.
— Увидел? Пошел вон!
— Хочу, чтоб простила.
Сонька молчала.
— Прости меня, доченька.
— Хорошо, простила. Все?
— Нет. — Покрутил штабс-капитан головой. — Ты злая на меня. За что?
— Тебе лучше знать.
— Знаю, — на глазах Горелова появились слезы. — Знаю. Но не моя в том вина, доченька. Володя виноват. Он мне залил в глотку водки. Я ж не пил. Соня.
Сонька шагнула к нему.
— Чего ты бродишь за мной? Ты знаешь, что меня ловит полиция? Что за мной хвост!
— Знаю. Надо бежать отсюда. Я готов с тобой исчезнуть, дочь. — Он вдруг задышал ей в самое лицо. — Правда, беги! Володя сдал тебя полиции. Все говорят, вся Одесса! Беги, Соня!
— Слушай, ты, пьянь, исчезни отсюда! Сейчас же! Немедленно! Чтоб я тебя больше не видела. Ты понял меня? Пошел!
Она толкнула штабс-капитана, тот не устоял на ногах и упал.
— Пошел!
— Доченька.
— Не ходи за мной! Не смей!
Воровка зашагала прочь. Горелов поднялся, долго смотрел ей вслед и неожиданно закричал на всю улицу:
— Ну и зачем мне после этого жить? Зачем, Соня? Ну, ответь хотя бы!
Она не оглянулась и исчезла в следующем переулке. Штабс-капитан побрел обратно.
* * *Поезд, покачиваясь, бежал в Первопрестольную. Сонька и Догмаров сидели в купе банкира, — на столике стояла нераскупоренная бутылка вина, бокалы и большая коробка шоколадных конфет. Им было весело и беззаботно.
— Вы уважаете шоколад, Софья? — спросил банкир с некоторым кокетством.
— Да, это моя слабость с детства. А вы, Александр?
— Из ваших ручек могу съесть всю коробку, — шутливо раскрыл пухлые губы Александр.
Сонька рассмеялась.
— Всю не надо. Оставьте мне хотя бы пару штук.
— Это как просить будете!
Оба рассмеялись.
— Простите, я забыла спросить, — неожиданно нахмурилась девушка. — Вы женаты?
Банкир откинулся на спинку дивана.
— Я похож на идиота?
— Почему — на идиота?
— Потому что за мной бегает пол-Одессы! А в Одессе каждая мадам или шлюха, или воровка.
— Вам не стыдно?
— А чего мне стыдно, если так оно и есть, — возмутился банкир. — Вы наших женщин не знаете, а я знаю. — Взял руку Соньки, несильно сжал. — Может, я ищу такую, как вы.
— Я дорогая девушка.
— А я дорогой мальчик!
Они рассмеялись.
— Нет, правда, — снова взял руку девушки банкир, — в Москве я познакомлю вас со старшим братом, и, если вы ему понравитесь, я даже могу сделать вам предложение.
— Так сразу?
— А чего тянуть? Мне уже двадцать пять. А вам?
Воровка, шутя, шлепнула его по щеке:
— Дамам таких вопросов не задают.
— А я все одно узнаю! — веселился Догмаров. — Фамилия ваша известна — Софья Сан-Донато. Обращусь в полицию, там все как на простыне. Ох, и узнаю я про вас!
Сонька повертела в руках бутылку, покосилась на кавалера:
— Вино не желаете открыть?
— А чем?
— Обратитесь к служащему вагона.
— Момент.
Банкир взял бутылку и быстро покинул купе. Воровка открыла свой саквояж, извлекла из него миниатюрный шприц, заправила с его помощью несколько конфет какой-то жидкостью. Положила конфеты в коробку и стала ждать возвращения попутчика, наблюдая проносящийся за окном пейзаж.
Догмаров вернулся, с силой поставил бутылку на стол.
— Мадам, гуляем!
Он наполнил фужеры, они чокнулись и выпили. Сонька аккуратненько взяла длинными пальчиками одну из заправленных конфет, протянула банкиру:
— Ну-ка кто съест шоколадку из моих ручек?
— Я!
— Прошу полностью имя и фамилию.
— Александр Догмаров! Банкир!
Девушка сунула ему в пухлые губы конфету, и он с удовольствием принялся жевать ее.
— Это было за вас, Александр, — сказала Сонька и взяла еще одну конфету. — А теперь за меня… Ам?
— Ам! — ответил банкир и с удовольствием стал жевать вторую шоколадку. — А теперь выпить!
Налил вина, они снова чокнулись и выпили. Неожиданно Догмаров как-то странно посмотрел на девушку поплывшим взглядом и пробормотал:
— Чего это я? Спать… Хочется спать… Что со мной, мадам?
Она мягко улыбнулась, кивнула:
— Хочется спать — спи. Устал, маленький. Спи.
Банкир завалился на бок, Сонька положила его ноги на полку, заперла купе на ключ, открыла небольшой плоский саквояж и начала перебирать вещи. Наконец она нашла то, что искала, — плотно запакованный газетный сверток. Надорвала уголок, увидела в нем купюры, взглянула на спящего банкира и покинула купе.
* * *Когда поезд остановился, Сонька осторожно спустилась со ступенек вагона и направилась к домику при станции.
— Смотрите, мадам, не опоздайте! — крикнул ей вслед проводник. — Стоим всего десять минут!
— Благодарю.
В такое позднее время на перроне было безлюдно, лишь городовой расхаживал по пустынной площади.
Воровка вошла в станционное помещение, дождалась, когда ее поезд тронется, и постучала в крохотное окошко.
— На Одессу когда будет?
Дремавший за окошком служащий проснулся, сонным голосом буркнул:
— Через два часа, сударыня.
* * *Море манило удивительным спокойствием и лунными бликами. Штабс-капитан и пан Тобольский сидели на берегу недалеко от воды и выпивали. На каменистой земле перед ними стояла бутылка водки, на газете были разложены кусочки хлеба, колбасы, сала, нарезанный репчатый лук. Оба были достаточно хмельны.
— Вот видишь, пан, — Горелов налил по половине стакана, — и тебе уже понравилось выпивать.
— Это плохо, — вздохнул тот.
— Плохо, — согласился штабс-капитан. — Со стороны плохо. А тому, кто пьет, хорошо.
— Так мне вправду хорошо, — кивнул пан. — Выпьешь — и сердце болит не так отчаянно. Все отодвигается, все как будто уходит в густой туман.
— Хорошо сказал — в густой туман, — согласился штабс-капитан и задумчиво уставился в морскую темную бесконечность. — Вся жизнь в тумане. Никакого просвета.
Он не стал чокаться, выпил с ходу, одним рывком.
— Пан капитан хочет вернуться в Москву? — спросил Тобольский.
— Капитан не хочет. Что мне там делать? — пожал плечами Горелов. — Кто меня ждет?
— А здесь? Здесь кто-то ждет?
— Никто. Поэтому я думаю — зачем жить? Все равно как в тумане. Выпил, уснул. Проснулся, выпил и опять уснул… Зачем все это?
— Нет, — покрутил головой Тобольский, — я не хочу умирать. Я хочу жить. Пока Соня где-то находится, я не хочу уходить с этого света. Хотя чувствую, что скоро все равно умру.
— Не-е, ты не умрешь. Пока любишь, не умрешь. Тебя любовь держит.
— А тебя не держит?
— Нет, уже не держит. У меня все уже закончилось. Соня сегодня прогнала меня. Решительно прогнала. И даже ударила. Ударила так, что я упал.
— Обо мне не спрашивала?
Штабс-капитан тоненько и с удовольствием рассмеялся:
— Дурачок ты, хоть и пан. Совсем поглупел. — Он закусил луком, посмотрел на море. — Тянет, сволочь. Неудержимо тянет.
— Кто? — не понял Тобольский.
— Вода… Море.
Пан обнял его, похлопал по спине.
— Пан капитан, ты мне сегодня не нравишься. Пошли отсюда.
— Куда? Бродить по улицам? Не хочу, здесь лучше.
— Мне тоже здесь нравится. — Тобольский налил другу, они выпили. — Я здесь чужой. Совсем чужой.
— А где свой? — насмешливо посмотрел на него Горелов.
Тот засмеялся:
— Нигде. Так получилось.
— А на какие шиши шикуешь? — поинтересовался штабс-капитан.
— Не понял, — повернулся к нему пан.
— Деньги на выпивку откуда берешь?
— В банке. У меня много денег, пан капитан.
— Наворовал, что ли?
Тобольский еще больше развеселился:
— Я не умею воровать. Мой отец был очень большим промышленником, сделал деньги на угле. Я у него единственный сын. Когда он умер, акции перешли ко мне. На них покупаю водку и все остальное.
— Много еще осталось?
— Денег? Много. Лет на сто хватит.
— Это смотря как пить.
Штабс-капитан уставился на темную морскую гладь и после долгого молчания неожиданно тихо заголосил:
— Погано… Боже, как же мне погано. Не хочу жить! Сдохнуть хочу! Боже! Погано!..
Он скорчился в калач, стал кататься по земле, не переставая кричать и ныть:
— Боже, пошли мне смерть! Убей меня! Небо, куда ты смотришь?
Пан Тобольский бросился к нему, пытаясь успокоить штабс-капитана, поднять с земли.
— Пан капитан! Успокойся, пан капитан… Не надо. Еще не конец, капитан! Успокойся!
И он изо всех сил обнял Горелова, прижал к груди.
— Пожалуйста, не надо… Не оставляй меня одного. Прошу, капитан. — Он плакал, и слезы скатывались на голову штабс-капитана. — Мне ведь тоже плохо. Ты не представляешь, как плохо. Я ору, когда один. Я с ума схожу, капитан.