Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - Франц фон Папен

«Мы приняли это во внимание, – с улыбкой ответил Шлейхер, – и я полагаю, что вы преувеличиваете трудности. Естественно, и вы и я столкнемся с массой критики. Но, если нам удастся очень быстро выработать по-настоящему действенную программу сокращения безработицы, мы заслужим благодарность всей страны, и хотел бы я тогда посмотреть, какая из партий отважится нам противостоять. Уж наверняка не профессиональные союзы. Их средства истощены, а многие их члены покидают организацию, поскольку она не в состоянии предложить решение проблемы голода. Единственным способом победить радикализм является обеспечение людей работой, и если мы окажемся в состоянии это сделать, то люди, которые сейчас поддерживают нацистов, скоро успокоятся. Неконструктивные методы Брюнинга не могут принести успеха, и партия центра скоро это поймет, если вам удастся привлечь на свою сторону интеллектуалов вроде доктора Кааса. Гитлер уже пообещал правительству Папена свою пассивную поддержку, и вы увидите, как изменится ситуация, если нам удастся побороть ощущение приближающейся гражданской войны».

Должен признаться, что аргументы Шлейхера начали на меня действовать. «Человек, способный выполнить все это, не должен слишком зависеть от партийной поддержки, – добавил он. – Пусть решает вся нация. Гинденбург надеется, что вы не оставите его в столь сложном положении. Он стремится к возможно скорейшему разрешению кризиса и хочет видеть вас сегодня во второй половине дня». Не было сомнений, что план Шлейхера был разработан в мельчайших деталях. Он, по-видимому, представил Гинденбургу твердое предложение по реорганизации кабинета Брюнинга и предложил на пост главы правительства только мою кандидатуру. Он составил список министров и, по всей видимости, успел уже обсудить с некоторыми из них этот вопрос. Предложенные мне фамилии принадлежали исключительно людям консервативных убеждений, не связанным с политикой.

Но меня самого убедить ему пока не удалось. Я сказал, что мне сначала необходимо встретиться с доктором Каасом, лидером партии центра. Также нам следует выяснить возможную реакцию за границей. Там наверняка найдется множество людей, готовых «подогреть» все истории, повествовавшие о моей предполагаемой деятельности в Америке во время войны. «Я бы не стал об этом беспокоиться, – заметил Шлейхер. – Люди теперь придерживаются гораздо более объективного взгляда на события времен войны. Самое главное для вас – это получить хорошую оценку французской печати. А они должны будут ее дать – после всех ваших усилий по улучшению франко-германских отношений, притом что вы будете, вероятно, только рады продолжить движение в этом направлении». С этим я был, вне всякого сомнения, согласен и напомнил, насколько важно будет предпринять решительные шаги такого рода при подготовке к предстоящей конференции по вопросам репараций. Мы расстались в понимании, что я дам ему окончательный ответ на следующий день, а за оставшееся время непременно навещу президента.

Мне удалось встретиться с доктором Каасом только назавтра в три часа дня. С тех пор, как конференция в Кельне избрала его лидером партии, предпочтя доктору Штегервальду, у меня сложились с ним хорошие отношения, и я делал все возможное для поддержания его политики. Штегервальд был кандидатом на пост лидера от профессиональных союзов, в то время как доктор Каас принадлежал к консервативному крылу партии. Он был человеком большого ума и сильного характера, но совершенно не имел склонности принимать на себя ответственность за руководство партией и согласился на свое избрание только для того, чтобы получить возможность влиять на события того времени с позиций просвещенного консерватизма. В тот момент я нашел его в крайне мрачном настроении.

Мне не пришлось объяснять ему цель своего посещения. Как я уже говорил, Шлейхер намекал французскому послу Франсуа– Понсе о неминуемой замене Брюнинга, и Берлин был полон слухами о политических заговорах и интригах. Не было никакой нужды говорить доктору Каасу о том, что я не проявлял никакой собственной инициативы в предприятии Шлейхера. Ему было хорошо известно, что я не стану действовать в отношении Брюнинга нелояльно. Он перешел прямо к делу и сказал мне, что не может быть и речи о замене Брюнинга другим членом партии центра, поскольку Брюнинг пользуется их полным доверием. Он очень просил меня не принимать предложения Гинденбурга.

Это было то самое отношение к ситуации, которое я от него и ожидал. Со своей стороны я определенно сказал ему, что Шлейхер убедил меня не только в существовании значительных расхождений во мнениях между Гинденбургом и канцлером, но также и в том, что президент твердо решил искать ему замену. Но доктор Каас подтвердил мои худшие опасения. Я уже доказывал Шлейхеру, что я не только не смогу рассчитывать на поддержку собственной партии, но ожидаю, что она активно выступит против моей кандидатуры. Поэтому я пообещал Каасу, что постараюсь убедить президента в нецелесообразности доверять мне пост канцлера и стану просить его найти альтернативного кандидата. Мне казалось очевидным, что это соображение является убедительным доказательством моего несогласия занять предложенный пост. Любой кандидат, не пользующийся поддержкой центристских партий, оказывался во всех смыслах совершенно беспомощным.

Через четверть часа я стоял перед президентом. Он принял меня со своей обычной отеческой благожелательностью. «Ну что же, мой дорогой Папен, – сказал он густым голосом, – я надеюсь, что ты поможешь мне выбраться из этой скверной ситуации».

«Господин рейхспрезидент, боюсь, что я не в состоянии сделать это», – ответил я.

Я сказал ему, что полностью согласен с необходимостью перемены курса правительства, и предположил, что существует еще возможность убедить Брюнинга предпринять необходимые шаги. По мнению Гинденбурга, шансов на это было очень мало. Он был уверен, что у Брюнинга нет иного решения проблемы, кроме применения своих чрезвычайных декретов. К тому же он оказался не в состоянии убедить Брюнинга в невозможности запрета военизированных формирований одной только нацистской партии. Но основное его недовольство вызывала та немыслимая ситуация, когда при его переизбрании он получил поддержку исключительно от левых и центристских партий, в то время как национал-социалисты выставили против него «этого ефрейтора». Он твердо решил составить кабинет из людей, которым бы он лично доверял и которые смогут управлять, не затевая на каждом шагу споров.

Со всем этим я согласился, но постарался доказать ему, применив всю силу убеждения, – и сам Каас не смог бы тогда превзойти меня в красноречии, – что назначение меня на пост канцлера в надежде на получение мной поддержки от партии центра не имеет никакого смысла. Если я соглашусь со своим назначением, то тем самым только навлеку на себя гнев и враждебность своей собственной партии, и он может с таким же успехом призвать для выполнения этой задачи немецких националистов.