Структура и динамика психического (сборник) - Карл Юнг

430 Поэтому психология неизбежно достигает высшей точки развитии процесса, характерного для психического и состоящего в интеграции бессознательных содержаний в сознание. Это означает, что психическое человеческое существо становится целым, и это оказывает замечательное влияние на эго-сознание, чрезвычайно трудное для описания. Я сомневаюсь в своей способности сделать подходящий доклад об изменениях, происходящих с субъектом под влиянием процесса индивидуации – это относительно редкое событие, происходящее только с теми, кто прошел через изнурительные тяготы, однако для интеграции бессознательного достижение согласия с бессознательными компонентами личности обязательно. Однажды эти бессознательные компоненты становятся осознанными, и этот результат приводит не только к их ассимиляции в уже существующую эголичность, но и к трансформации последней. Главная трудность заключается в описании способа этой трансформации. Говоря в общем, эго – это жесткий и прочный комплекс, который из-за своей связи с сознанием не может с легкостью изменяться и не должен этого делать, так как это может привести к возникновению патологических нарушений. Ближайшую аналогию изменения эго можно обнаружить в области психопатологии, где мы встречаемся не только с невротической диссоциацией, но также и с шизофреническим расщеплением или даже с растворением эго. Здесь же мы также можем наблюдать патологические попытки интеграции – если позволительно такое выражение. Они состоят в более или менее интенсивном внедрении в сознание бессознательных содержаний, в то время как эго не способно ассимилировать эти вторжения. Но если структура эго-комплекса достаточно прочна, чтобы противостоять их атаке без фатального смещения своего основания, тогда может произойти ассимиляция. В рамках этого события происходит изменение как эго, так и бессознательных содержаний. И хотя эго способно сохранить свою структуру, оно вытесняется с центральной, доминирующей позиции и, таким образом, оказывается в роли пассивного наблюдателя, которому недостает силы для утверждения своей воли при любых обстоятельствах – и не столько потому, что оно по какой-либо причине ослаблено, а потому, что определенные соображения требуют от него взять паузу. То есть эго не может не заметить, что влившиеся в сознание бессознательные содержания вдохнули в личность новую жизнь, обогатили ее и создали некую фигуру, которая по своему масштабу и интенсивности затмевает эго. Это ощущение парализует сверхэгоцентричную волю и заставляет эго осознать, что, несмотря на все трудности, лучше умерить свою спесь, чем вовлечься в безнадежную борьбу, в которой ему неизменно достанется «грязный конец дубины». Таким образом, воля как энергия, которой можно распоряжаться, постепенно подчиняется более сильному фактору, а именно, новому целостному облику – я назвал его Самостью. Естественно, в этих обстоятельствах существует величайшее искушение просто следовать силе-инстинкту и прямо идентифицировать эго с Самостью для поддержания иллюзии господства эго. В противном случае эго окажется слишком слабым, чтобы создать необходимое сопротивление наплыву бессознательных содержаний, и вследствие этого ассимилируется бессознательным, которое затемняет и размывает эго-сознание и мешает его идентификации с предсознательной целостностью127. Оба эти направления развития делают реализацию самости невозможной и в то же самое время губительны для эго-сознания и препятствуют его сохранению. В итоге это может привести к патологическим результатам. Психические явления, в настоящее время наблюдаемые в Германии[76], относятся к этой категории. Совершенно ясно, что такое понижение ментального уровня, то есть подавление эго бессознательными содержаниями и, соответственно, идентификация с досознательной целостностью, невероятно психически ядовито или обладает инфекционной силой и способно привести к самым катастрофическим последствиям. Поэтому подобного рода развитие должно отслеживаться чрезвычайно тщательно; оно требует неусыпного контроля со стороны общества. Я должен порекомендовать любому, кто чувствует угрозу возникновения такой тенденции, повесить на стене картину с изображением Св. Христофора, дабы иметь возможность постоянно ее созерцать. Функциональное значение самости проявляется только тогда, когда она может действовать компенсаторно по отношению к эго-сознанию. Растворение эго в самости и идентификация с ней вызывают рост этакого сомнительного сверхчеловека с раздутым эго и обесцененной самостью. Однако такой персонаж, претендующий на то, чтобы быть спасителем или вести себя угрожающе, нуждается в scintilla, душе-искре, маленькой частичке божественного света, который загорается наиболее ярко, когда борется против наступающей тьмы. Возможна ли радуга без фона из темнеющих туч?

431 Это сравнение должно напомнить читателю, что существуют и не патологические аналоги процесса индивидуации. Они отражены в духовных памятниках и являются положительной иллюстрацией рассматриваемого нами процесса. Прежде всего, я должен упомянуть коаны дзен-буддизма, эти возвышенные парадоксы, которые озаряют, подобно молнии, непостижимые взаимоотношения между эго и Самостью. Святой Иоанн Креститель предложил совершенно иное решение той же самой проблемы в более доступной для западного человека форме в своем рассуждении о «Темной ночи души». Мы же лишь пытаемся обнаружить аналогию между психопатологией, с одной стороны, и восточным и западным мистицизмом, с другой: процесс индивидуации является, с точки зрения психологии, пограничным явлением, и для того, чтобы он стал осознанным, требуются специальные условия. Возможно, это первый шаг на пути развития, на который должен ступить человек будущего – пути, который в настоящее время принял патологическое направление и привел Европу к катастрофе.

432 Любому, кто хорошо знаком с нашей психологией, может показаться излишним тратить время на непрерывные разговоры о постоянно подчеркиваемом различии между становлением сознания и явлением самости (индивидуации). Но я снова и снова отмечаю, что процесс индивидуации совмещен с проникновением эго в сознание и что вследствие этого эго идентифицируется с самостью, что, естественно, вызывает безнадежную концептуальную запутанность. Индивидуация в таком случае приводит лишь к эго-центрированности и аутоэротизму. Однако самость заключает в себе бесконечно больше, чем просто эго, о чем с древнейших времен свидетельствует символизм. Он показывает, насколько любая самость больше, чем эго. Индивидуация не закрывает человека от мира, а помогает ему соединить мир с самим собой.

433 На этом я буду рад подвести свое изложение к концу. Я постарался обрисовать развитие и основные проблемы нашей психологии, выделить квинтэссенцию и передать дух этой науки. Учитывая необыкновенную трудность моей темы, читатель может простить меня за чрезмерные требования к его доброй воле и вниманию. Фундаментальные рассуждения – одна из тех вещей, которые отливают науку в форму, но они редко развлекают.

Дополнение

434 Поскольку различные взгляды, призванные прояснить природу бессознательного, часто ошибочны, я хотел бы рассмотреть более подробно, по крайней мере, два главных предрассудка.

435 Более всего удивляет распространенное предположение, что слово «архетип» означает врожденную идею. Ни одному биологу не может прийти в голову, что каждый индивид постоянно пересматривает заново свой общий тип поведения. Наиболее вероятно, что птица-ткач устраивает свойственное ей гнездо потому, что она птица-ткач, а не кролик. Подобным же образом, вполне очевидно, что человек рождается со специфическим человеческим типом поведения, а не с типом поведения гиппопотама или каким-либо еще. Неотъемлемой чертой характерного поведения является его психическая феноменология, отличная от феноменологии птицы или четвероногого животного. Архетипы – это типичные формы поведения, которые, однажды став сознательными, естественно, предстают в качестве идей и образов, подобно всему, что становится содержимым сознания. Поскольку речь идет о характерных способах поведения человека, неудивительно, что мы можем обнаружить сходные психические формы не только у жителей стран, находящихся в противоположных полушариях, но также и у людей других эпох, о чем свидетельствует археология.

436 Теперь, если мы желаем доказать, что определенная психическая форма – не уникальное, а типичное образование, то это можно сделать, только если мы сами засвидетельствуем – со всей предусмотрительностью, – что наблюдали те же самые проявления у других различных индивидов. Наконец, мы должны выяснить, могут ли схожие или подобные явления встречаться в фольклоре представителей других народов и в текстах, дошедших до нас от прежних столетий и эпох. Мой метод и точка зрения в целом изначально основывались на индивидуальных психических фактах, которые установил не один только я, но также и другие исследователи. Предложенные материалы – фольклористика, мифология или история – служат в первую очередь для демонстрации единообразия психических событий во времени и пространстве. Поскольку смысл и содержание типичных индивидуальных форм крайне важны на практике и их понимание играет значительную роль в каждом индивидуальном случае, мифологема и ее содержание также c неизбежностью будут привлекать общее внимание. Нельзя сказать, что целью нашего исследования является интерпретация мифологем. Но именно в этой связи получил широкое распространение предрассудок, что психология бессознательных процессов – это вид философского моделирования для объяснения мифологем. Это, к сожалению, довольно общее заблуждение, при котором совершенно игнорируется тот факт, что наша точка зрения отталкивается от наблюдаемых явлений, а не от философских спекуляций. Если, например, мы изучаем структуру мандалы – образ, который часто возникает в сновидениях и фантазиях – может возникнуть (и в действительности возникает) опрометчивое возражение, что мы прочитываем в психическом индийскую и китайскую философию. На самом же деле, мы лишь сопоставляем индивидуальные психические проявления с очевидно сходными коллективными явлениями. Анализ восточной философии предоставляет нам сведения об универсальных формах внутреннего опыта, общих для людей всех эпох. Основная проблема критика заключается в отсутствии у него личного опыта в этом вопросе, тем более, что он не обладает состоянием ума ламы, занятого «конструированием» мандалы. Эти два предубеждения делают современную психологию недоступной для некоторых научных умов. Кроме этого, здесь существует много и других препятствий, непреодолимых для разума, поэтому мы воздержимся от их обсуждения.