Структура и динамика психического (сборник) - Карл Юнг

8. Общие соображения и перспективы

421 Проблемы аналитической психологии, которые я постарался здесь очертить, заставляют прийти к выводам, которые удивляют даже меня. Я вообразил, что я разработал наилучшее научное направление, подтвержденное фактами, наблюдаемое, классифицированное, рассматривающее причинные и функциональные отношения, – но, в конце концов, обнаружил, что вовлек себя в сети рефлексий, которые простираются далеко за пределы естественной науки и распространяются на философию, теологию, сравнительное религиоведение и гуманитарные науки в целом. Этот грех, неизбежный, хотя и предсказуемый, причинил мне немало огорчений. Мало того, что я полностью некомпетентен в этих областях – мне кажется, что мои рефлексии подозрительны также в принципе, потому что я глубоко убежден, что «поправка на личные особенности» оказывает сильное влияние на результаты психологического наблюдения. Печально, что психология не располагает согласованным математическим аппаратом и все ее расчеты субъективны и пристрастны. Также у нас нет огромного преимущества «точки Архимеда», которой обладает физика. Физика наблюдает материальный мир с психической точки зрения и может перевести его в психические термины. Психическое же наблюдает само себя и может только перевести психическое обратно в психическое. Если бы физика находилась в таком же положении, она бы не смогла ничего сделать, за исключением того, чтобы предоставить физический процесс в распоряжение самих приборов, которые следили бы за его протеканием. Именно таким способом она оказалась бы наиболее понятной самой себе. Для психологии не существует среды, в которой она могла бы отражаться: она может только изображать себя в себе и описывать саму себя. Рассуждая логически, в этом также состоит принцип и моего собственного метода: в своей основе это чисто экспериментальный процесс, в рамках которого успех и промах, интерпретация и ошибка, теория и спекуляция, доктор и пациент образуют symptosis[68] (оицлтюац) или symptoma[69] (аицлтюца) – появляющиеся вместе – и в то же самое время они являются симптомами определенного процесса или череды событий. То, что я рассматриваю, является в основе своей не более чем контуром психических событий, происходящих с определенной статистической частотой. Научно говоря, мы не переносим себя каким-либо образом за пределы психического процесса и не переводим его в другую среду. Физика же порождает математические формулы – продукт чистой психической активности – и убивает одним ударом семьдесят восемь тысяч человек[70].

422 Столь «сокрушительный» аргумент предназначается для того, чтобы заставить психологию молчать. Но мы можем скромно указать, что математическое мышление – это также психическая функция, благодаря которой материя может быть организована таким образом, что станет возможным привести к разрушительному действию те могущественные силы, которые связывают атомы вместе – чего никогда бы не случилось с этими силами в ходе естественного течения событий, по крайней мере, на этой земле. Психическое нарушает естественные законы космоса, и даже если мы преуспеем, делая что-либо на Марсе с помощью расщепления атома, это также будет совершаться с помощью психического.

423 Психическое – это опорная точка мира: оно является не только одним из важнейших условий существования мира в целом, но также вмешивается в существующий естественный порядок, и никто не может с определенностью сказать, каковы границы этого вмешательства. Чрезвычайно важно подчеркнуть достоинства психического в качестве объекта изучения естественной науки. Со все большей настойчивостью мы должны акцентировать внимание на том, что малейшее изменение в психическом факторе, если речь идет о принципиальном изменении, имеет важнейшее значение для наших знаний о мире и его представлениях. Интеграция бессознательных содержаний в сознание, являющаяся главной целью аналитической психологии, как раз и есть такое изменение принципа; этим уничтожается верховная власть субъективного эго-сознания и оно сталкивается с содержаниями коллективного бессознательного. Соответственно, эго-сознание будет зависеть от двух факторов: от условий коллективного (социального) сознания и от архетипов или доминант коллективного бессознательного. Последнее феноменологически подразделяется на две части: инстинктивную и архетипическую. Первая включает природные импульсы, вторая – доминанты, которые проникают в сознание в виде универсальных идей. Контраст между содержаниями коллективного сознания, подразумевающего существование истины, и истинами коллективного бессознательного столь явен, что последнее отвергается как целиком иррациональное, даже бессмысленное, и совершенно неподтверждаемое; оно исключается из научной сферы, словно несуществующее. Однако психические явления такого рода существуют повсеместно, и если они представляются нам бессмысленными, то это только доказывает, что мы не понимаем их. Когда-нибудь их существование будет признано, и мы больше не сможем изгонять их из нашей картины мира, даже если преобладающее осознанное мировоззрение оказывается неспособным принять то, что сознательное изучение этих явлений быстро вскрывает их необычное значение, и нам сложно избежать вывода, что между коллективным сознанием и коллективным бессознательным существует пропасть, через которую практически невозможно перебросить мост и над которой субъект обнаруживает себя подвешенным.

424 Как правило, достижения коллективного сознания передаются потомству с его благоразумным большинством, и их усвоение не составляет какой-либо трудности для среднего человека. Он все еще сохраняет веру в то, что между причиной и следствием обязательно существует связь, и едва ли воспримет факт, что причинность становится относительной. Для него кратчайшим расстоянием между двумя точками по-прежнему является прямая линия, хотя физика и вынуждена исчислять бесконечно малые расстояния, что поражает обывателя своей исключительной абсурдностью. Тем не менее, ужасающий взрыв в Хиросиме вызвал благоговейный страх и почтение даже к самым трудным для понимания построениям современной физики, тогда как взрыв в Европе, которому мы недавно стали свидетелями[71], хотя и гораздо более ужасный по своим последствиям, лишь некоторыми был признан психической катастрофой. Вместо того чтобы признать это, люди предпочитают разнообразные нелепые политические и экономические теории, которые в такой же мере полезны, как и объяснение взрыва в Хиросиме случайным попаданием огромного метеорита.

425 Если субъективное сознание предпочитает идеи и мнения коллективного сознания и идентифицирует себя с ним, то содержания коллективного бессознательного подавляются. Подавление влечет за собой типичные последствия: заряд-энергия подавленных содержаний отчасти123 добавляется к энергии подавляющего фактора, эффективность которого, соответственно, увеличивается. Чем выше этот заряд, тем больше подавленная позиция нуждается в фанатичном характере действия и тем ближе она становится к превращению в свою противоположность, то есть наблюдается энантиодромия[72]. И чем сильнее заряжается коллективное сознание, тем дальше эго теряет свою обычную важность. Оно, так сказать, поглощается мнениями и тенденциями коллективного сознания, в результате чего появляется человек массы, всегда готовый пожертвовать неким жалким «-измом». Эго сохраняет свою целостность, только если оно не идентифицирует себя с какой-либо из противоположностей, а умеет поддерживать баланс между ними. Последнее же возможно только в случае осознания обеих противоположностей одновременно. Однако осуществить необходимый инсайт чрезвычайно трудно не только каким-либо отдельным общественным и политическим лидерам, но даже и религиозным наставникам. Все они желают конкретного решения в пользу полной идентификации индивида с совершенно односторонней «истиной». Даже если речь идет о самой великой истине, идентификация с ней все же с неизбежностью приведет к катастрофе, так как она задерживает дальнейшее духовное развитие. Тогда вместо знания как такового останется одна только вера – иногда это наиболее удобно и поэтому более притягательно.

426 Если же, напротив, реализуются содержания коллективного бессознательного, если признается существование и действенность архетипических представлений, тогда между тем, что Фехнер назвал «дневными и ночными взглядами», вспыхивает неистовый конфликт. Средневековый человек (и современный также, поскольку он сохраняет точку зрения прошлого) жил, полностью осознавая противоречие между суетностью, которая была субъектом princeps huius mundi[73] (Иоанн 12:31; 16:11)124, и стремлением к Богу. На протяжении столетий это противоречие он наблюдал в форме борьбы за власть между императором и Папой. В моральном плане этот конфликт, в который человек был вовлечен по причине первородного греха, разросся до «перетягивания каната» между добром и злом уже в космических масштабах. Средневековый человек не был столь беспомощной жертвой суетности, как современный массовый человек, поскольку, пытаясь скомпенсировать известные и, так сказать, реальные силы этого мира, он все же учитывал и влияние метафизических сил, которые он был вынужден принимать в расчет. И хотя средневековый человек был политически и общественно бесправен – как, например, крепостные – и оказывался в чрезвычайно неприятной ситуации, подвергаясь тирании мрачных суеверий, но он, по крайней мере, был биологически ближе к той бессознательной целостности, которой человек первобытной культуры достигал даже успешнее средневекового, а дикие животные обладали во всей полноте. Если смотреть с позиций современного сознания, может показаться, что плачевное положение средневекового человека нуждалось в улучшении. Но потребность в расширении горизонтов разума посредством науки лишь сменила средневековую односторонность – а именно эту древнюю бессознательность, которая когда-то господствовала и постепенно исчезала – на новую односторонность, выражающуюся в переоценке «научно» подтвержденных взглядов. Эти взгляды (по отдельности и совокупно) связаны с хронически односторонним знанием о внешнем объекте, так что в настоящее время отсталость психического развития в целом и самопознания в частности стала одной из наиболее острых современных проблем. В результате преобладания односторонности, – несмотря на ужасающую зримую демонстрацию бессознательного, ставшего чуждым для сознания, – существует огромное число людей, которые являются слепыми и беспомощными жертвами конфликта между сознанием и бессознательным.