Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - Франц фон Папен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резонно спросить: кто же на самом деле несет ответственность за ниспровержение Веймарской республики? Некий молодой генерал-майор, начальник правительственного департамента, не несущий министерской ответственности, пришел, по всей видимости, к убеждению, что государственные интересы требуют отставки германского канцлера. Вполне возможно, что со своей точки зрения он был прав, поскольку после того, как веймарская концепция демократии доказала свою неработоспособность, армия оставалась единственной стабилизирующей силой в стране. Вина за падение парламентского правления лежит на плечах многих людей. Два месяца спустя, когда я стал канцлером и запрет «коричневых рубашек» был отменен, для того чтобы восстановить равное отношение ко всем партиям, меня грубейшим образом обвинили в пособничестве национал-социалистическому движению. Когда я принимал это назначение, Шлейхер заверил меня, что и Гинденбург, и армия желают отмены декрета. Гитлеру он пообещал, что запрет будет отменен в обмен на обещание, что нацисты не будут действовать в оппозиции к моему правительству.
В течение всего этого времени я в своих выступлениях и газетных статьях призывал к радикальному изменению политики Брюнинга. Тем не менее меня даже не поставили в известность о противоречиях, возникших между Брюнингом и президентом, и, когда кризис подошел к развязке, я находился у себя дома в Вестфалии.
26 мая мне позвонил по телефону генерал фон Шлейхер и попросил приехать по неотложному делу в Берлин. Я прибыл туда на следующий день, не имея ни малейшего представления о происходящем, и 28-го числа зашел к нему в министерство. Он обрисовал мне в общих чертах текущее политическое положение, описал кризис внутри кабинета и сообщил, что президент хочет сформировать правительство из специалистов, независимых от политических партий. В то время стало технически невозможным формирование парламентского кабинета, поскольку ни одно сочетание партий не могло обеспечить большинства. Единственно возможным в рамках конституции решением оставалось создание главой государства президентского кабинета. Шлейхер красочно живописал мне невозможность дальнейшей опоры на Брюнинга. Проведенный им односторонний запрет «коричневых рубашек» вынудил национал-социалистов уйти в еще более резкую оппозицию, в то же время поставив президента в затруднительное положение постоянного vis-a-vis с остальными партиями. Он более не считал возможным бороться с такой сильной партией, как нацистская, путем ограничений и запретов, которые приводили исключительно к угрожающему росту ее влияния. Нацисты уверяли, что ими движут патриотические мотивы, к которым громадное большинство немцев испытывало привязанность, и со временем становилось все более сложно оберегать молодых офицеров рейхсвера от притягательной силы их идей.
По словам Шлейхера, Брюнинг утверждал, что никогда не сядет за один стол с национал-социалистами. Но не могло существовать способа добиться от этой партии сотрудничества в делах управления государством, одновременно отталкивая ее все дальше в оппозицию и подвергая, таким образом, ее членов все более радикальным влияниям. Необходимо было найти какой-то выход из положения. Кроме того, Гинденбург был возмущен тем, что выполнение чрезвычайных финансовых декретов Брюнинга снижало жизненный уровень тех слоев населения, которые зависели от пенсий или дохода по вкладам. Экономический кризис можно было преодолеть только значительно более позитивными методами. Президент больше не был уверен в том, что политика канцлера способна уберечь государственную власть и экономику страны от полного развала.
Шлейхер не оставил у меня сомнений в том, что он выступает в роли представителя армии – единственной оставшейся в государстве устойчивой организации, сохранившей единство и свободной от политических распрей благодаря действиям фон Секта и его преемников. В условиях тогдашнего парламентского кризиса этот инструмент поддержания законности и порядка можно было удержать от вмешательства в угрожавшую стране гражданскую войну только при условии, что разрушающаяся партийная система власти будет заменена авторитарным правительством. Это была тема, которую мы обсуждали довольно часто. Из моих публичных выступлений Шлейхер знал о настойчивости, с которой я требовал от Брюнинга формирования национального коалиционного правительства и возврата к идее Бисмарка об объединении постов канцлера и прусского премьер-министра для того, чтобы федеральный кабинет мог подчинить себе прусские силы охраны общественного порядка и обеспечить таким образом устойчивость правительства.
Поэтому я нашел, что полностью одобряю ход мыслей Шлейхера. Но при этом я дал ему ясно понять, что со злом надо бороться начиная с его первопричины и что наибольшие усилия надо сосредоточить на исправлении конституционного законодательства. Система пропорционального представительства с ее тридцатью партиями должна быть заменена выборами по отдельным избирательным округам. Кроме того, необходимо воссоздать верхнюю палату в противовес парламентарной системе. Шлейхер не выказал особого энтузиазма по поводу этих предложений. У него полностью отсутствовал практический опыт парламентария, и он пытался добиться решения проблемы лоббированием и переговорами между политическими партиями, профессиональными союзами, правительством и президентом. Затем он перевел разговор на тему о том, кто должен возглавить новый кабинет. Мы стали обсуждать различные кандидатуры, он интересовался моим мнением. До сих пор в нашей беседе не было ничего необычного, но неожиданно, к моему изумлению, Шлейхер предложил мне взять эту задачу на себя.
Глядя на меня со своей веселой и несколько саркастической улыбкой, он, казалось, наслаждался видом моего смятения. «Ваше предложение для меня полная неожиданность, – сказал я. – Сильно сомневаюсь, что я именно тот человек, который здесь необходим. Как мне кажется, мы достигли согласия относительно мер, которые необходимо будет принять, и буду рад оказать любую возможную помощь, но – стать рейхсканцлером! Это совсем другое дело».
«Я уже предложил вашу кандидатуру старому господину, – ответил Шлейхер, – и он очень настаивает на том, чтобы вы согласились занять этот пост».
Я сказал, что он относится к ситуации слишком легко. «Вы не могли ожидать, что я прямо на месте соглашусь взять на себя такую необъятную ответственность», – заключил я.
Тогда Шлейхер взял меня под руку, и мы стали прохаживаться взад и вперед по кабинету, беседуя как старые добрые друзья. «Вы просто обязаны оказать Гинденбургу и мне эту услугу. От этого все зависит, и я не могу подумать ни о ком, кто лучше вас подходил бы на эту роль. Вы человек умеренных взглядов, которого никто не сможет обвинить в диктаторских устремлениях, а на правом фланге больше нет ни единого человека, про которого было бы возможно сказать то же самое. Я даже подготовил предварительный список членов правительства, который, я надеюсь, вы одобрите».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});