Салат из креветок с убийством - Песах Амнуэль

— Только что, — назидательно произнес комиссар, подняв на Берковича укоряющий взгляд, — вы сами, Борис, утверждали, что грабитель влез в кабинет Малаховского через открытое окно, предварительно справившись с сигнализацией. Вы сами утверждали, что грабитель забрал статуэтку Будды, которая стоит не меньше двухсот тысяч шекелей. Статуэтка стояла на виду, взять что-то другое грабитель не успел, потому что появился хозяин. А лист из тетради мог вырвать и сам Малаховский. Это ваши слова, верно?

— Мои, — удрученно сказал Беркович. — Но сейчас я подумал, что все могло быть наоборот. Именно вырванный лист был целью грабежа, а статуэтку убийца прихватил, чтобы создать видимость…

— Вы все любите переворачивать с ног на голову, — недовольно сказал Бергман. — Не надо усложнять, старший инспектор! Вы же прекрасно знаете: убийства обычно просты, как апельсин, и чем меньше копаешься в деталях, тем быстрее находишь преступника. Все, господа, закончили! Давайте работать.

— Спорная сентенция, верно? — сказал Берковичу старший инспектор Хутиэли, когда они выходили из кабинета начальника. — Я имею в виду: об апельсине.

Беркович пожал плечами: в управлении все знали, как любит комиссар произносить фразы, смысл которых либо скрыт за семью замками, либо настолько очевиден, что их и произносить не следовало.

— Между нами, — продолжал Хутиэли, — почему ты решил, что грабителю нужен был тот листок? Что в нем такого уж ценного?

— В том-то и дело, что для обычного грабителя — абсолютно ничего! — сказал Беркович. — Тетрадь, в которую Малаховский записывал старинные кулинарные рецепты, лежала на письменном столе. Все, кто приходил к Малаховскому, об этой тетради знали. Но гости были не кулинары, а по большей части — коллекционеры антиквариата. У Малаховского же было два хобби в жизни: антикварные изделия и кулинарные рецепты. Как-то он приобрел в Сотби кулинарную книгу восемнадцатого века за шестнадцать тысяч фунтов.

— Рецепты там наверняка некошерные, — усмехнулся Хутиэли.

— Естественно. Между тем, сам Малаховский соблюдал кашрут. Поэтому он никогда не готовил те блюда, рецепты которых коллекционировал. Но в каждом рецепте — это мне сказала его дочь Олив — было что-то особенное, что-то, чего не было в других рецептах. Если салат оливье, то непременно с какой-то уникальной добавкой, придававшей салату неповторимый вкус. Если куриный суп, то непрепенно из какой-то особенной курицы… Понимаешь?

— Ну и что? — пожал плечами Хутиэли. — Почему ты все-таки решил, что убийце нужен был листок из тетради, а не статуэтка?

— Почему он не взял всю тетрадь? — пробормотал Беркович. — Почему вырвал лист?

— Я пробежал глазами твой отчет, — сказал Хутиэли. — Не скажу, что читал внимательно, но обратил внимание: тетрадь лежала на полу в метре от трупа, лист был вырван с корнем, ты сразу это обнаружил, верно? Если бы именно этот лист был целью грабителя, стал бы он так поступать? Он бы аккуратно вырезал лист, а тетрадь положил на место. Но все было, как ты и описал в отчете: грабитель взял статуэтку, тут вошел Малаховский, произошла драка, убийство, преступник хотел замести следы, отвлечь внимание от статуи, увидел тетрадь, выдрал из нее лист, бросил тетрадь рядом с трупом, чтобы на нее непременно обратили внимание…

— Может быть, — уклончиво сказал Беркович. — Надо подумать. Но ты понимаешь, что от этого зависит поиск преступника? Одно дело — искать случайного грабителя: в Петах-Тикве да и во всем Израиле знали, что Малаховский богатый коллекционер, его пытались ограбить уже шесть раз. И совсем другой расклад, если охотились именно за этим листом — это иная группа подозреваемых, гораздо меньшая.

— Да что это за рецепт такой был, из-за которого нужно было убить человека? — воскликнул Хутиэли.

— Это мне скажет Рон сегодня вечером, — спокойно сказал Беркович.

— Рон? — усомнился Хутиэли. — Я уважаю его, как эксперта, но что он может сказать о листе, которого никогда не видел?

— Все записи в тетради Малаховский делал сам, — объяснил Беркович. — На следующем листе должны остаться выдавленные следы. Конечно, там есть остатки и от записей на предшествовавших страницах, так что работы у Рона достаточно. Но я надеюсь…

— Ну смотри, — вздохнул Хутиэли. — По-моему, ты сильно усложняешь себе жизнь.

— Или облегчаю, — сказал Беркович.

Хутиэли с сомнением покачал головой.

Весь день старший инспектор допрашивал домочадцев покойного, говорил с соседями, друзьями-коллекционерами. Выяснил, что характер у Шая был несносным, что домашних — жену, детей, внуков — он терроризировал своими придирками, а хобби его они ненавидели, потому что дед постоянно приводил в дом незнакомых людей, демонстрировал свои сокровища и нисколько не боялся ограблений, даже сигнализацию поставил такую, что любой ребенок мог справиться с ней в два счета. Но ненавидя занятие деда, домочадцы, однако, помогали ему чем могли — ведь коллекция стоила больших денег, и деньги эти после смерти старика переходили к жене, а от нее к детям.

И еще Беркович выяснил, что золотую статуэтку Будды Малаховский купил на аукционе в Дели, а кулинарные рецепты записывал лично — из старых книг или по устным рассказам. Последний по времени рассказ Ида — дочь Шая — слышала сама: отец привел в дом какого-то иностранца, говорил с ним на неизвестном языке, писал что-то под диктовку, а потом долго спорил, и было это неделю назад, а то, что речь шла именно о кулинарии, было Иде ясно, потому что, когда она вошла в кабинет, отец писал именно в кулинарной тетради и на предложение дочери принести кофе только рукой махнул: не мешай, мол.

— Отец знал много языков? — спросил Беркович.

— Кроме иврита, английский и французский — говорил свободно и писал. Но на очень многих языках мог читать со словарем, как-то пришлось переводить надпись с корейского, представляете? Отец купил словарь — выписал откуда-то из-за границы — и не успокоился, пока не перевел надпись. Правда, ничего интересного не оказалось, какие-то семейные дрязги…

Эксперт Рон Хан позвонил Берковичу, когда рабочий день уже закончился и старший инспектор начал нервничать: уходить домой, не зная результата экспертизы, не хотелось, а ждать слишком долго он не мог — вечером должны были прийти гости, Наташа испекла торт и ждала мужа пораньше, о чем трижды напоминала ему в течение дня.

— Я прочитал этот рецепт, — сказал Хан. — Точнее, увидел в рентгене и переснял. Прочитать не могу — я не полиглот, итальянский не учил.

— Рецепт на итальянском? — удивился Беркович.

— Именно.