Копи царя Соломона (сборник) - Генри Хаггард

«Возможно, – подумал я, – что из этого огромного запаса Соломон взял материал для своего «великого трона из слоновой кости», равного которому не было ни в одном царстве».

По другую сторону комнаты находилось десятка два ящиков, похожих на ящики для патронов фирмы «Мартини-Генри», только несколько побольше и выкрашенных в красный цвет.

– Тут алмазы! – вскричал я. – Дайте сюда свет!

Сэр Генри подошел с лампой и осветил верхний ящик, крышка которого, сгнившая от времени, несмотря на то что здесь было сухо, в одном месте была взломана, по-видимому, самим да Сильвестра. Поспешно запустив руку в отверстие, я вынул полную горсть, но не алмазов, а золотых монет очень странной формы. Мы никогда не видели таких денег, и нам показалось, что на них были начертаны древнееврейские письмена.

– Во всяком случае, – сказал я, кладя золото обратно, – мы отсюда с пустыми руками не уйдем. В каждом ящике, должно быть, не менее двух тысяч монет, а всего их здесь восемнадцать. Я полагаю, эти деньги предназначались для уплаты рабочим и купцам.

– А я думаю, – перебил меня Гуд, – это и есть сокровище. Я что-то не вижу алмазов, разве что старый португалец сложил их все в мешок.

– Пусть мои повелители посмотрят в тот темный угол, может быть, они там найдут камни, – сказала Гагула, поняв по выражению наших лиц, о чем мы говорим. – Там мои повелители найдут углубление, и в нем три каменных ящика – два запечатанных и один открытый.

Прежде чем перевести ее слова сэру Генри, у которого в руках была лампа, я не мог утерпеть и спросил ее, откуда она это знает, если никто сюда не входил с тех пор, как здесь был белый человек столь много поколений назад.

– О Макумазан, ты, который бодрствуешь по ночам! – насмешливо ответила Гагула. – И вы, живущие на звездах! Разве вы не знаете, что у некоторых людей есть глаза, которые видят сквозь скалы? Ха! Ха! Ха!

– Посмотрите в этом углу, Куртис, – сказал я, указывая на место, о котором говорила Гагула.

– Хэлло, друзья! – закричал он. – Здесь есть ниша. Силы небесные! Посмотрите-ка сюда!

Мы бросились туда, где он стоял. В углублении, похожем на небольшое полукруглое окно, было три каменных ящика, каждый площадью в два фута. Два из них были покрыты каменными крышками, третья же крышка была прислонена к ящику, который был открыт.

– Взгляните! – сказал сэр Генри сдавленным от волнения голосом, держа над ящиком лампу.

Мы посмотрели вниз, но сначала ничего не могли различить из-за ослепившего нас серебристого сияния. Когда же наши глаза с ним освоились, мы увидели, что этот ящик был на три четверти наполнен нешлифованными бриллиантами, большая часть которых была значительной величины. Я наклонился и взял несколько штук в руку. Сомнений не оставалось: это были алмазы. В них была та легко узнаваемая на ощупь, присущая им одним, особая скользкость.

Я буквально задыхался, когда бросил их обратно в ящик.

– Мы самые богатые люди в мире! – вскричал я. – Монте-Кристо перед нами бедняк.

– Мы наводним рынок алмазами! – воскликнул Гуд.

– Сначала их надо туда доставить, – спокойно возразил сэр Генри.

С побледневшими от волнения лицами, смотря друг на друга широко открытыми глазами, мы стояли вокруг лампы, бросавшей свет на сверкающие драгоценные камни, словно заговорщики, собирающиеся совершить преступление, а не самые счастливые люди в мире, какими мы себя считали.

– Хи! Хи! Хи! – злорадно смеялась у нас за спиной Гагула, бесшумно носясь по сокровищнице, как огромная летучая мышь. – Вот они, эти яркие камни, которые вы так любите, белые люди! Их тут много, берите сколько пожелаете, любуйтесь ими, запускайте в них свои руки! Ешьте их! Хи! Хи! Пейте их! Ха! Ха!

В тот момент эти последние слова показались мне столь нелепыми, что я вдруг дико расхохотался. Сэр Генри и Гуд тоже начали неистово хохотать, не отдавая себе отчета, над чем они смеются. Мы стояли и надрывались от смеха возле ящиков с алмазами. Это были наши алмазы. Они были найдены для нас тысячи лет назад терпеливыми тружениками в том огромном колодце и сложены были тоже для нас каким-нибудь давно умершим доверенным лицом царя Соломона, чье имя, возможно, было начертано иероглифами на еще видневшихся остатках воска, прилипшего к крышке ящика. Они не принадлежали ни Соломону, ни Давиду, ни да Сильвестра, никому на свете. Они принадлежали нам. Перед нами сверкали камни, стоившие миллионы фунтов стерлингов, и лежали груды золота и слоновой кости на тысячи и тысячи фунтов. Они только ждали, чтобы мы их унесли.

Внезапно наш истерический припадок прекратился, и мы перестали хохотать.

– Откройте другие ящики, белые люди, – закаркала Гагула. – В них камней еще больше. Берите их, белые повелители. Ха! Ха! Берите их больше, больше!

Под ее выкриками мы принялись срывать каменные крышки с двух других ящиков, в глубине души чувствуя, что кощунствуем, ломая скрепляющие их печати.

Ура! Они были полны тоже, полны до краев, по крайней мере второй ящик, – несчастный да Сильвестра не взял отсюда ни одного камня в свой мешок из козьей шкуры. Что касается третьего, он был наполнен лишь на одну четверть, но камни в нем были отборные, не менее чем двадцать карат каждый, а некоторые величиной с голубиное яйцо. Однако, поднеся их к лампе, мы увидели, что многие из самых крупных имели желтоватый оттенок, то есть были «с цветом», как говорят в Кимберли.

Но мы не видели страшного, злорадного взгляда, брошенного на нас Гагулой, когда она тихо-тихо, как змея, выползала из сокровищницы, чтобы направиться дальше по проходу, к высеченной в скале потайной двери.

Чу! Что это такое? До нас доносятся крики, они раздаются под сводами прохода. Это голос Фулаты!

– О Бугван! На помощь! На помощь! Камень падает!

– Отпусти меня, девушка! Или…

– Помогите, помогите! Она ударила меня ножом!

Мы бежим по проходу, и вот что мы видим при свете лампы: каменная дверь медленно опускается и уже находится футах в трех от пола. Около нее в отчаянной схватке сцепились Фулата и Гагула. Отважная девушка обливается кровью, но, несмотря на это, она держит старую колдунью, которая защищается, как дикая кошка. Ах! Она вырвалась! Фулата падает, а Гагула бросается ничком на пол и, извиваясь, как змея, протискивается сквозь щель под опускающимся камнем. Она под ним. О боже! Слишком поздно! Огромная каменная глыба уже придавила ее, и она пронзительно кричит от нечеловеческой боли. Все ниже и ниже опускается скала, и все ее тридцать тонн медленно придавливают к полу уродливое тело колдуньи. Последние отчаянные крики, такие, каких нам никогда не приходилось слышать, затем хруст раздавливаемых костей, от которого стынет в жилах кровь, и каменная дверь закрывается как раз в тот момент, когда мы со всего разбега ударяемся о нее.