Запретное Волшебство (СИ) - Заставный Святослав

А еще Трой.

Сначала она не до конца осознавала, что именно произошло и только потом к горлу начал подступать ком.

Она была уверена, что его убили, но все оказалось куда хуже. На деле его подвергли какой-то незнакомой магии, от которой у девушки несколько раз сводило желудок рвотой.

Тело парня держали рядом, в лазуритовой клетке, в паре метров от нее. И все три дня оно постоянно менялось, словно пластилиновый ком в руках ребенка.

Он не кричал. По началу.

Когда подобие жизни вернулось, вот тогда и начался кромешный ад.

Вопли, крики и спазмы агонии были ограждены стеной манаформы, что четко опоясывала клетку на таком расстоянии, чтобы не развалится под влиянием лазурита. Но от этого становилось еще страшнее, ведь долгие часы агонии, лишенной звука, казались чем-то куда более пугающим.

Отголоски Атрибута девушки истязали ее неприятным липким холодом смерти, что исходил от Троя. Будто он умирал и возрождался, раз за разом.

Девушка все три дня наблюдала, как тело парня постоянно мутирует. Это происходило даже сейчас, но он уже не реагировал, а просто лежал мертвым грузом мяса, чья форма постоянно вибрировала волнами преображений.

И даже это — ничто, по сравнению с тем, кого к ней приставили на дозор.

Существо с лицом ее отца, сидело в десятке метров напротив и увлеченно жевало человеческую руку, судя по всему — женщины.

Заросший, небритый. От него жутко воняло мочой, потом и калом. Валялся, как собака на жаре, у противоположной стены. В обмотках бомжа, слабо напоминая человека или хотя бы животное.

Увидев его впервые девушка не смогла сдержать слез. И не смогла их удерживать по мере осознания, что это за создание.

Девочка же наблюдала за ее реакцией со странной смесью эмоций. Чем-то похожим на сочувствие и хищный оскал. Она приходила редко, но всегда надолго.

Оба мистралианта находились в человеческой форме, отчего вызывали еще более явный диссонанс об их существовании. Она знала, что подобные случаи встречаются, но никогда не слышала, чтобы мистралианты могли себя вести так, как, например, девочка. Нет, она все равно оставалась чудовищем, однако вернувшись в человеческое обличье, мало чем выделялась бы среди сверстников. Довольно симпатичное милое дитя, ухоженное и спокойное.

Если не знать правды.

Ничего общего с ней не было у второго существа, что в истинном обличьи напоминало кляксу. Создание с лицом Фархата Луперкаля было диким в своем животном безумии. Он все повторял трижды. Скулил, когда девочка запретила откусить кусочек от Фреи. Вся его жизнедеятельность сводилась к пожиранию плоти, сну и опорожнению кишечника. В том числе, прямо в этом помещении, в паре метров от собственного лежбища из картонных подстилок и пары, задубевших от грязи, покрывал.

Девочка приносила еду и воду, которой Фрея поначалу брезговала, поскольку желудок постоянно выворачивало из-за окружающего ужаса. Но на вторые сутки, пришло чувство глухой отчужденности.

В какой-то момент она пошла к унитазу уже не обращая внимания на окружение. Градус безумия отпечатался и на ней, оставив глубокий шрам безразличия.

А потом она и вовсе будто отключилась. Словно отойдя в глубокое сатори и передав управление телом одним рефлексам.

— Ты слабая, — сказала девочка-монстр самодовольно, на третьи сутки, наблюдая как Фрея отчужденно ест пальцами кашу из алюминиевой миски.

— Ага, ага, ага… — заскулил Фархат сквозь сон, почесывая за ухом.

Фрея не обратила внимания, на что девочка отреагировала пощечиной. От удара девушка выронила миску и ощутила онемение. Через пару часов лицо заплывет и отечет.

— Я. Сказала. Что. Ты. Слабая! — процедила девочка, взял ее за подбородок и будто пытаясь что-то разглядеть в глазах.

Девушка будто вернулась в сознание на какой-то миг. Все на что ее хватило это плюнуть в лицо мелкому чудовищу.

Ответом оказался звериный рык.

Она ее избивала. Пинала ногами, иногда подключая маленькие кулачки. Вот только удары сопровождались далеко не детской силой, хоть Фрея и понимала, что это даже не половина ее мощи. Маленький монстр просто развлекался, нанося удары, а потом синтезируя исцеляющие манаформы.

В некогда пышных черных волосах чувствовалось неприятное шевеление — тараканы девочки гуляли по ней, как по своей собственности. Однако отвращение уже давно уступило место безразличию.

Почему-то Фрею решили не убивать и не сильно калечить.

Так продолжалось почти час, пока, наконец, в помещение не заглянули гости. И вот тогда девушку переклинило окончательно, вернув в чувства.

Удар впечатал маленького монстра в стену с такой силой, что оттуда посыпались куски камня, а вмятина окрасилась черной кровью с красными мерцающими вкраплениями.

Девочка заскулила и заревела, упав на колени, сыпля неразборчивыми извинениями.

— Здравствуй, Фрея! — прозвучало от входа.

Девушка посмотрела сквозь заплывающие слезящиеся глаза, с трудом распознавая фигуру. Когда же к ней подошли вплотную и она наконец увидела, кто это, то из ее горла вырвался безумный смех, вперемешку с рыданиями.

5

Валахан сидел на краешке кровати, смотря на свои ладони отчужденным взглядом.

Он хмурился, бегая глазами из стороны в сторону.

Жизнь казалась сплошным разочарованием, потоком неподконтрольных случайностей, в которых он не способен разобраться или хоть как-то на них повлиять.

В голове распадался сон, который он не выбирал видеть. В разуме бродили мысли, которые он не выбирал осознавать. В теле блуждали чувства, которые он не выбирал испытывать.

А в ушах звенели голоса, которые он не выбирал слышать.

Рядом спала жена, а в соседней комнате — маленькая дочь. Страшно сказать, но даже их он не выбирал. Просто в один прекрасный день отец сказал, что нашел ему пару, что станет прекрасной матерью для будущих детей клана Стрего.

И он согласился.

Жена Данайя и дочь Тиамат, в какой-то момент, оказались очередным проектом отца. Он даже представил Валахану план по тому скольких детей и каких полов он должен “произвести”, в связи со своей уникальной наследственностью, что будет так ценна для Ордена.

Задать вопрос о том, почему отец сам не станет быком-осеменителем, Валахан не решился. Слишком хорошо знал, что задолго до его рождения у него были братья и сестры, целых шесть штук. И все погибли во время противостояния с Орденом Мидрисфаль.

Вторая жена Аурелиуса умерла, давая жизнь ему, Валахану.

По факту, — ему грех жаловаться. В какой-то мере он понимал мотивацию отца и, чего греха таить, не особо противился ей. В отличии от Тэсса, который всегда внимательно слушал указания, делая вид послушания, но все равно поступал по-своему.

Этой его черте Валахан завидовал больше всего.

Тому как он не поддавался искушению быть подконтрольным. Когда за тебя все давным-давно придумали и все вдруг становится на свои места. Когда тебе не надо думать и планировать столь многое количество вещей, от которых голова идет кругом. Ведь во всем этом так легко потеряться, если нет готового решения от кого-то куда опытнее и мудрее тебя самого.

Во всем нынешнем положении дел, по большей части, Валахан был виноват сам. И теперь ему было нестерпимо больно от того, как он сам завел себя в ловушку, где все кажется таким простым, привычным.

Однако внутри он ревет от безысходности. От веса тех цепей, что сковывают куда крепче любой магии. Ранят куда больнее любого оружия. И калечат во много раз страшнее любых пыток.

Ведь все это — он сам.

Валахан потряс головой, протер пальцами пересохшие губы, прикрыл одеялом жену. Проверил дочь в соседней комнате и пошел на кухню, продолжая цепь раздумий.

Сон.

Он будто был птицей, летящей над городом, что поразил бы даже самых заклятых урбанистов Столицы. Здания тянулись от горизонта до горизонта, покрывая каменными одеялами всю планету.

Однако он искал иное. Место, куда его необъяснимо тянуло, словно оно имело особую ценность, значимость. Место, где скрывались ответы на великое множество вопросов, которых он еще даже не задавал.